Я аж похолодел. Стоило ему оглянуться и посмотреть на крышу. Я толкнул локтем Морриса и показал ему на Шепа. Моррис тихо выругался.

Вик как ни в чем не бывало сидел чуть ли не на самом коньке. Как только он туда забрался! Я обошел вокзал с обратной стороны и увидел, что тут приставлена лестница. Я быстро забрался на крышу и схватил Вика за шиворот.

– Ты что тут делаешь, болван? – прошипел я.

– Сосу, мисти сэр. – Он вытащил изо рта и показал мне какой-то корешок. – Хочешь?

– Давай отсюда, тарелки грязные, – сказал я.

– Чистые, мисти сэр, – ответил он.

– Они еще говорят о нашей жестокости! – говорил тем временем другой оратор. – Разве мы держим негров в кандалах? Разве по улицам Гедеона не разгуливают свободно так называемые рабы? Посмотрите на крышу вокзала, сколько там устроилось черномазых! Они свободно слушают волеизъявление наших горожан!

Толпа, как по команде, обернулась в нашу сторону.

Тут я рывком сдернул Вика на другой скат и чуть ли не скатился вместе с ним к лестнице. На земле я отпустил ему пару хорошеньких тумаков. Он было завыл, но я сказал:

– Ты видел своего хозяина?

– Нет, мисти сэр.

– Он тебя ищет. Сейчас же беги и прячься за депо. Мы за тобой придем.

Но все обошлось. Шеп не заметил Вика.

«Страшила», стало быть, собрался в дорогу. На него укрепили голубое знамя с большой черной розой в середине и маленькими розами на белом кресте. Кузнечик Джеф сидел в будке сам не свой от счастья. Предстоял путь до форта со многими остановками. В Аржантейле, Кроликтауне и Пинусе, в крошечных селениях и даже на плантациях.

Везде будут говорить речи, проклинать Север и призывать к отделению. Похоже, Гедеон вспомнил, что он когда-то был столицей. Черная Роза затеяла большое дело. «Страшиле» предстояло стать знаменитостью.

Бьюсь об заклад, что, сидя в будке, Кузнечик Джеф представлял, что ему и «Страшиле» когда-нибудь поставят памятник. Если вдруг отделится Черная Роза, а за ней все южные штаты, как же тогда без памятника?

Правда, начал «Страшила» не слишком удачно. На первых же милях сорвалась муфта в водяном насосе. Джеф и его помощник возились с ней целых два часа.

По этому случаю мы с Моррисом сочинили песенку:

Моррис часто заводил с Виком один и тот же разговор. Особенно во время работы, когда обхаживал «Пегаса», крутил гайки, заливал масло. Вик стоял рядом, засунув в рот палец.

– Так, – говорил Моррис, валяясь под колесами. – Значит, ты сбежал?

– Да, мисти сэр, – отвечал Вик.

– Так… – тянул Моррис. – Выходит, ты себя украл у хозяина?

– Угу, – отвечал Вик. Этот разговор почему-то доставлял ему удовольствие.

– А сколько ты стоишь, мой африканский внук?

– Десять уилли, сэр.

– Выходит, ты украл у своего хозяина пятьсот долларов?

– Да, мисти сэр.

– И тебе не стыдно? Разве хорошо красть?

Лицо Вика расплывалось в широченной улыбке, и вся обойма белых зубов сияла на солнце.

– А котенка ты тоже украл?

– Да, мисти сэр.

– А сколько же стоит твой котенок?

Вик молчал и улыбался до ушей.

– Я думаю, доллар-то он стоит, смоляное дитя? Значит, ты украл у своего хозяина пятьсот один доллар. И тебе не стыдно?

– Угу, – пищал Вик.

– А вдруг ты сбежишь и от нас? – спрашивал Моррис.

Вик мотал головой.

– А между прочим, лучше бы сбежал. Ты знаешь, что из-за тебя нас с Майком могут повесить?

Вик радостно кивал головой.

– Ах ты паршивец! – Этим кончалась беседа.

Иногда Моррис входил в вагончик и морщил нос.

– Я бы не хотел жить в Африке, – заявлял он. – Там слишком много негров.

