На втором этаже оказалось тише. Пространство делилось на кабинки, которые легко можно зашторить, скрывшись от посторонних глаз. Доктор повел девушку в самую дальнюю.

— Итак? — Бернардт отодвинул стул для Ребекки, после сел напротив.

Она не спешила заговорить. Он принялся выстукивать невеселый ритм по потемневшей медной окантовке деревянного стола, все еще обдумывая реальность встречи.

— Почему же я пару месяцев был уверен, что ты не слишком жива?

— Мне жаль, что моя пропажа доставила вам неудобства, — Бекка откинулась на спинку стула, отвела взгляд в сторону, словно пыталась что-то разглядеть через задернутую занавесь. Девушка поднесла замерзшие пальцы ко рту и грела их дыханием. — Мне сказали, что я должна уйти, пришлось спровоцировать поломку легкого. Будто оно не совсем пережило купание в реке. Но в больнице мне не дали отойти от операции — забрали через пару часов, как вы ушли.

— Я так понимаю, ты связана с 'охотниками на детали'? — Бернардт открыл меню, небрежно лежащее на столе, и, что-то выбрав, протянул девушке с жестом, который подразумевал, что она может заказывать, что угодно.

После того неожиданного порыва, когда он прижал ее к себе у метро, доктор решил вести себя более отстраненно. Оттого казалось, что меню интересует его больше, чем то, что могла поведать Ребекка.

— Нет никаких охотников за деталями, никто не ворует их, — быстро проговорила девушка, будто пытаясь быстрее скинуть с себя домыслы доктора.

К меню она даже не прикоснулась, только попросила заказать ей бренди, потом добавила:

— Механизмы всегда добывали незаконными способами, как и органы для пересадки. В этом году таких случаев не больше и не меньше. Паника в газетах раздута.

— Надеюсь, та несчастная была уже мертва, когда ее решили выдать за тебя, — доктор не спрашивал, просто выразил надежду.

Ребекка не сняла плаща и продолжала дышать на руки, то ли никак не могла согреться, то ли нашла предлог не смотреть на мужчину. Повисла еще одна пауза, потом, будто очнувшись, Бекка ответила:

— Та девушка умерла у нас. О подмене я узнала только на прошлой неделе. Меня слишком рано забрали из больницы, и только вчера я смогла выбраться в город. Весь месяц пролежала в горячке, стараясь не выкашлять слишком много крови. Но сейчас все уже хорошо.

— Зачем тогда кого-то потрошить? В чем смысл? — Бернардт нажал на звонок, подзывая официанта, затем достал сигарету и прикурил. — Мы работали с некоторыми образцами при пересадке новых механизмов, где в старых моделях детали не были проиндексированы. Я мыслю в верном направлении?

— Считаю, что вам не стоит мыслить в этих направлениях, — отрезала девушка. — Поверьте, рассказывая вам что-то, делаю вамлишь медвежью услугу. А мне бы не хотелось доставлять вам неприятности. Я говорила, что не доведет до добра привычка хранить чужие тайны, — Ребекка, наконец, посмотрела своему собеседнику в глаза. — Посмотрите на меня — я кукла. Мне же каждое неосторожное слово аукнется. Да и вам разве понравился полицейский допрос?

— Аппарата для чтения мыслей пока еще не изобрели, и если ты меня не выдашь, то беседа останется только между нами, — Бернардт замолк, оставив на лице легкую полуулыбку. — Никто не узнает о нашем разговоре.

Раздались шаги, и вошел официант, которому доктор быстро продиктовал заказ. Когда они снова остались одни, беседа продолжилась:

— Хранение тайн мое личное хобби, и я хотел бы понимать, во что оказался втянут. А потом, Ребекка, если за нами следили, то мне наверняка будет не очень хорошо. Приятно сознавать, что я хотя бы знаю, из-за чего. Кстати, Ребекка — это настоящее имя?

— Да, настоящее.

Им подали напитки, Бекка пригубила бренди. Следующая ее фраза вышла жестче предыдущих:

— Знаете, времена, когда я удовлетворяла любые чужие желания, прошли. Ваше хобби — ваша забота, — она вдруг встала. — Может вы, и привыкли играть чьими-то жизнями, но в меня уже играет кто-то другой. Я не хочу сломаться раньше времени. Прощайте, Бернардт! Она решительно вышла из кабинки. Доктор не успел и приподняться со стула, как услышал, что что-то за ширмой с глухим грохотом упало на пол.

Доктор и официант подбежали к Ребекке почти одновременно. Девушку поднял Бернардт, померил пульс. Ничего серьезного, просто истощение, да и кто будет в такие холода разгуливать в осенней одежде? К тому же, были осложнения с легким, если она только-только начала вставать.

