– Нет, – ответил обладатель хриплого голоса. – Тут секретарей нет.

И повесил трубку.

Манч тупо уставилась на телефон. Гудки прерванной связи никогда раньше не казались ей такими бесцеремонными. Она только сейчас поняла, насколько скучает по Деб. Желание услышать голос подруги было сильным до боли, оно сдавило ей грудь. Она любила Деб как сестру – больше, чем сестру. То, что они пережили вместе, связало их навеки.

Деб поддержала ее в самый тяжелый час ее жизни – в то утро, когда она выписалась из больницы после выкидыша. Тогда она еще не знала, что исторгшийся из ее тела бесформенный комочек плоти был ее единственный шанс, что детей у нее больше не будет. Но, и не зная этого, она, как ни странно, успела сильно привязаться к неизвестному существу – ни мальчику, ни девочке, два месяца росшему у нее внутри. У нее еще даже живота не было. Горе утраты застало ее врасплох – ей казалось, что она потеряла ребенка, которого растила и любила много лет.

Деб не стала напоминать о крепком ликере «Сазерн Камфорт», который Манч хлестала накануне, говорить, что он мог вызвать выкидыш. Увидев у своих дверей Манч, Деб просто завела ее в дом. Она поджаривала для Буги сладкий хлеб. Манч сидела на кухонном столе в полном оцепенении и смотрела в одну точку.

– Хочешь хлеба? – спросила Деб.

Манч с жадностью пожирала кусок за куском, словно никогда не знала вкуса хлеба. Но ведь она раньше не знала и вкуса любви…

А теперь Деб и Буги живут в деревне, счастливо – и без нее.

Повесив трубку, Манч коротко помолилась о том, чтобы Деб, где бы она ни была, жилось счастливо и спокойно. И, пока ее связь с небесами еще не прервалась, Манч добавила:

– Ты создал Слизняка, так что обойдись с ним по справедливости. Пожалуйста.

Она часто называла Всевышнего на «Ты»: коль скоро он способен читать ее мысли, значит, вполне способен понять, когда она обращается к Нему, а когда – к кому-то другому.

Выйдя из здания коронерской службы, Блэкстон поехал прямо в криминалистическую лабораторию службы шерифа. Она была лучшей в городе и находилась всего в нескольких кварталах. Он зарегистрировался в вестибюле и через массивную дверь прошел в коридор, украшенный свидетельствами прошлых триумфов здешних экспертов. Первое, что ему бросилось в глаза, – сильно увеличенная фотография отрезанного пальца, лежащего на полу некой комнаты. Таким членовредительским способом, смекнул Блэкстон, преступник пытался избавиться от отпечатков пальцев и скрыть свою личность.

Фотографий было много, но ему больше всего запомнился снимок женщины, лежавшей на полу в классической позе самоубийцы; пистолет упал у самой ее руки. Однако бдительные следователи заметили у нее на ладони кровь. А как на ладони могла оказаться кровь, показывал на суде серолог, если бы женщина сжимала рукоятку пистолета? На подписи к фотографии была проставлена дата осуждения ее мужа.

Было тут и несколько фотографий детективов из отдела расследований, стоящих на деревянном крыльце с еще дымящимися винтовками. Окна позади них были разбиты выстрелами, а входная дверь перекрыта желтой лентой. Снимки сделали сразу после того, как ребятам шерифа удалось задержать преступника, расправившегося с двумя полисменами. Из подписи следовало, что убийца умер по дороге в больницу.

Аккуратно держа листок из блокнота за уголок, Блэкстон вошел в дверь, по застекленному верху которой шла надпись «ДАКТИЛОСКОПИЯ». Он с радостью увидел, что дежурит сегодня Майк Келлман.

– Хочу попросить вас снять отпечатки пальцев, – сказал он, здороваясь.

Келлман принял от Блэкстона бумагу и уложил ее на специальную рамку.

– Расследуете убийство? – спросил он.

– Убийство, перестрелку… Долгая история. Вы не могли бы посмотреть прямо сейчас?

– Конечно, – ответил Келлман. – Но некоторое время это займет. И мне нужны ваши отпечатки, чтобы их исключить.

– Держал только большим и указательным, – сказал Блэкстон, прижимая пальцы сначала к чернильной подушечке, а потом к карточке для отпечатков пальцев.

– Оставьте на всякий случай все десять, – попросил Келлман.