– Но и здесь их немало, – замечал я.

Кто-то назвал Черную Розу слоеным пирогом из черного и белого теста. Если так, то черным тестом были, конечно, негры, белым нищие вроде Джима Эда, а уж плантаторы – крем сверху пирожка.

Свободных негров в Черной Розе почти нет. Я знал только двоих, Вольного Чарли и его помощника Плохо Дело с Дровяного полустанка. Какой-то сумасшедший плантатор на Миссисипи распустил своих негров, и вот двое перебрались сюда.

Зря они это сделали. Надо было подаваться за линию Мейсона, границу между Пенсильванией и Мерилендом. Там спокойней. А здесь, в Черной Розе, свободный негр хуже белой вороны.

– Нет, застрели меня из двадцать второго калибра, в толк не возьму, что это за штука, свободный негр? – говорил плантатор. – Съезжу-ка посмотрю. Я хочу поглядеть, что у него за рыло. Чем отличается от моих голубчиков. Неужто его нельзя выпороть?

Вольный Чарли и Плохо Дело думали, что если они заберутся в горы, то никому не будет до них дела. Но они ошиблись. Спасало их только то, что в этом месте белые не хотели рубить дрова для дороги. Глиноеды тем и отличаются, что они работают не больше, чем нужно для прокорма. А много ли требуется одному человеку? Подстрелил пару куропаток – вот тебе и еда на три дня. Зачем еще рубить дрова?

Несколько раз проездом белые палили по хижине Вольного Чарли и Плохо Дело. Но те, как заслышат свисток паровоза, сразу прячутся за валуны. А дрова? Дрова уже на платформе, бери столько-то охапок, оставляй денежки. Машинисты не обманывают негров, они всегда платят. Иначе не будет дров на Дровяном полустанке перед самым большим подъемом на всей дороге.

Моррис затеял с Вольным Чарли особое дело. Недалеко от полустанка он нашел уголь, неглубоко под срезом горы. Моррис решил переходить на «алмаз». Это куда выгодней: можно катить до самого форта без единой заправки с любым грузом.

Но только он сомневался, что Вольный Чарли и Плохо Дело потянут. Да ведь и платить надо больше. Уголь колоть – не сосну пилить.

– Эй, корсары! – кричал Моррис, когда останавливался «Пегас».

Вольный Чарли и Плохо Дело выглядывали из-за валуна.

– Как дела?

– Ох, не спрашивай, Моррис, – вздыхал Плохо Дело. – Неважные дела, совсем неважные. Вчера опять проезжал кто-то и ругался. Говорит, сверну вам шеи.

– Да вы сами ему сверните, – шутил Моррис.

– Я бы свернул, – мрачно говорил Вольный Чарли. – Только нас очень мало. Всего двое. А вас очень много.

– Нет, дорогой брат, – говорил Моррис. – Это нас мало, а вас много. Ты считал, сколько негров во всей Черной Розе?

– Это стадо черных овец, а не негры.

– Ничего, – успокаивал Моррис. – Когда-нибудь овцы станут пантерами.

– Долго ждать, – мрачно отвечал Вольный Чарли.

Что и говорить, неграм нелегко в этих краях. Однажды я читал в газете статью. В ней говорилось, что негр устроен совсем не так, как белый. И скелет у него другой, и кровь течет не в ту сторону, и желудок другого размера. Похоже, что это враки, но не все думают так, как я.

Однажды на галерее Бланшаров зашел разговор о белых и черных, о мулатах, креолах и индейцах.

Был среди гостей какой-то белобрысый увалень, сын богатого фермера. Слушал этот увалень, слушал, а потом встал и говорит:

– Негр похож на лошадь. Он пахнет, как лошадь, а у некоторых в штанах спрятан хвост!

– Фу! – сказала Дейси Мей, а Мари Бланшар покраснела.

Чем отличаются негры от белых, так это своим суеверием. Я люблю слушать про всякие приметы, а тот же Плохо Дело называл мне сотни:

– Если увидишь в зеркале покойника, будешь несчастлив.

– Если кролик перебежит тебе дорогу налево – плохой знак, направо – хороший.

– Если чихнул в постели, кто-то придет.