Геворк встал перед открытой клеткой, позвал:

– Маузер, ко мне!

Не подчиниться зову дисциплины Маузер не мог. Он медленно выполз из вольера и стал у левой ноги хозяина, как полагается по инструкции.

Геворк повел его без поводка. Маузер показал чудесную выучку. Он шел у ноги так, как будто был простым придатком человека, частью его тела. И, когда Геворк внезапно остановился, пес не сделал ни одного лишнего движения – застыл в предписанной позе.

– Вот это да! – сказал восхищенный журналист и попросил разрешения сфотографировать собаку.

Потом он стал расспрашивать: сколько Маузер раскрыл преступлений? Какие были наиболее интересные случаи?

Геворк снисходительно улыбнулся:

– Собака сама по себе преступлений не раскрывает. Собака – лишь точный инструмент в руках опытного и умного проводника.

Маузер, как обычно, вызывал всеобщее восхищение. Андрей почувствовал прилив горечи. Почему нет Карая? Когда он выскакивал из клетки, всегда радостный, всегда чуть больше возбужденный, чем нужно, когда он прыгал и плясал вокруг хозяина – ловкий, могучий, – никто уже и смотреть не хотел на других собак. Сейчас, конечно, снова Маузер – король питомника.

– Стоять! Лежать! Сидеть! – приказывал тем временем Геворк. – Барьер! – крикнул он.

Большое, костлявое тело старой собаки собралось для прыжка. Мускулы на предплечьях, громадные черные лапы, подтянутое брюхо, даже чуть изогнутый в момент прыжка хвост – все части этой живой машины отлично знали свое дело. Передние лапы в точно выбранную секунду метнулись вперед и вверх, задние быстро подтянулись – и Маузер вмиг оказался по другую сторону барьера.

– Прибавить высоты!

Снова отличный прыжок. Лицо у полковника прояснилось.

Пожалуй, только Андрей и Геворк, знавшие Маузера в его лучшие годы, заметили, что прыжок вышел чуть тяжелее и топорнее, чем раньше. И они понимающе переглянулись друг с другом. Но, может, дело было вовсе не в возрасте собаки, а просто не хватало тренировки?

– Бум!

Маузер пошел по бревну, с брезгливой осторожностью переставляя лапы, совершенно не приспособленные для такой ходьбы. Природа предоставила деревья – стоящие и поваленные – зверью из семейства кошачьих. Но выучка позволяла и собаке преодолеть отвращение к ненадежному, тонкому стволу, перекинутому над рвом.

Спрыгнув на землю, Маузер остановился и вопросительно поглядел на хозяина. Теперь его надо было погнать на лестницу – упражнение, еще более ненавистное собакам, чем ходьба по бревну. Но Геворка обуяло тщеславие. «Вот что умный и опытный проводник может делать с дисциплинированной собакой!» И он властным жестом приказал псу вернуться по буму обратно.

Маузер пошел по бревну еще раз. Лапы у него разъезжались.

– А ну еще! – Геворк самодовольно усмехался. – Бум!

Маузер постоял, подумал, угрюмо зевнул и, неторопливо повернувшись, затрусил к вольеру, согнувшись, прополз под дверцей и лег на подстилку.

– Ко мне! Ко мне! – разъяренно кричал Геворк.

– Оставьте старика в покое, – весело посоветовал журналист, – пес просто решил, что вы над ним издеваетесь.

Полковник молчал.

Андрей понимал, в чем дело. Маузер, давно не работавший на плацу, усомнился в своих силах. Теперь его уже не заставишь выйти из вольера. Андрей вздохнул и пошел за Дикарем.

Он слышал, как за его спиной Геворк объяснял гостям:

– Кличка «Дикарь», или «Карай-второй». От хороших родителей: мать – Дианка, отец – известный Карай, который одно время в нашем питомнике шел вровень с Маузером. Проводник Витюгин, очень толковый. Дикарь – середняк. Ничем особенным пока не отличился.

Все это было верно. И обидно.

«Карай шел вровень с Маузером». Как бы не так! Такого пса, как Карай, в питомнике, может, никогда больше не будет.

