Непрошено пришли на ум слова утопленницы: "смерть не ходит за тобой, но ты ходишь за смертью". Что-то мне это нравится все меньше и меньше.

— Как вас зовут?

Мастер натянул капюшон до самого носа и притворился, что спит. А может, и правда уснул, могу представить, как требует отдыха его организм.

Вернулась Ее Величество, улеглась, Полла осталась приглядеть за костром, а сэр Эвин пошел проведать коня. Я зевнула, повозилась. Спина жаловалась на поднятие тяжестей. Ничего, ничего, все равно показалось легче, чем мешок с цементом.

Когда я поднялась ночью по неотложным делам, Полла спала подле своей королевы, сэр Эвин клевал носом, изображая дозор, а Мастер… а Мастера на полянке не было.

Я на всякий случай проверила свои пожитки. Серьги были на месте, погребенные на дне мешка, так же как и туфли. Ну хорошо, а то есть такой сорт мужчин, которые исчезают — а вместе с ними пропадает техника и изделия из драгметаллов.

Я прокралась между деревьев в сторону от овражка, а то еще не хватало свернуть шею. Приятный куст нашелся недалеко, и я уже поправляла с облегчением рубаху (которую мне дала Полла после купания в источнике, а я так и не вернула), когда рядом вспыхнул огонь. Я отпрыгнула, зацепилась пяткой за корешок, чуть не полетела навзничь, но устояла, схватившись за кору.

— Так вас и растак!..

— Тише, — сказал Мастер, играя огнем над ладонью. Язычки пламени лизали его пальцы. — Тише, а то перебудите все благородное собрание.

— Вы тут диверсию, что ли, устраиваете, что нужно соблюдать тишину? — поинтересовалась я злым шепотом.

Мастер поднял брови. Тени на его лице лежали густые, он выглядел еще более умученным — и немолодым.

— Что это за язык?

— Что? А… — я повертела ступней, надеясь, что не вывихнула. Сказала: — Диверсия. — Так и есть, рот не захотел произносить его на местном наречии, и сказал по-русски. Наверное, у них нет этого слова. — Гм, действительно. Это мой родной язык.

— Никогда не слышал.

Я пожала плечами.

— А я знаю почти все наречия соседних стран, — продолжал он.

— Значит, я не из соседней страны.

— Тогда — откуда вы, леди? — спросил он. Шагнул ближе. Я оперлась спиной на дерево, сложила руки на груди. Сказала возмущенно:

— По нашему уговору вопросы задаю я.

— Это был уговор? Гм. Допустим. Но он не отменяет светской любопытности. Вы родились не здесь. Можно предположить, что вы вообще не родились, но это противоречит… фактам. — Он оглядел меня, задержавшись взглядом в вырезе рубахи. Я хотела дать ему по острому уху, но глядел он, очевидно, на царапины.

— Почему это я не родилась?

— Мир не видел вашего рождения, посему на вас нет печати жизни. — Он потер подбородок. — Печати смерти тоже нет. Верно?

— Откуда я знаю? — удивилась я.

— Как вы можете этого не знать? — удивился в ответ Мастер. Потер бровь пальцем, другую руку отвел чуть в сторону, приглушил пламя. — Вы гомункул? Кто вас создал? Исключительная работа.

— Ч-что? Нет! Никто меня не создавал, — рассердилась я, — кроме мамы… матушки и отца.

— Очень жаль, — сказал Мастер, обошел меня с боку, поднял руку с огнем, освещая лицо. — Исключительная работа! Шедевр. Был бы.

— Ну уж простите, что разочаровала!

Мастер приложил палец к губам. Ха, слов местным не хватает, а жесты те же самые. Я понизила голос:

— Как вас, в конце концов, зовут?

— Зовите меня Мастером, как все.

— Но имя-то у вас есть? — Он выпятил подбородок в уже знакомой манере. Я фыркнула: — Что, чародеи не открывают имен?

Он склонил голову набок, словно синица, разглядывая пшено.

— Это так, леди.

— Ну хоть скажите, чего вы Мастер. Мастер — чего?

— Мастер фейерверков, — доложил он, чуть поклонившись, — при дворе Его Величества короля Готефрета Доброго.

— И что же, правда занимались фейерверками?

— Не только, — сказал Мастер, значительно поднял палец. — Также иллюминацией дворца и всякого места, где король и его гости изволят пребывать, а также огнями над прудами и озерами для создания мистического чувства, а также украшением блюд, а также сиянием знамен, инсигний и знаков отличия, а также малой погодой, а также волшебными знамениями для различных нужд, а также…

— Что такое "малая погода"?

Мастер перевел дыхание, переступил с ноги на ногу.

— Это легкое исправление погоды в определенном месте на короткое время. Нагнать грозу посреди ясного дня — не мои обязанности и, скажем прямо, склонности, а исправить слегка хмурый день на безоблачный — дело для меня.

— Здорово, — сказала я искренне. — А много вас было при дворе?

— Мастер-распорядитель празднеств и главный астролог — помимо меня. Хотя астрология — это пародия на настоящее искусство! — Я согласно кивнула. Мастер продолжал: — Кроме того, ученики и подмастерья. Леди, при всем моем почтении, вы завершили свои дела, а я, обуянный теми же желаниями, еще нет.

Я секунду соображала, потом прыснула и оставила его в покое, пошла ложиться. Если повезет, урву еще немного сна.