Он успокаивающе улыбнулся официанту:

— Слишком тугой корсет. Упакуйте наш заказ и вызовите кэб, пожалуйста. Мы могли бы выйти не через общий зал?

Бернардт поднял девушку на руки и последовал за молчаливым гарсоном. Тут большинство обслуги было именно такой — совершенно не любопытными и молчаливыми, что весьма ценилось клиентами.

Очнулась Ребекка в доме доктора, в постели. Она поняла, где находится, не открывая глаз. В этом ей помогли уже знакомые запахи благополучия: чистоты, дорогой лакированной мебели, и еще каких-то неуловимых тонких незнакомых Ребекке вещей. И запах еды. Девушка открыла веки, чувствуя отсутствие плаща, юбок, а также то, что ее корсет ослаблен.

— Даже не знаю, радоваться ли мне, что я не в участке, или нет, — сев не без труда, она подтянула колени к груди, обняла их руками.

Ее платья были бедны и скромны, но лучше белья, скрытого от посторонних глаз. Оно же было таким перештопанным и истончившимся от жесткой воды, что голой показаться не так уж стыдно, нежели в нем.

Бернардт сидел за небольшим столиком. Он читал книгу, будто нарочито не спеша обратить внимания на девушку, и ел ножку курицы. Так же Бекка приметила и остальные части запечной птицы на подносе, а еще картофель и хлеб. Уловила аромат горячего глинтвейна, пряный и обволакивающий, обещающий согреть.

— Я бы хотела одеться, — сказала она громче. — За мной могли следить, нам не стоило показываться вместе!

— Я внес тебя через черный вход, сам вошел через парадный, — Бернардт махнул куриной ножкой на бордовое что-то, скорее напоминающее зимний плащ, чем предмет домашнего гардероба. — Накинь пока мой халат, твоя одежда в сушке. А еще иди и поешь, а то эффект от твоего выступления смазался.

Доктор захлопнул книгу, и пристально оглядев девушку, добавил:

— Тебя на работе не кормят и не одевают? Осеннее пальто для зимы уже более чем бесполезно.

— Как только подсохнет одежда — я уйду, — Бекка осторожно встала и укуталась в халат. — Вы все еще надеялись пополнить свою коллекцию тайн?

Она опустилась на стул напротив. Ее тонкие руки белеющие на фоне бордовой ткани, торопливо налили глинтвейн в бокал. Ребекка осушила его несколькими глотками, потом положила себе картошки.

— Боже, просто какая-то форма проституции! — воскликнула она, принимаясь за еду. Ей хотелось бы быть более изящной, более сдержанной, но она слишком изголодалась. — Мне печально осознавать, что я в ваших глазах лишь возможность потешить хобби.

— Это скорее форма издевательства, — мужчина поправил манжет рубашки, будто чего-то от нее ожидая. — Сначала морочить мне голову полгода, грубо инсценируя расстройство, потом считаться мертвой, а потом явиться снова и упорно молчать, предупреждая об опасностях, которые могут вообще никогда не случиться. Может, хватит загадок?

— Извините, но вас в этой истории мне жаль меньше всего, — ответила Ребекка, больше думая о том, как восхитительна курица.

Доктор терпеливо ждал, когда она насытится. Он поднялся, и Ребекка проследила глазами за тем, как он подошел к окну, задернул плотные расшитые шторы. И хоть уже стемнело, комната погрузилась в еще более волнующий полумрак.

— Хотите знать, каково мне было у вас 'наблюдаться'? — сказала она, отпила еще глинтвейна и окончательно повернулась к доктору. — Каково, помимо действительно серьезных и опасных сделок, еще строить из себя больную? Стараться держаться на грани помешательства и адекватного состояния, чтобы меня выпускали? Реальность вообще уходит, да и все эти процедуры не облегчали мне жизни! Мертвой я оказалась? Да вам-то что? Вам разошедшиеся после дороги швы в подвале ржавой иглой по живому штопали? Вы потом в этом же подвале задыхались, чаще мечтая, чтобы эта жизнь уже закончилась, чем о том, чтобы продолжалась? Вам ли теперь жить с мыслью, что для вашего прикрытия изуродовали мертвую женщину, бросили ее тело на улицу, без права быть похороненной друзьями? А теперь еще рассказывать вам все? Давайте еще и вас уберут из-за моей болтливости, это мне подбавит мук в аду! Зато ваша коллекция баек пополнится! Ребекка порывисто встала, откидывая на стол салфетку. Но сделала лишь шаг, замерла, будто осознавая выпаленные в гневе слова.