– Ну, что? – спросил Инзарин у Сидорова. – Сорвалась наша ры-балка?

– Ни хрена не сорвалась! Будет и рыбалка, и с сыном моим по-знакомитесь. Поехали. Я тут одну козью тропку знаю. Чуть дальше по-лучится, но этих вояк мы стороной объедем. Не уверен, что они весь Манжурск в кольцо взяли, мощей не хватит у твоего Ефремова.

И тут со стороны леса раздались короткие автоматные очереди.

Зачем я согласился на эту командировку? Ведь я на девяносто девять процентов был уже гражданским человеком. Осталось только оформить все до конца, получить гражданские документы, жалованье, которое мне

Министерство Обороны задолжало за последние два ме-сяца, но обещало выплатить очень скоро, и конец военной карьере. Работа уже, считай, была. Ждали меня в одной неслабой коммерче-ской структуре. Правда, пока рядовым секъюрити, но Генка Воротни-ков, мой кореш, который работал там начальником охраны, гаранти-ровал, что через месяц-два я стану его замом, а потом и его место займу (Генке через полгода обещали должность начальника службы безопасности в одном банке).

– Я, Славик, про тебя и там не забуду, – убедительно врал мне

Генка, разливая остатки водки по стаканам. А может быть, и не врал, может, правду говорил. – Только место потеплее найдется, я сразу в банк тебя перетащу. В банке работать – лафа. Чистота, уют, кабинет, оборудованный по последнему слову техники, сотрудницы в мини-юбках и с декольте. Загранкомандировки бывают. Правда, ответст-венность большая, но… Будем!

Мы с Генкой выпили, закусили маринованными огурчиками, и он достал новую бутылку 'Немирова'.

– Там, в банке, такие, как мы с тобой, нужны. Красавцы. Опыта боевого у многих полно, а чтобы к опыту такие портреты иметь, как у нас с тобой – таких не много. Ты глянь. – Генка ткнул рукой в зеркало, висящее на стене, он был уже изрядно пьян и молол всякую чушь. – Ален Делон. Все банкирши будут нашими… Ален Делон не пьет оде-колон. Он и горилку не пьет. А мы пьем. – И он свернул колпачок с бу-тылки.

Я посмотрел в зеркало, а так, как сидел от него наискосок, то увидел не себя, а Генку. На Алена Делона он был похож мало. Лицо чистое – ни морщин, ни шрамов, но какое-то пресное, незапоминаю-щееся, а выпитая сегодня горилка делала его выражение глупым. Не-ужели и я так же выгляжу? Мне нестерпимо захотелось это проверить. Я вытащил свою задницу из кресла, подошел к зеркалу.

Вроде бы, ни-чего. Не красавец, но…

Но и Гуинпленом я тогда еще не был.

Гуинпленом, человеком, который смеется…

– Че вскочил? – спросил меня Генка. – Садись, пить станем.

– Мне завтра к восьми в военкомат, так что извини, дорогой друг, пить я больше не буду. Я пока еще человек военный. Трезвость и дис-циплина – прежде всего! Вот уволюсь из армии, тогда мы с тобой это дело и отметим, как положено.

– Ну и черт с тобой, – по секрету сообщил мне Генка и не стал меня уговаривать.

Лучше бы он меня уговорил. Лучше бы выпили мы с Генкой вто-рую бутылку, а потом я бы сгонял в магазин и купил бы еще две штуки.

Лучше бы я набухался до соплей и не пошел назавтра в военкомат.

Авось, вместо меня отправили бы в эту долбаную командировку кого-нибудь другого и с вербовщиком познакомился бы не я, а он.

Едва я перешагнул порог военкомата, меня окликнул какой-то летеха:

– Капитан Свиридов?

– Он самый.

– Подполковник Жбанов приказал передать вам, что вы ему сроч-но нужны. Он ждет вас в тринадцатом кабинете.

– Зачем это? – удивился я. Вроде со Жбановым мы все вопросы решили, остались мелочи, которыми рядовые военкоматские клерки занимаются.

– Не могу знать.

– Хорошо, зайду, – согласился я опрометчиво. Это было второй ошибкой, но кто мог знать? – А почему в тринадцатом? Ведь Жбанов вроде бы здесь, на первом этаже, в девятом кабинете сидит?

– Переехал. В девятом ремонт.

