— Там, откуда вы, лучше? — поднял бровь Мастер.

— Не везде, — призналась я, — но мне повезло, я родилась в таком месте и в такую эпоху, что подобные вещи меня минули.

— Неудивительно, что вы хотите домой.

Я хмыкнула. Не только поэтому хочу, а потому что водопровод, центральное отопление, компьютер, еды вдоволь и какую я выберу — и больше никакой природы! Природой я наелась на жизнь вперед.

— Хочу, — сказала я. — Отправьте меня домой?

— Я не умею ходить Тонкими тропами, — сказал Мастер, — вам нужен совсем другой маг. В Рилирвене есть мастера, как я слышал, так что если у Рихензы… прошу прощения, Ее Величества возобладает разум и мы повернем туда, у вас будет надежда.

Расспрашивать про это было жутко и не хотелось, но никуда не деться. Знать всегда лучше, чем не знать. Я открыла рот для вопроса, но тут везде завыло, стены дрогнули, на нас и на стол с потолка сыпанула труха, из окна раздался плач. Мастер накрыл ладонями стакан, чтобы не попал мусор, посидел так, и, как только все кончилось, выпрямился, как ни в чем не бывало, отпил.

— Что это такое? — спросила я тряским голосом.

— Город реагирует на живых, — сказал Мастер. — С проклятыми местами такая штука: они тихие, пока в них кто-нибудь не забредет. Тогда не упокоенная воля прежних жителей чует плоть и душу и пробуждается. Обычное дело. Я предупреждал королеву, но они не изволили слушать.

— Почему?

Мастер потер лоб.

— Сколько в вас вопросов, леди. Хватило бы на десяток придворных дам.

— Мне скучно, — сказала я, — и я ничего не понимаю. Поэтому и задаю вопросы.

Понизу с шипением прошел сквозняк, я подскочила, подняла ноги. Мастер невозмутимо ковырял пальцем печать на горлышке.

— Теперь я вспомнил, — сказал Мастер. — Я читал про это место.

И замолчал. Мне захотелось его пнуть. Я отобрала у него бутылку в оплетке, и не отдавала, пока он не рассказал.

Городок этот не избег судьбы других городков и деревень в той войне: королевская армия проходила их и сдавала без боя, отступая. Иногда король обещал оставить отряд для обороны, иногда — прислать помощь позже. Забирал провиант и уходил. Жители ждали, отбивали орков раз за разом и заставляли дорого платить за каждую улочку. Сожгли целый квартал, чтобы пламя прихватило с собою врага. Они ждали помощи — чему еще верить, как не словам короля? — но не дождались. Магистр сам убил своих дочерей, чтобы они не достались врагу пленницами.

— Ужас какой, — повторила я.

— Обычное дело, — сказал Мастер. — Кеннет Желтый победил в конце концов, так что не принято его порицать.

— Победителей не судят, — буркнула я.

— Верно, — улыбнулся Мастер. — Хорошо сказано.

— Это не я, это до меня.

— Все равно.

А я думала, твари на поляне — это было страшно. А тут чем дальше, тем страшнее. И противнее.

— И что делать? — спросила я.

— Сидите, — сказал Мастер, — наслаждайтесь вином. Мертвые ничего не имеют против вас. Думаю, мы переночуем и уйдем невредимы. Если же нет, то… держитесь подальше от королевы. Так будет безопаснее.

— А что такое?

— В ней мало крови Кеннета, но она есть.

— Так. — Я подняла ладонь. — Стоп. Кеннет Желтый — прадед ее мужа, разве не так?

— Так.

— Брак не делает кровного родства.

Мастер усмехнулся.

— Я же говорил, правящие династии давно уже между собою породнились. Не забивайте голову, леди, — он щелкнул ногтем по бокалу, тот пошел позолотой у края. — Если начнется заварушка — бегите. Я собираюсь поступить именно так, и вам искренне советую.

— Сбежите? — прищурилась я. — Бросите нас на произвол… э… потустороннего?

— Я, между прочим, не просился присоединяться к вашему походу, — сказал Мастер. — И в Лесу, как вы можете понять, искал не королеву и ее людей, а свободы. Но нет, не-ет, — протянул он зло, — судьбе не было угодно! Судьба благоволит только мужьям земли и женам неба, а остальных бросает в их жернова.

Он заговорил на чужом языке, выплевывал слова и тыкал пальцем в меня и потолок. Казалось, что еще немного, и пойму что-то, но кроме редких знакомых слов, речи оставались загадочными. Я слушала, и только когда он немного успокоился, сказала:

— Я ничего не поняла. Что там про жен неба?

— Короли и королевы, — сказал Мастер, откашлявшись. — Король — муж земли, королева — жена неба, и небеса и земля знают их, и самая природа слушает их и ведет.

— Красиво звучит.

— Беда в том, что оно не только звучит. — Мастер хмуро потряс бутылку, выслушал плеск. — Рихенза замыслила дурное. Если ей удастся, это будет великая победа, о ней будут слагать песни, как о Кеннете Желтом. Но вы умны, леди, как я посмотрю, вы, верно, догадываетесь, чьей кровью писаны великие победы.

Кровью тех, о ком потом не говорят в учебниках, подумала я. Граждан, которые соглашались на подвиги и нет, сами бросались на абразуры или были посланы в огонь.

— Эбрар, как я поняла — серьезная угроза. И если он порождает таких уродов, как мы встречали, то он угроза не только вашему королевству, а… — я запнулась, сделала широкий жест, — вообще.

