– Что, грохнуть кого? Я в киллеры не пойду.

– Да нет! – возмутился Жбанов. – В какие киллеры? Ты что – со-всем охренел? Ты думаешь, что я… У меня просто слов нет.

– Ну, извините, господин подполковник, пошутил.

– Шутки у тебя дурацкие… Не надо никого убивать. Нужно про-сто сопроводить одного человека в одно место, обеспечив его безо-пасность, передать там его с рук на руки другим людям. И вернуться назад. Только и всего. Вернешься, глядишь, и ответы на запросы по-дойдут.

– А конкретней можно? Один человек. Одно место. Другие люди. Какие другие? Что за человек? Какое, такое место?

– Место теплое – Ирак.

– Ни хрена себе?

– Один человек – наш человек, россиянин, – продолжил Жбанов, не обратив внимания на мою реплику. – Он должен выполнить в Ираке миссию, о которой тебе лучше ничего не знать. Я и сам не знаю. Знаю только, что он – парень подготовленный, но не в плане физическом.

Какой-то компьютерный гений. А потому нуждается в охране. Другие люди, там в Ираке…

– Можете их не называть, господин подполковник, – сказал я. -

Догадываюсь, кто эти люди. У меня вопрос.

– Задавай, – разрешил Жбанов.

– А что, в ГРУ, в СВР, в ФСБ, наконец, там что, ни одного спеца-гента не сыскалось, чтобы хакера этого в чужую страну доставить и нашим тамошним шпионам его передать?

– Операция проводится под эгидой… в общем, по нашему род-ному

Министерству Обороны проходит. Она не то, чтобы нелегальная, но секретная… Вместо тебя может и кто-нибудь другой отправится, думаю, от желающих экзотическую страну посмотреть, да еще и на халяву, отбоя не будет, но я тебе навстречу пошел. Сам говоришь – без денег сидишь. А тут делов-то на неделю! Да что там, на неделю – два дня. Туда и обратно самолетом. Ну не поспишь двое суток…

О, как, подумал я, двое суток! Значит, ответы на запросы воен-комата в госпиталя – фикция! Сначала Жбанов говорил о том, что их месяц ждать надо, потом, что они придут к моему возвращению из ко-мандировки, а теперь – двое суток. Жбанов продолжал что-то вещать, но я его плохо слушал. Подумал, подумал, почесал макушку, да и го-ворю:

– Че вы там, господин подполковник, про деньги говорили?

– Дорога в оба конца и пятьсот баксов на карман.

– Деньги вперед. Где тут у вас касса?

Жбанов подошел к невзрачному облупленному сейфу, открыл его, заслонив спиной. Как я не старался, как не тянул голову, содер-жимое сейфа не обозрел. Когда Жбанов повернулся ко мне, в его ру-ках была тоненькая пачка зелени и мультифора с какими-то бумагами. Сначала он протянул мне деньги. Доллары были разного достоинства, в основном двадцатки.

– У меня загранпаспорта нет, – сообщил я.

Жбанов протянул мне мультифору.

– Я о нем позаботился.

Замечательно! Все было решено заранее, но думаю, что в слу-чае моего отказа у Жбанова и дублер бы нашелся.

О приключениях своих иракских даже вспоминать не хочется. Полное говно! Клиента я своего потерял при бомбежке аэродрома, где мы с ним больше суток тех самых других людей дожидались, да так и не дождались, а вот авианалета америкозов дождались. Да еще ка-кие-то придурки стрельбу затеяли. Кто в кого стрелял? Не знаю. Все одинаковые – черные, немытые, в грязных чалмах. Палят друг в друж-ку, патронов не жалеют. Орут что-то, но я только гыр-гыр-гыр слы-шу… Понятия не имею, жив ли теперь мой подопечный. Меня оскол-ком в грудь ранило, и по морде пуля скользом прошла. Я, как положе-но, сознание потерял. Очнулся – ничего не вижу, вся голова бинтом перемотана. Грудь болит, дышать трудно. Куда-то везут меня.

Дальше – все в тумане. Когда окончательно в себя пришел, оказалось – я уже не в Ираке, а в Катаре, в какой-то миссии красного креста.

Осколок из моей груди уже вытащили, и рана подживать стала, а вот с визитной карточкой проблема. Пуля эта проклятая из моей рожи кусок мяса вы-рвала, мне концы раны нитками стянули, и стал я похож на монстра.