Дикарь стоял в вольере, просунув нос меж прутьев, и, вздрагивая от волнения, ждал хозяина. Он молчал, когда мимо проходили чужие люди. Завидев Андрея, он тихонько заскулил и начал вертеться в вольере, становясь то у одной, то у другой стенки на задние лапы. Из клетки он выскочил стремительно, но сразу присмирел и стал у левой ноги хозяина – все сделал, как полагается. При этом он не обидел и себя – тихонько потерся серым боком об руку Андрея и застенчиво, с никогда не гаснущей надеждой заглянул в лицо человека: «Ну как, хозяин, добрый ты сегодня?» Андрей молча пристегнул поводок и пошел с собакой на плац.

После Маузера, наверно, Дикарь покажется гостям ничтожеством. Это естественно. И обижаться тут нечего.

Все же Андрей не ждал, что журналист предложит:

– Снимите одну доску. Высоко для него.

– Нет, – сухо проговорил Андрей, – должен взять.

Он жестом послал Дикаря вперед. Пес прыгнул. Он очень хотел выполнить приказ, очень старался, но задние лапы не нашли опоры, скользнули по доске, и пес упал на землю.

Полковник сказал:

– Вы не чваньтесь, можете уменьшить высоту.

Андрей упрямо мотнул головой:

– Служебно-розыскная собака обязана брать два метра, товарищ полковник.

Дикарь повернул морду к хозяину, чуть шевельнул настороженными ушами. В его глазах Андрей прочитал готовность. Ничто не отвлекало пса. Все дело только в том, что он разболтался без тренировки.

Надо было подать команду. Андрей медлил.

Он шагнул вперед и положил руку на теплую плоскую собачью голову. Дикарь вздрогнул, весь сжался на секунду от непривычной ласки. Андрей чувствовал, как напряглись у собаки мускулы. Он сильнее сдавил мохнатую теплую голову. И это было как просьба: «Сделай ради меня».

«Ради тебя – могу, – сказали преданные собачьи глаза. – Ради тебя – что угодно».

– Барьер!

Собравшееся в комок серое тело метнулось к щиту. На секунду оно показалось Андрею ракетой, выпущенной в небо.

– Ну и прыжок! – восхищенно сказал журналист.

Этого успеха Андрею было мало.

– Барьер!

Второй прыжок был еще лучше прежнего.

…Почему же все-таки Андрею сейчас так неловко перед самим собой? Почему не радуют успехи Дикаря?

Ведь он ни за что не приласкал бы собаку просто так, бескорыстно, хотя и знал, как ей этого хочется. Сердце не звало его переступить раз навсегда намеченные границы делового контакта. Зато, когда от собаки потребовалось чрезмерное усилие, тогда – пожалуйста! – он снизошел до ласки. И в этом было что-то унизительное, спекулятивное. А главное – что-то такое, чему в дальнейшем все равно не будет места в отношениях этого человека с этой собакой. Андрей как бы обманул собаку – вот что было самое неприятное.

Но Дикарь сейчас был готов на любые подвиги. И это надо было использовать.

– Бум!

Пожалуйста! Смотрите все! Пес храбро идет по бревну.

– Бум!

Идет в обратную сторону.

– Бум!

Вот на этом-то и сорвался Геворк. Может, в третий раз уже не стоит гнать Дикаря на бревно? Да нет, можно и в третий раз, и в четвертый. Отказа не будет.

– К лестнице!

Согнув лапы, Дикарь в противоестественной позе ползет по круто поднимающимся вверх перекладинкам. На верхней площадке он приостанавливается, чтобы перевести дыхание. Теперь самое трудное – крутой спуск: головой вниз, а неверные задние лапы еще где-то наверху и осторожно нащупывают круглые перекладинки.

– Ко мне, Дикарь!

Становится у левой ноги. И точно так, как когда-то Карай, спрашивает взглядом: «Что еще нужно? Приказывай, хозяин!»

Все-таки – сын Карая.

Потом Андрей посылает пса на задержание. Парень в просмоленном комбинезоне отбивается, стреляет в землю. Небольшая серая собака стремительно бросается нэ него, сбивает с ног.

Дикарь, сын Карая. А все же – не Карай.

Полковник доволен. Благодарит за службу.

Журналист фотографирует собаку. Просит, чтобы проводник рассказал о ней поподробнее.

– Оставляет, знаете, самое лучшее впечатление…

– Что рассказывать? – сухо говорит Андрей. – Вы же слышали характеристику, данную начальником питомника: посредственная служебная собака.