Правая дверь распахнулась и с десяток горящих злобой глаз уставились на карриорца. Опасаясь бластерного огня, который Дарт мог обрушить на них, подручные Зауггуга закрывались большими прозрачными огнеупорными щитами. Дарт, усмехнувшись, отбросил бесполезный огнемёт и откинулся в кресле.

— Руки за голову, коп! — из-за спин бандитов торжествующе завизжал Зауггуг. — Не вздумай схватиться за бластер, а то сам получишь в лоб горелую отметину! Вылезай! Моя взяла!

Дарта грубо выволокли из кабины и связали по рукам и ногам.

Вокруг комиссара толпился разномастный сброд с Йокрианской каторги и планет, которые подпали под власть Рассадура. Немало среди них было антропоморфных существ, похожих на самого Дарта, но больше было созданий странных, причудливых, отталкивающих, подчас не похожих абсолютно ни на что. Сказать, что одно из них напоминало полутораметровую жабу, имеющую восемь глаз и громадные, как у слона, клыки, другое — медузу с множеством колышущихся присосок, третье — вставшего на дыбы червяка с большим круглым животом, в котором билось что-то живое, — значит, не дать даже отдалённого представления об их внешности. Невозможно никакими словами описать вид той поистине сатанинской толпы, которая сгрудилась перед пленником и злобно визжала, рычала, ревела и пищала, протягивая к нему свои клешни, руки, щупальца, усики и присоски. Невозмутимый вид комиссара только распалял общую ярость.

Вперёд вышел Зауггуг — антропоморфный гуманоид с далёкой, неизвестной в Конфедерации планеты Иппиульт. Ростом едва доходя Дарту до пояса, он словно состоял из двух шаров: большого, являвшегося его туловищем, и поменьше — головы. Туловище держалось на двух тонких ножках; такими же тонкими были две руки, которые их обладатель едва мог свести на собственном выпуклом животе; тонкой была и шея, поддерживавшая бледно-белую голову с большими оттопыренными ушами и чахлой рыжеватой растительностью на макушке. Половину лица — полнощёкого, с приплюснутым носом-пуговицей — скрывали тёмные очки. Дарту было доподлинно известно, что Зауггуг их почти не снимал.

— Что, попался? — брызжа слюной, провопил главарь. — Долго ты за нами охотился, коп, немало помотался за нами по космосу! Нервишки мы тебе потрепали изрядно! Но и ты доставил нам хлопот! Всё, игра в кошки-мышки кончилась!.. Смотрите, ребята, какая добыча нам досталась! — И Зауггуг захохотал, тыча пальцем Дарту в живот. — Не правда ли, мы его оставим на десерт? Его мясо — самое лакомое, потому что оно — комиссарово…

Зауггуг говорил на галактическом эсперанто — языке, созданном на основе языка планеты Шабур, астронавты которой, как принято считать, одними из первых в Метагалактике стали практиковать перелёты через субпространство. На эсперанто говорили все космолётчики Конфедерации, к какой бы расе они ни относились, обходясь в общении друг с другом без лексикаторов. Зауггуг, конечно, не мог его не знать.

Бандиты разразились восторженным рёвом. Злорадно ухмыляясь, они старались ущипнуть, царапнуть, причинить боль Дарту ещё до пыток, которым намеревался подвергнуть его их босс.

Боли Дарт не чувствовал, но он вздрагивал от брезгливости при прикосновении их мерзких конечностей. Он сам удивлялся, откуда только у него берутся силы бесстрашно смотреть в глаза этим уродам. Если бы у него не пропала слюна, с каким удовольствием он плюнул бы в их наглые морды, особенно в рожу Зауггуга! Отсутствие слюны было, наверное, одним из побочных действий чудодейственного препарата…

Когда Зауггуг хохотал, его туловище колыхалось, удивительно походя на наполненный водой резиновый пузырь.

— Пусть поживёт ещё пару часов! — верещал главарь тонким голоском. — Пусть своими глазами полюбуется на наш сегодняшний обед, ха-ха-ха-ха!..

Дарта вытолкнули в соседнее помещение, куда за ним последовала вся свора. В дальнем конце просторной каюты лежали пленники с полицейского звездолёта, товарищи Дарта. Это были те, кому в последнюю минуту удалось спастись в аварийных челноках и кто был притянут гравитационной сетью к кораблю бандитов. Из двухсот членов экипажа в живых осталось всего два десятка — измождённых, бледных от голода и жажды. Многие были в беспамятстве. Лишь двое или трое подняли голову, услышав горестный возглас своего командира.

