Саксонский посланник Лефорт характеризовал тогдашний зимний дворец вот как: «это омут интриг, кабалы и дебошей; роскошь, бесхарактерность, лень и равнодушие — видны тут во всём».
Единственный вопрос, к которому Екатерина проявляла известную толику интереса, это были заботы о наследниках, о детях. Всего нарожала она 7 детей, но в живых остались лишь дочери повара. Анна, старшая из них, была выдана замуж за герцога Карла-Фридриха Гольштинского, и этот принц вскоре пронюхал, что при дворе «возлюбленной» тещи куда не худо живется, да и будущность куда завиднее гольштинской; сказано — сделано, и наш принц пристроился около своей нежной belle-mere, да еще так пристроился, что даже и дела всемогущего Меньшикова как будто бы зашатались.
Младшей же дочерью, Елизаветой, Екатерина не особенно интересовалась; как прозорливая мать, она вмиг поняла, что Лизанька проложит сама свою дорожку, совьет и сама свое гнёздышко, и она в этом отношении судила удивительно правильно. Говорят: видно птицу по полету, и Екатерина, видать, сразу узнала свою пташку по крылышкам.
В ту пору Лизанька состояла в любовной связи с простым рядовым Шубиным. По уверениям на то призванных, это был её первый любовник. Уж слишком хотелось молодой царевне возвысить своего Адониса в чине и звании, а несмотря на все её старания и хлопоты, поднять его выше сержанта ей не удалось, но в сущности в любви ведь чины и т. п. главной роли не играют: он был здорового телосложения — чего же было желать еще больше?
Около того же времени Елизавете было повелено обручиться с двоюродным братом гольштинца — вернее сказать: голоштанца, так как он действительно был одним из этих! — с епископом Любека, но последний умер и, таким образом, ему не было суждено вести столь многообещавшую невесту к алтарю.
Кое-когда всплывали около Екатерины и её деревенские родственники, и характерно то, насколько эта женщина была груба и неблагородна. С тех пор как она повенчалась с Петром, она ни разу не вспоминала о своих бедных родных, и только во время одной из поездок в Ригу вспомнила Екатерина о существовании этих родственников. Она была у богослужения и по возвращении домой была остановлена сгорбленной, седой старушкой, окруженной целой кучей детей. Это была мать Екатерины, теща великого Петра. Бедняжка, всеми забытая и оставленная, жила она в имении Ленневарден в Лифляндии в качестве поденщицы, куда ее забросила судьба из Литвы. Екатерина приказала фон-Волфеншильду «оценить» всех этих её родственников и по совершенной сделке откупила у него этих крепостных. Их тайком привезли в Петербург и поселили там, как царским родственникам подобает. Своего брата Карла произвела Екатерина в графа Скавронского, зятя Генриха — в графа Тендрякова, зятя Иоахима — в графа Ефимовского. Чины, богатства и пр. посыпались на простых мужичков со всех сторон, их детей произвели в камергеры, кого в посланники, в генералы и т. д., и нужно сознаться, все эти посты были настолько легки, что и наши вновь испеченные сановники (что они грамоты не знали, это уж само собою!) исполняли их вполне, как то требовалось. Зазвенела и деньга в карманах наших новых графов и князей, и разумеется столбовые дворяне и даже многие заграничные принцы уже помышляли о том, как бы посвататься тут, как бы урвать тут кое-что. О том же, что эти высокопоставленные особы еще два-три месяца тому назад возили на поля навоз, доили коров и носили вшивые жупаны, — о Боже мой, об этом ныне говорить воспрещалось. Теперь их возят, им кланяются, их величают. Даже польский магнат Запейя, у которого прежде жил в крепостничестве отец Екатерины, подумывал, как бы покумиться или породниться с ней, и Воронцовым, Строгановым и Минихам «это счастие» даже привелось испытать.
