— Как вы определяете этот распорядок? — доктор Штейн протянул девушке руку и все же отвел взгляд, случайно скользнув по ее обнаженной груди. — Почему именно после двух?

Ребекка повисла на руке Бернардта так же, как и тогда, когда Сэм выводил ее из кабинета. Она сосредоточенно молчала, пока они не пересекли порог ванны. Молчала еще с минуту, пока не успокоилась дрожь, после чего девушка отпустила доктора и поспешно отошла.

— Дядя сказал просто так про два часа. Я предпочитаю выходить в город, когда сама считаю это нужным. У меня нет распорядка. Подождите за дверью пятнадцать минут.

— Хорошо. И все же, я могу позволить вам выходить только в свободное время. И возвращаться вы должны до отбоя, — Бернардт задумался, потом все же спросил, — Подобные припадки часто случаются?

— Припадки?

— Дрожь, нарушение мелкой моторики, нарушение координации, — пояснил он.

— Ничего такого нет! Руки — от этого ужасного аппарата во мне. Дрожь — мне страшно, — Ребекка пожала плечами, ей все происходящее в ее голове казалось предельно простым. — Я люблю новые места, но не люблю быть в них узницей, — девушка повернулась к доктору спиной, и ее руки принялись расстегивать юбку. — Я хочу выйти завтра. Сейчас оставь меня, мне не нравится твой запах.

— Тогда до завтра, Ребекка, — Бернард изобразил свою 'понимающую' улыбку, хоть девушка и не видела его, и закрыл дверь, выходя из ванны, а потом и из палаты. Ненормальная ли она? Всего лишь путает имена, да чуток несвязно говорит, в этом городе таких людей довольно много, и никто не считает их 'блаженными'. Видно, благосостояние человечества уже так велико, что подобные мелочи воспринимают слишком серьезно. Или же чем-то она мешала своему дядюшке, помимо чудных речей.

Закрыв дверь, ведущую в общее отделение, он зачем-то повторил:

— До завтра, Ребекка.

Доктор Бернардт Штейн сквозь чуткий сон услышал, как щелкнул язычок замка входной двери. Его дом на Чаринг Кросс безмолвствовал, так что поворот ключа экономки служил отличным будильником, тем более, что миссис Истер Хемлет, уходила всегда в одно и то же время.

Он разомкнул веки, тут же просыпаясь, скидывая малейшие остатки сонности. Жестом без толики сомнения, не глядя, взял с прикроватной тумбочки очки. Спустил ноги с кровати, пара шагов, потянулся. Расшитые бордовые шторы окрашивали утренний свет в красный, плотные рамы не пропускали ни звука уличной жизни.

Доктор сделал короткую, но неторопливую зарядку. Почувствовав, как проснулся и заработал каждый мускул в его сухопаром теле, как утренняя прохлада отступила, и стало немного жарко, он посмотрел на часы. Без надобности, просто ему доставляло это удовольствие — ровно шесть утра.

На стуле лежал длинный халат, рядом домашние туфли. Миссис Истер Хемлет была идеальна, Бернардт слышал поворот ее ключа, но не то, как аккуратно она укладывает поутру его халат, как ставит туфли перпендикулярно стулу, как накрывает для него завтрак в соседней комнате.

Ребекка вздрогнула во сне, и эта неожиданная судорога пробудила ее. Она тут же села в кровати, механическое легкое отозвалось постукиванием в панически вздернутом с простыней теле. Понадобилось несколько секунд, что бы сообразить, где она находится. В комнате было холодно, бело и неуютно. Казенная кровать не плоха, удобна, девушка знавала ложа куда хуже, но сегодня ее спина ужасно ныла, Ребекка чувствовала себя избито. Сколько времени? В палате, конечно же, не было часов.

Поджимая от холода пальцы ступней, она подошла к окну, что выходило на высокую стену, за которой только чуть-чуть виднелись верхушки крон тополей. Ребекка развернулась, вновь оглядывая всю комнату, которую совершенно не помнила ее со вчерашнего вечера.