— Пропади оно пропадом, — сказал Мастер. — И это королевство, и соседние. И орки тоже. Откровенно говоря, им вреда от великого генерала еще больше, чем нам. Он делает вокруг себя фальшивую жизнь. Тот, кто живет фальшивой жизнью, не может ни умереть, ни продолжить род. Вы видели, как вы их называете, уродцев. Это — вместо смерти. Тупеют и бродят, если осталась еще воля, а если лишить их движения — будут лежать и гнить. После той войны орки сидели тихо — потому что их, живых, мало осталось — тех, кого Эбрар не успел обратить. Теперь останется еще меньше. И пропади они пропадом. — Он поднял бокал, выпил, запрокинул голову и неприятно закхекал. Я не сразу поняла, что это смех.

— Как вы легко распоряжаетесь судьбами народов, — хмыкнула я, вытряхнула из бутылки последние капли себе в бокал.

— А плевать я хотел, — сказал Мастер намного более пьяным, чем я ожидала, голосом. — Ни один народ не сделал мне добра. Вот эту, вот эту, леди. — Он подпихнул мне бутылку. — Хорошая вещь. Н-ни одна скотина…

Я сдержалась, чтобы не напомнить ему, что его все-таки выучили и воспитали, дали дело, и камзол у него богатый. Что я, на самом деле, знаю? Ничего. Чужая жизнь — всегда потемки. Я сосредоточилась на том, чтобы открыть бутылку, достала кинжал, срубила печать. Выковыряла пробку. Пахнуло хвоей.

— Настойка на елках, что ли? — пробормотала я.

Мастер уронил лицо в ладони, что-то промычал, над головой его собралось голубовато-белое сияние. Мастер помотал головой, поднял лицо, с силой растер. Откашлялся. Глаза были ясные и совершенно трезвые, как и голос.

— Вы недалеки от истины, леди. На шишках. Осторожнее, это довольно забористая штука.

— А вы со мною этот же трюк провернете, — я покрутила ладонью над головой, — как вот сейчас. Полезное уменье, а!

— Вы не представляете, насколько востребованное на пирах, — ухмыльнулся Мастер. Протянул руку, со всех сторон прилетели капли воды, собрались в шар, которым он сполоснул бокалы. Они опять изменили форму, и теперь больше напоминали рюмки. Мастер шлепнул воду прямо на пол, я разлила настойку, долго вдыхала запах и представляла, что я сижу у новогодней елки, шампанское только из холодильника запотевает, из салатниц торчат ложки, бери и клади, а на работу не надо не только завтра, но и послезавтра.

Оливье бы сейчас. Или просто чего-нибудь закусить.

Под потолком бегала белка, а в дальнем углу что-то копошилось. Я попросила Мастера пульнуть туда огнем: если попадет, будет мясная закуска. Мастер швырнул рассыпающий искры сгусток пламени, и то ли не попал, то ли в углу никого не было, а мне просто показалось.

Мы выпили за упокой мертвых и долгую жизнь живых. Питье прокатилось до желудка и упало, как снежок со льдом внутри: тяжко и холодно. Я утерла выступившие слезы. Снежок помалу начал таять, и стало хорошо.

— Я же говорил, — сказал Мастер довольно. — Забористо.

Он почти лежал на столе, подпирал голову, словно она была слишком тяжела, и возил по столу рюмкой.

— Сварите мне зелье, — попросила я. Мастер поднял брови, подождал, пока я продолжу: — Приворотное зелье. Вы умеете?

— Нет, леди, — сказал он, — не мое это ремесло. Но я могу зачаровать какую-нибудь жидкость для того же самого эффекта. Надолго ли вам?

— На один раз, — сказала я, спохватилась под его смех. — На один день, в смысле. Чтобы…

— Чтобы не отказал. Или не отказала?

— Есть разница?

— Для заклинания — никакой. В порядке праздного интереса. Мы с вами нынче делим вино, позвольте же мне некоторые вольности.

— Позволяю, — кивнула я с важностью. Становилось по-глупому весело. — Это он. В порядке праздной… э… откровенности.

— Эвин, что ли? — спросил Мастер буднично, сделал пальцем знак. Бутылка воспарила над столом и наполнила мою и его рюмку. — Не советую.

— Вы против?

Мастер подпер щеку другой рукой, поставив локти по сторонам рюмки.

— Нет. Это не мое дело. Просто будьте осторожны. Ему покуда не нужна жена, насколько я знаю.

— Ну так в этом и смысл! — обрадовалась я. — Избавит от сложностей. Я не собираюсь тут оставаться. Ваш мирок, конечно, очаровательный, но я воздержусь здесь селиться. Мне буквально раз или пару… такой мужчина. Грех пройти мимо.

Питье на шишках развязывало язык, и я не знала, начинать ли уже пугаться.

Мастер кивнул, волосы упали ему на глаза. Он сдул их, вздохнул.

— Все равно будьте осторожны. От него потом не отвяжешься, прикипит душа — и все. А может, это… — Мастер запнулся, смахнул волосы с лица. Прикрыл глаза ладонью. — Впрочем, что это я.

— Если вы против, я не стану… ничего, — проговорила я к большому сюрпризу для самой себя.

— Нет, нет, — махнул рукой Мастер, — пожалуйста, ни в чем себе не отказывайте. Все мы снимаем столько ягод с лозы радости, сколько успеваем.

— Да вы поэт! — воскликнула я.

Выпили за поэзию.

Больше, правда, Мастер ничего поэтического выдать не смог, а единственная короткая строфа, что он сейчас припомнил, оказалась заклинанием, и теперь у нас на краю стола высилось нечто из проволоки, воска и перьев. Мастер сказал, что это украшение, которое надевается сверху дичи перед подачей на стол. Я прислушивалась к своим мыслям и дергала из него перо за пером.