– Как скажете.

Келлман обсыпал обе стороны листка угольным порошком, переворачивая бумагу длинным пинцетом. Работая, он как-то странно прищелкивал языком, хмыкал и поджимал губы.

Через полчаса Блэкстон устал ждать и спросил:

– Есть что-нибудь?

– Только ваши, – ответил Келлман, откладывая лупу. – Но вот здесь отпечатались какие-то слова. Видимо, они были написаны на предыдущей странице. – Пинцетом он поднес листок под яркую лампу над рабочим столом. – Отнесите это в отдел «Сомнительных документов». Посмотрим, что они скажут.

– Спасибо.

Блэкстон через две ступеньки поднялся на второй этаж. За дверью с надписью «СОМНИТЕЛЬНЫЕ ДОКУМЕНТЫ» он обнаружил двух лаборантов: они склонились над микроскопом, оживленно споря насчет меток на двадцатидолларовой купюре. Блэкстон встречал этих парней раньше, но никак не мог запомнить их имена. Про себя он называл их «Матт и Джефф»: они напоминали ему известную комическую пару. Один – высокий и худой, второй – низенький и толстый, но оба отличались нездоровой бледностью, обильной перхотью и неухоженными ногтями. По прежнему опыту общения Блэкстон знал, что долгие приветствия не только не нужны, но даже нежелательны. Он начал с места в карьер:

– Нужна ваша помощь.

Лаборанты устремили на него остекленевшие глаза. Коротышка подался вперед и взялся за пинцет, удерживавший листок блокнота. Блэкстон ощутил сильный запах масла для волос.

– Что тут у вас? – спросил длинный. – Шантаж? Попытка вымогательства?

– Не исключено, что соучастник убийства, – ответил Блэкстон, чуть преувеличивая. – Келлману показалось, что здесь отпечатались следы надписи, которую можно прочесть.

– Если есть следы, прочтем и надпись, – заявил коротышка, громко сопя носом.

– Вам, ребята, надо бы побольше бывать на воздухе, – посоветовал Блэкстон, глядя, как они бережно укладывают листок под специальную лампу.

Высокий закрыл дверь и притушил верхнее освещение.

– Смотри внимательно, – сказал он.

– Вот она! – откликнулся коротышка.

Блэкстон заглянул через его плечо и увидел четыре группы слабых линий и завитушек, которые прямо на глазах начали превращаться в знакомые буквы и цифры. Матт и Джефф изменяли угол освещения, пока не смогли прочесть все слова. На верхней части листка стояло: «СПИСОК». Ниже было слово «Каньонвиль», а рядом с ним – «самая вкусная шоколадка».

– А что в верхнем углу? – спросил Блэкстон. – Вот эти цифры?

– Это дата. Вчерашняя.

– Спасибо, ребята, – поблагодарил Блэкстон, убирая листок в конверт для вещественных доказательств. – Картина постепенно проясняется.

Однако, уходя из здания, он по-прежнему гадал: кто эта таинственная женщина? Она явно знала погибшего и была достаточно привязана к нему, раз захотела сообщить его имя. А как она связана с Каньонвилем? К чему относится слово «Список»? Список чего? Контрабанды? Оружия? Наркотиков? Краденых вещей? И что, черт бы побрал все на свете, значит «самая вкусная шоколадка»? Какой-то шифр? Может, первые буквы слов что-то означают?

Он вытащил записную книжку и занес туда все вопросы, чтобы позже над ними подумать. Первый вопрос был: «Кто она?».

Вернувшись в участок, он узнал, что Алекс уже проверил имя Джона Гарилло и сразу же получил информацию. Джонатана Гарилло в последний раз арестовывали в Венис второго августа. Он обвинялся по статье 649 Федерального кодекса: «Пребывание в общественном месте в состоянии опьянения». Когда Блэкстон присоединился к Алексу, тот как раз просматривал копию рапорта об аресте. Лицо на приложенной к делу фотографии определенно походило на лицо их Неизвестного. Отпечатки пальцев, конечно, позволят окончательно установить личность погибшего.

В рапорте производившего арест полисмена говорилось, что подозреваемый был арестован на бульваре Линкольна: полисмены заметили его нетвердую походку. Гарилло заявил, что идет в гости к друзьям, проживающим поблизости; результаты тестов на алкоголь оказались положительными.