Но над головой Екатерины стала собираться буря. Её склонность к гольштинцу причиняла Меньшикову не мало головных болей, и он уже стал бояться того, что этот пришлец чужеземный подставит ему ножку и что он чрез нее спотыкнется. Уж в одном деле (обручение Елизаветы с любекским епископом) поступила царица против намерений своего первого министра, а тут вдруг призывает она еще своего шурина в государственный совет и наделяет его голосом. Этого Меньшиков всего более боялся, и нужно было энергично восстать против этого опасного parvenu. Но оказывая оппозицию гольштинцу, пришлось нашему злодею стать в враждебные отношения и к царице, своей покровительнице. Последнее, правда, больших забот Меньшикову не представляло, на дружеские отношения с Екатериной он, попросту сказать, плевал. Нужно было сыскать подходящее лицо, которое с одной стороны направляло бы враждебные стрелы против императрицы, с другой же стороны вполне прикрывало бы стоявшего за ним заговорщика.
Выбор премьер-министра пал на молодого Петра Алексеевича, внука Петра Великого и сына замученного Алексея Петровича, жившего совершенно замкнуто ото всего мира с сестрой Наталией. Меньшиков обеими руками ухватился за этого десятилетнего мальчугана и во что бы то ни стало порешил выхлопотать ему всероссийскую державу. Но намерения Меньшикова касались кроме этого и чего другого: он «порешил» посватать молодого царя со своей дочерью и сестру царя со своим сыном, а став раз в такие близкие отношения к правителю, Меньшиков думал добиться регентства, так как Петр в то время еще не был совершеннолетен. Разумеется, при этом каждому было ясно, что хитрая лиса имела в виду, главным образом, личные выгоды. А так как для приведения всего этого в исполнение нужно было согласие и с внешней стороны, то Меньшиков подкупил дом Габсбургов, посулив им за это на случай войны поставить 50 000 солдат.
Всё было готово и можно уже было приступить к делу, а тут вдруг царица-матушка захворала, и захворала-то не на шутку.
Пьянство и чрезмерные половые излишества расстроили окончательно её организм, начиналась водянка, в груди обнаружились серьезные нарывы, и врачи объявили её состояние крайне опасным. Екатерина умирала, но её новому недругу Меньшикову этот процесс казался слишком долгим и скучным. Он не любил ждать. В 1726 г. было уже предпринято отправить Екатерину к прародителям, отравив её пищу, но заговор был еще вовремя открыт. И покорный слуга своей самодержавной повелительницы не побоялся поставить ей сети и еще один раз. Известно ведь, что сластолюбивая Екатерина (в прямом, а не переносном смысле) имела привычку каждому посещавшему внутренние её апартаменты мужчине хлопать по карману или обыскивать последние, чтобы узнать, не принес ли он ей конфеты. И вот, рассказывает секретарь фон-Гельбиг, в одно прекрасное утро явился к царице Меньшиков с докладом, Екатерина по своему обыкновению требовала от него гостинцев, он, разумеется, не отказал ей в них. Конфеты эти были пропитаны ядом, и Екатерина после недолгих мучений отправилась к праотцам. Было это 17-го мая 1727 г. Официально же было объявлено, что она скончалась от легочного нарыва.
За Екатериной Алексеевной вошел на прародительский престол хотя и одиннадцатилетний, но уже до мозга костей развращенный мальчик Петр II. Первые четыре месяца нового правления вполне соответствовали требованиям Меньшикова: всё плясало под его дудочку, и изо всего он высасывал то, что ему желалось. Прежний пирожник, за шутки и прибаутки полюбленный Петром I и возведенный сперва в придворные лакеи, добившийся же благодаря своей мудрой политике до первого сановника отечества, по старой привычке забавлял царя-ребенка своими побасенками. Повсюду пользовался этот всемогущий министр почетом и уважением и правил страною de facto. Венский двор поспешил предложить ему почетный княжеский титул, в русском же дворянском календаре Меньшиков значился под громким титулом герцога Ингерманландского. Грудь этого Бисмарка 18-го века была вплотную завешана первыми орденами, звездами, бриллиантами как своей, так и чужих стран.
Дочерям покойной царицы, а также герцогу Гольштинскому Меньшиков под предлогом гигиенических соображений воспретил посещать молодого императора, опираясь на то, что епископ Любекский, жених Елизаветы, умер от оспы.