Одежда моя естественно исчезла, а на мне была надета пижама. Врать не стану, пижама хорошая, американская, наверное. Слегка не по росту, но мне же не на танцы в ней. И еще один изъян у этой пижа-мы был – в карманах пусто: ни денег, ни документов, ни хрена. Я по-пытался узнать, где моя одежда со всем, что в ней было. А как узнать, если я кроме русского, только военно-полевой язык знаю, да в школе когда-то давно инглиш изучал. Только в жизни мне английский язык не пригодился, я его и забыл. Попытался вспомнить, вопрос формули-рую, а мне в ответ: гыр-гыр-гыр, да гыр-гыр-гыр.

Однажды к моей койке (она прямо на площади перед больничкой стояла, в палатах места для меня не нашлось), подошла девица и за-говорила со мной на ломаном русском языке. Видать, догадалась, что я русский. Девицу звали Пэт, она была канадкой с глубокими и древ-ними русскими корнями и трудилась здесь в миссии сестрой милосер-дия. Сказала, что услышала русский мат, когда я бредил.

По-русски многие матерятся, даже китайцы, но Пэт почему-то решила, что я рус-ский. Наверное, потому, что я на китайца не похож.

– А ты откуда русский мат-то знаешь? – спросил я ее. – В вашей семье его не забыли? Матерятся помаленьку?

– У нас в Канаде теперь много русских эмигрантов новой волны проживает, – ответила Пэт. – Все матерятся.

Велик и могуч русский язык!

Я ее о своей одежде спросил, она пообещала узнать, но на сле-дующий день трагическим голосом сообщила, что меня в этот

'хос-пис' привезли почти голого, в одних трусах и татуировках.

Понятно! Деньги мои кто-то спи…украл, и документы кто-то спи…украл. И этот кто-то стал богаче на пятьсот баксов, за минусом стоимости четырех чашечек кофе, да, к тому же, обзавелся хорошей ксивой. Повезло ему! А я, стало быть, оказался на чужбине, изуродо-ванный и израненный, без денег и без документов. Зашибись!

Удру-жил мне Жбанов! Вот тебе и двое суток! Туда и обратно. Туда, то есть сюда, я прибыл, а вот как обратно?

…С Пэт мы подружились. Я даже подозреваю, что она в меня втюрилась, невзирая на мою новую экстравагантную внешность. Когда мы с ней прощались, это случилось где-то через месяц со дня нашей первой встречи, она плакала и предлагала уехать с ней в Канаду.

Мо-жет, нужно было принять ее предложение? А? Это я сам у себя спра-шиваю. Жил бы сейчас где-нибудь в Торонто или в Монреале.

Сделал бы себе хорошую пластику, выправил бы поврежденное иракской пу-лей лицо, ну, если бы, конечно, денег раздобыл. Да раздобыл бы, куда б я делся? Пэт помогла бы мне устроиться на работу. Жил бы, трахал ее. Из благодарности. Но я не смог. Не любил я Пэт. Как женщину не любил. Нос у нее был великоват, лицо сильно веснушчатое, а груди почти совсем не было, мне другой тип женщин нравится. Дурак!

Знал бы тогда, что со мной вскорости произойдет, не стал бы кочевряжить-ся…

Зачем я об этом сейчас думаю? Зачем я вспоминаю Жбанова, Пэт,

Генку Воротникова? Они в другой жизни остались, а кое-кого и вовсе на белом свете нет. Сейчас о другом думать надо, о том, как мне в живых остаться. Это – вопрос номер один. А потом… Свалю-ка я, если, конечно, живым останусь, в Канаду? Разыщу там Пэт. И…, дальше все в соответствии с только что гуляющими в моей голове мыслями.

Так, все, сосредоточься, Гуинплен. Вот, блин! Быстро я к своему новому прозвищу привык, даже мысленно себя так называю.

Итак. До Манжурска – один рывок. Вон там засада, за ней – до-рога проселочная. Засаду я во время своей разведки срисовал. Сала-ги! У дороги нас ждут. Ну что с них взять? Молодежь!

Я остановился у зарослей орешника и, приложив палец к губам, поманил к себе Рэбэ. Он подошел, а я осторожно приподняв ветку, по-казал:

– Вон в том кочкаре ребятишки с автоматами сидят.

Он пригляделся:

– Вижу.

– Нам сейчас чуть западнее обойти их, а там – не оцепление, а решето.

– Ага. – Рэбэ кивнул головой.

Только мы двинулись, я впереди, за мной Рэбэ, за ним Хохол с