Свежую газету доктор Штейн отложил в сторону, решив сначала просмотреть письма. Он уже выпил кофе, легко позавтракал и теперь курил, без интереса просматривая корреспонденцию. Чаще это были письма из клубов, в которых доктор состоял, но был редким гостем, приглашения на лекции, симпозиумы. Последние были немного интересней, иногда попадалось что-то действительно стоящее, вот как сейчас — приглашение на симпозиум по трансплантационной хирургии.

Протезы рук с высокой точностью. Как и любая новация в механизации человеческого дела — палка о двух концах. Впрочем, доктор Штейн не был тем, кто волновался о людях оставшихся за бортом прогресса и кого заменили автоматонами. Обе его специальности оставались на высоте востребованности.

Прежде всего, Бернард был хирургом, он часто практиковал, уже больше для себя, так как его новое детище — психиатрическая лечебница, отнимала все больше и больше времени.

Когда вошла сестра, Ребекка все еще стояла, растерянная, у окна, обнимая себя озябшими руками. Конечно же, работница лечебницы не постучалась, не спросила разрешения войти. Она критично осмотрела Ребекку, отнюдь не пытаясь понять, что за человек перед ней и насколько девушка больна. Это скорее был взгляд, окидывающий некий предмет. Сестра лишь оценивала, в порядке ли пациентка, одета ли.

— Одевайтесь, мисс… — высокая женщина, с грубым лицом, заглянула в блокнот, — Локхарт. Я провожу вас на завтрак. Поторапливайтесь.

— А… м… — голос не слушался Ребекку. На нее напал приступ панического стеснения, она до боли сжимала пальцами свои плечи и в ночной рубашке до пола чувствовала себя словно голой под взглядом холодных глаз сестры. — А где Сэм? Вчера он провожал меня…

Идеальное начало дня испортил личный шофер доктора. Сколько денег на него ни тратилось, а точности добиться никак не удавалось. Конечно, доктор Штейн прекрасно представлял, что творится на лондонских дорогах, и ночной дождь, очевидно, не улучшал ситуацию, но все же, почему шофер не может просто приезжать заранее?

Осеннее солнце грело черную ткань плаща, дробилось в лужах, но ветер был холоден и забирался за ворот, рискуя сдуть цилиндр с головы Бернардта. Он мог вернуться в дом, скорее всего, это было бы разумнее, чем дожидаться кэб у порога, тем более, что доктор не жаловал уличную суету, но стоило как-то призвать шофера к порядку.

Поймать другой кэб доктор смог только через пятнадцать минут, а это значило, что по приезду в клинику придется выбирать, что сократить: время на размеренное наведение порядка в делах лечебницы, минус пара важных звонков, или пара не отвеченных писем, или же сократить утренний обход.

Главврач не обходил каждого пациента, некоторых он видел лишь раз за месяц. Обычно это были чьи-то родственники, которых просто спрятали в стенах психушки. Конечно же, все из влиятельных и богатых семей, иначе бы, просто не смогли себе позволить такой уникальный выход — полный пансион, хорошие условия, статус душевнобольного, сохранение тайны. Главным образом доход клиники держался на них — на надоевших женах, на престарелых родственниках, на мешающих братьях, на слишком болтливых любовниках. Кого-то вовсе не лечили, кому-то — о да, быть успешным бизнесменом и быть ангелом невозможно — помогали действительно стать немного безумным и потерять всякий шанс когда-то выписаться. Все решали деньги.

Но были у доктора Штейна и жемчужины его коллекции, некоторых действительно интересных психов он содержал на свои средства, и свидания с ними ждал с нетерпением. Сегодня, как раз было запланировано одно.

Бернард положил на стол так и не прочитанную газету, краем глаза зацепив заголовок 'Механические органы теперь стоят жизней', потом посмотрел на внушительную стопку бумаг, принесенных секретарем, и снова вернулся к газете. Первые строки были таковы: 'Вот уже третье зверское убийство в верхнем Ист-Сайде'…

Резко зазвенел телефон, доктор поднял трубку.

Сестра железной хваткой держала Ребекку за локоть. Девушка, переступая порог, было кинулась за защитой к женщине, но та тут же пресекла это движение, и теперь ее пальцы холодным обручем сжимали ее руку, провожая в столовую.