Подбежавшие к ним бандиты принялись раздавать удары направо и налево, а затем, по знаку Зауггуга, заталкивать их в большую трубу с прозрачными стенками, тянувшуюся от пола до потолка. Затолкнув их в неё, бандиты захлопнули за ними дверцу, после чего внутри трубы, откуда-то сверху, начал медленно опускаться поршень. Дарт в смятении отвернулся — он не мог смотреть, как поршень, опускаясь, давит людей…

Зато бандиты разразились радостными восклицаниями. Они подступили к самой трубе, глядя, как за её стенками брызжет кровь и ломаются кости. Поршень приподнялся, затем с новой силой обрушился на месиво тел. И так несколько раз, покуда в страшной давильне не образовалась какая-то чудовищная кровавая каша из мяса, сухожилий, мозгов, внутренностей и переломанных костей. Наконец поршень окончательно ушёл в потолок, и оттуда на ужасающее месиво пролились брызги какой-то жидкости.

— Побольше, побольше дай соусу! — покрикивал Зауггуг. — А то человечина слишком пресная, перчиком да разносолом её надо обработать! Вот так… Хорошо… Теперь налопаемся всласть…

Дарт отворачивался, стараясь не смотреть, как бандиты лопатами выгребают из трубы кровавое месиво и наполняют им корыта. По каюте распространился тяжёлый запах, который, по-видимому, способствовал повышению у каннибалов аппетита. Их глаза алчно загорелись, конечности затряслись. Отталкивая друг друга, они ринулись к кормёжке.

Дарт замычал от гнева, задёргался, но верёвки держали крепко. Он был беспомощен, и сознавать это было мучительно.

У корыт образовалось столпотворение. Зауггуг с визгом пробежал по спинам своих подчинённых, рухнул с головой в самое большое корыто и забарахтался в нём, захрюкал, заурчал от удовольствия, глотая омерзительную жижу.

Рацион бандитов составляла в основном синтетическая пища; свежее мясо и кровь были для них редким удовольствием, и потому корыта опустели в считанные минуты. Дольше всех ел Зауггуг. Он прямо-таки купался в кровавом месиве. Живот его раздулся до того, что на нём лопнула одежда.

Он вылез из корыта отвратительно голый, весь измазанный кровью и человеческими останками, с невероятно разбухшим животом. Подняться на ноги он не мог, и по его знаку двое братков с чешуйчатыми телами подняли его и усадили на широкую спину третьего бандита, смахивавшего на вставшую на четвереньки обезьяну. Зауггуг сидел на нём как в кресле, развалившись и выпятив живот. Чешуйчатые придерживали его с боков.

В кулаке главарь сжимал кусок человечины. Велев поставить пленника перед собой, он принялся вдавливать ему этот кусок в рот.

— На, жри, коп, — хрипел он, рыгая, отдуваясь и с шумом выпуская газы, в то время как его подручные хохотали и улюлюкали. — Человечина, обработанная специальной приправой, — это пища богов!.. Ну, чего не жрёшь?… Вы, люди, многое потеряли, что не едите друг друга… Нет еды слаще и вкуснее… Ничего, скоро вас приберёт к рукам Рассадур, и человечина станет вашей любимой жратвой… Ха-ха-ха-ха!..

Вой, свист и дикий рёв бандитов наполнили каюту.

— Ты за это жестоко поплатишься, — вымолвил Дарт, отплёвывая мертвечину.

— Клянусь, я слопаю тебя всего целиком! — Зауггуг мстительно ухмыльнулся. — Выпью твою кровь, обглодаю и сгрызу твои косточки! По древнему обычаю, бытующему на моей планете, храбрость и сила врага с его мясом и кровью переходят к тому, кто его сожрал… Ты — мой!.. — Растопыренными пальцами бандит потянулся к лицу пленника. — Твоя кожа, глаза, язык, горло — всё это уже через пару часов будет перевариваться в моём желудке!

— А не лопнешь, упырь?

Зауггуг, действительно, едва не лопался — до того нажрался. Срыгиваемая кровавая слизь текла по его подбородку и грязному животу.