Я дождалась, пока вернется Мастер, дышала ровно, изображая забытье. Слушала, как он трет руки над углями, а потом кутается в плащ. Мастер фейерверков, какая славная должность.

Наутро он попытался идти сам, но вышло у него ровно до первого кустарника. Он выбился из сил и сел там же, где стоял, принялся стирать выступившую из открывшихся порезов кровь. Сэр Эвин взял его за загривок, как кота, поднял. Королева сказала прекратить, подвела коня ближе. Полла поддержала, и Мастер кое-как вскарабкался в седло. Я потерла поясницу, прогнулась. Мастер уцепился за седло, откинулся, стараясь не касаться королевы, словно она была заразная… или священная, как статуэтка, которую нельзя трогать никому, кроме жрецов. Иногда, правда, он шептал что-то королеве в затылок, показывал, и королева направляла коня туда, куда он тыкал пальцем. Хорошо направлял, наверное, раз мы больше не ходили кругами, а выбрались, в конце концов, на утоптанную широкую тропу. Сэр Эвин шел теперь с рукой на оголовье меча и оглядывался чаще, чем обычно. Я держала топорик наготове. По дорогам кто только ни ходит в неспокойное время. Но королева не спешила скрываться в чаще, а я не жаловалась: идти стало легче. Я на секунду присела, перешнуровала ботинки. Встала, постучала по пояснице. Ноет, что ты будешь делать. Но не надорвалась — я знаю, что такое надрываться по-настоящему, и то, что сейчас — еще цветочки.

Сэр Эвин спросил, что со мной такое. Я буркнула: спина, и пошла нагонять остальных. Что он ко мне цепляется? Или наоборот, это признак потепления? Беспокоится. Хорошо бы, а то надоело, хочу, наконец, почувствовать мужское внимание как нужно, а не в виде недовольства. Я убрала с лица хмурое выражение, улыбнулась ему. Сэр Эвин кашлянул, зашагал быстрее. Я вздохнула, потерла поясницу через платье. Надо купаться перед ним более откровенно, что ли. Но куда уж откровеннее.

По обочинам тропы стали попадаться развалины. Сначала наваленные доски между обломанными столбами, потом плетни, остаток частокола, дальше — остовы домов. В остовах росли деревья, стволы пробивали крышу, ветки торчали из окон. В одной из крон запутался узорчатый конек. Словно дерево проросло прямо из дома, подняло собою крышу, раздвинуло ветками стены. Я поцокала языком. Сэр Эвин осматривал развалины, какие-то просто обходил кругом, в какие-то забирался: скользил в окна ловко, как ласка. Я любовалась.

Чем дальше по тропинке, тем выше становились дома и тем дальше в чащу по обеим сторонам уходили. Мастер показал в заросли, королева придержала коня, Мастер скатился на тропу и побрел к лесу. Я, на всякий случай, за ним. Сэр Эвин поймал меня за руку, но ничего не сказал, только сжимал сильные пальцы. Я глядела ему в лицо, ожидая. Он так и ничего не сказал, отпустил, кивнул в сторону деревьев. Странный вы какой-то, ей-богу, подумала я, войдя с солнца в тень. Или просто нервный. Это неудивительно, учитывая, что королевства у вас не осталось, а королеву наверняка преследуют враги: наверное, это очень позорно, когда кто-то из королевской семьи поверженного государства ускользает и не дает себя расстрелять, или что тут делают с вражьими династиями.

Мастер не слишком вежливо спросил, что леди от него требуется. Я ответила: мне-то ничего, но, может, вам понадобится помощь. Балку там передвинуть или что. Он замер на секунду, потом сказал: хо, и продолжил путь. Тут были даже и улицы, заваленные сейчас палой листвой и поросшие низкой травкой. Мастер вывел меня на окраину, где кончились постройки, а улица тянулась до высокого дома с башней. Деревья обступили его, повалили одну стену, башня накренилась, но держалась. Из обращенных к нам окон торчали кусты. Мастер остановился у роскошной двери на тяжелых узорных петлях, утер лоб и виски. Был он мокрый и дышал тяжело. Как бы опять тащить не пришлось.

Он положил ладони на створку, вокруг его рук вспыхнули синим огнем знаки, расползлись в разные стороны, погасли, добежав до косяка и притолоки. Мастер пробормотал:

— Хорошо. Никто не входил сюда до нас.

— Что это за дом?

— Здесь жил городской алхимик и чернокнижник.

— Вместе жили? — спросила я, помогая ему отворить двери. Они шли тяжело, я ногами распинывала мешавшуюся листву и землю.

— Кто?

— Алхимик и чернокнижник.

Мастер, опершись на раскрытую створку, промокнул лоб рукавом. Я поставила мешок на землю, подала ему фляжку. Он ополовинил ее с жадностью, вернул. Сказал, вытирая губы пальцем:

— Это один и тот же человек, леди. Городок был маленький, этот профан умудрялся совмещать и те, и другие обязанности.

— Почему обязательно профан? — прокряхтела я, пытаясь раздвинуть створки еще. Мастер попятился.

— Потому что, схватившись сразу за два ремесла, ни одно не познаешь глубоко. Но, как я говорил, маленькому городку не нужно многого. Если Мастер-чародей способен сделать аборт жене градоначальника и заговорить дом пивовара от кражи, а Мастер-алхимик умеет сделать эликсир от облысения — этого довольно.