Кабинет под номером тринадцать был закрыт. Я постучал, но мне никто не ответил. Мне бы уйти, оформить свои дела и уйти. Я ре-шил дождаться. Тринадцать! Я не был суеверным человеком, более того, в отличие от многих, я это число, тринадцать, даже любил. На-чать с того, что я родился тринадцатого сентября. Жил я на улице под номером тринадцать в тринадцатой квартире. И вообще, это число в моей жизни встречалось очень часто, но никогда ничего плохого со мной не происходило. Ну, не то, чтобы в моей жизни все гладко было, однако я никогда не связывал мои неприятности с этим числом. Так и дожил до тридцати одного года, а суеверным не стал. Интересно, по-чему-то я только сейчас, когда мы с Хохлом, Рэбэ и Выкидышем под-крадывались к западной окраине Манжурска, сообразил, что, если по-менять местами цифры моего тогдашнего возраста, то снова трина-дцать получится. Вот и не верь во всякую чертовщину.

Преследовало меня это число всю жизнь, преследовало, и настигло все-таки…

Жбанова я знал. Не то, чтобы очень хорошо – насколько хорошо может знать боевой капитан кабинетного подполковника?

Впервые мы с ним встретились в Чечне. Он был еще майором и сопровождал пятерых контрактников до Гудермеса, а я их должен был уже дальше везти, к месту службы. Так получилось, что одна ночь у него и у меня была свободной. Мы посидели с ним в служебном номе-ре гостиницы, выпили, познакомились. Я тогда слегка перебрал и по пьяне рассказал, что решил рапорт подавать, навоевался, мол, к гра-жданской жизни тяготение ощущать стал. Семью хочу завести, детей. О том, что я сыт по горло кровью и смертями моих товарищей, я не го-ворил, но это и так было понятно. Он слушал и кивал головой. Я когда утром встал протрезвевший, подумал, что эта встреча, одна из многих на войне – ну, встретились, врезали крепенько, пооткровенничали на пьяную голову и забыли друг о друге. А когда в родной город вернулся и в военкомат пришел – он был первым, кого я увидал. Он меня сразу узнал, оказалось, что и разговор наш помнит слово в слово. Рассусо-ливать Жбанов не стал, а сразу засучил рукава и принял активное участие в моей судьбе: не тянул с моим рапортом, более того, помог мне его составить, четко и грамотно разъяснил мне

– каким образом я, не полностью выслужив срок, могу уволиться из рядов нашей добле-стной российской армии, помог еще кое с какими бумагами, обещал ускорить выплату задержанного жалования. Так что, я считал себя обязанным ему. А потому я уселся на колченогий стул на лестничной площадке второго этажа, оборудованной под курилку, и стал ждать Жбанова.

Долго мне его ждать не пришлось. Он стремительно взбежал по лестнице, пронесся мимо меня, бросив на ходу:

– Здорово, капитан. Заходи, разговор есть.

Он открыл ключом дверь в свой кабинет, я вошел следом за ним.

Сначала подполковник схватил телефонную трубку и куда-то позво-нил.

– Это Жбанов, – назвался он невидимому собеседнику. Дальше он молчал, только зачем-то кивал головой.

Сказав напоследок: 'Постараюсь' (как-то это прозвучало не по-военному), Жбанов положил трубку и предложил мне сесть и закурить, подтолкнув по столу пачку 'Мальборо'. В общем-то, я уже сидел, а курить не хотелось, только что покурил.

– Могу тебя порадовать, – сказал он, улыбаясь, – вопрос о твоем увольнении в запас, практически, решен.

– Практически? – Что-то мне не понравилось это 'практически'.

– Последняя проверка. Послан запрос во все госпиталя, где ты после ранений находился…

– А что, отметок в моем военном билете и справок недостаточно?

– Такой порядок. Я тут…извини, ни чем помочь не могу.

– И долго ответов на запросы ваши ждать?

Жбанов пожал плечами:

– Недели две…месяц…что-то около того. Может меньше…

– Я без денег сижу, – напомнил я подполковнику. – Да и боюсь работу хорошую проворонить, ожидаючи.

Жбанов развел руками, мол, что я мог сделать – сделал, осталь-ное не в моей компетенции. Он закурил и в упор посмотрел на меня.

– А знаешь что, Слава. У меня для тебя есть работа. Правда, временная. Но денежная. И как раз по твоему профилю.