Именно это и сбивало ее с толку. Что, если способность видоизменять реальность и саму память о ней присуща не только этой единственной молекуле? А вдруг это случается постоянно? Сколько раз, напечатав или написав слово, она останавливалась в нерешительности: ей вдруг начинало казаться, что оно пишется по-другому. Она проверяла правописание и, убедившись, что слово написано верно, двигалась дальше. Но ощущение «неправильности» все же оставалось.

— Мы должны понять, что с ней происходит, — донесся до нее голос Монне. — А для этого ее, прежде всего, надо стабилизировать.

— Но как это сделать, если мы даже не помним, как она выглядела изначально?

Вытащив из кармана пробирку, доктор протянул ее Наде:

— Теперь у нас есть новая проба.

Надя буквально выхватила у него пробирку и трясущимися руками стала готовить пробу для голографической установки. Заправив ее в аппарат, она стала ждать.

Наконец в воздухе появилась молекула, и Надя чуть не закричала от радости. Это была та самая молекула, что стерлась из ее памяти. Сейчас она ее вспомнила и сразу почувствовала себя лучше.

— А где вы нашли изначальную «локи»?

— Позаимствовал у носителя. Внутри носителя она не меняется, пока ее не извлекут на свет божий.

Надя повернулась к Монне:

— Вы по-прежнему держите источник в секрете?

— Пока да.

Надя чуть не заплакала от досады. Ей так хотелось узнать все до конца. Это должна быть какая-то органическая субстанция. Растение? Животное? Что?

— А таинственное «небесное явление»? Это тоже секрет?

— Я просто не хотел говорить, пока вы сами не убедитесь в изменениях. Само по себе это явление вполне заурядно и случается двенадцать — тринадцать раз в год — это новолуние.

Надя облизнула губы.

— Новолуние? А когда оно наступило?

— Вчера вечером. Ровно в 8.42.

Лунные фазы. Они определяют многие биоритмы на нашей планете. Новолуние — это время, когда на землю не льется лунный свет, самая темная ночь месяца.

По ее телу пробежал озноб.

— Я бы хотел, чтобы вы начали работу немедленно, — сказал доктор Монне. — Нам нельзя терять время. В следующий раз носитель «локи» может быть для нас уже недоступен, и мы навсегда утратим возможность разгадать эту загадку.

— Может быть, прибегнуть к посторонней помощи? Ну, раз у нас только двадцать девять дней в запасе...

Доктор Монне энергично затряс головой:

— Нет. Абсолютно исключено. «Локи» не должна покидать эту лабораторию. По-моему, я достаточно ясно дал это понять.

— Да, но...

— Никаких но и никаких консультаций на стороне.

Монне побледнел, но был ли это гнев или страх, Надя не поняла.

Но он не должен перекладывать всю ответственность на начинающего исследователя.

— Надеюсь, вы мне поможете, — жалобно сказала Надя.

— Конечно. Чтобы сэкономить время. Покажу вам все тупики, в которые я уже упирался. А дальше вы будете двигаться самостоятельно.

— Но вряд ли вы так уж можете рассчитывать... — неуверенно начала Надя.

Монне протестующе поднял руку:

— Я не говорил вам, но, прежде чем взять вас на работу, я позвонил доктору Петрилло.

Надя застыла. Ее научный руководитель в ординатуре, царь и бог в мире анаболических стероидов.

— Что же он сказал?

— Чего он только не наговорил. Я никак не мог его остановить. Он был очень рад, что вы занялись исследовательской работой, а не зарываете свой талант во врачебную практику. Вы недооцениваете себя, Надя. Я же, наоборот, отдаю вам должное. Но у вас будет и дополнительный стимул: если вы сумеете стабилизировать молекулу в течение ближайших четырех недель, вы получите премию.

— Но в этом нет необходимости.

Он улыбнулся:

— Не торопитесь, пока не узнаете сумму. Что вы скажете о миллионе долларов?

Надя онемела. Она открыла рот, но слова застряли в горле.

— Вы... вы сказали?..

— Да. Круглая сумма в один миллион долларов. Вы можете...

Раздался стук в дверь, и в лабораторию заглянула седоватая женщина. Это была Пат, работавшая в компании техником.

— Извините, доктор Монне, но вас просит к телефону мистер Гаррисон, — сообщила она.

— Передайте, что я ему перезвоню, — раздраженно отозвался Монне.

— Он говорит, что это срочно. «Непредвиденные обстоятельства», так он выразился.

— Ну хорошо. — Монне повернулся к Наде: — Я скоро вернусь. Сейчас нет ничего важнее нашей работы.

Еще бы, подумала Надя. Миллион долларов... миллион!

Цифра эта все время вертелась у нее в голове, пока она сидела и мечтала, на что потратит эту сумму. Они с Дагом смогут сразу пожениться, купить дом, раскрутить его компанию, решить все проблемы и начать жить.

Прошло десять минут, а Монне все не появлялся. Надя выглянула за дверь.

— Где доктор Монне? — спросила она Пат.

Та показала на дверь.

— Он поговорил с мистером Гаррисоном и побежал наверх.

«Сейчас нет ничего важнее нашей работы». Она усмехнулась. Значит, все же есть. Будем надеяться, что «непредвиденные обстоятельства» не окажутся слишком серьезными.

Подойдя к установке, она стала вращать трехмерное изображение, стараясь привыкнуть к его несуразному виду.

Я тебя доконаю, думала она, глядя на молекулу. И вовсе не из-за денег... Ты мне бросила вызов, но победа все равно будет за мной.

Но и от премии отказываться не стоит. Ни за что.

— В нашу компьютерную сеть залез хакер! — сообщил Кент Гаррисон, как только Люк запер за собой дверь.

Раскрасневшийся Кент стоял у стола, сняв пиджак. На голубой рубашке темнели пятна пота.

— Не совсем так, — поправил его Эдвардс. Одетый в безукоризненно сшитый синий костюм, он сгорбился за столом, положив изящные руки на темно-коричневую поверхность. — Похоже, кто-то пытался взломать защиту, но уверенности пока нет.

Ошеломленный Люк опустился в кресло.

— Что? Каким образом? Я считал, что у нас лучшая в мире зашита.

— Видимо, нет, — процедил сквозь зубы Кент, бросив мрачный взгляд в сторону Брэда, который отвечал за компьютерную сеть.

Когда рядом не было Драговича, Кент вел себя очень агрессивно.

— Меня уверили, что защита у нас самая современная, — оправдывался Брэд. Его всегда тщательно уложенные волосы были в беспорядке, словно он все время запускал в них руки. — Но это было в прошлом году. Хакеры тоже не стоят на месте.