Марх Мэлор пятился и пятился, шагал все мельче и мельче, и, когда уже почти пропал в пламени, огонь спал и потух.

— Вот и все, — сказал Мастер. — Лес вас помиловал.

Марх Мэлор сначала шагнул взад и вперед, каждый раз подходя к дереву с костями ближе, и только потом обложил Мастера, а заодно и меня.

— Я же говорил, — сказал Мастер. — Сброд, дезертир и отребье.

— А ты б молчал, эльфийский блядин сын! — выкрикнул Марх Мэлор, захлопывая ладонью тлеющий рукав. — Сам чего не в королевской армии? Таких, как ты, в ошейник и в первую голову в бой! Беглый, а? Вот и завалил бы пасть.

— Я, в отличие от вас… — начал Мастер и замолчал. Сложил губы в нитку, отвернулся, поддел носком башмака кость из травы, отбросил в сторону.

— Закончили? — спросила я.

— А я не знаю! — всплеснул руками Марх Мэлор. — Что еще, жечь, может, будете? Топить?

Игорек, подумала я.

Был у меня один Игорек, и однажды позабыл перелогиниться со своего аккаунта на мой. А тут возьми и приди личное сообщение. Игорек потом так негодовал, что я читаю его переписку. Это его смущало, а любовное воркование с какой-то девицей из его родного города — нет. И я же еще оказалась виновата. А он — оскорбленная невинность.

Вот как этот сейчас.

Сплошные Игорьки, в какой мир ни сунься.

— Я думала, у вас так принято, — сказала я, — чтобы кто сильнее делал с теми, кто слабее, все, что захочет. Добрая традиция здешних мест. А теперь шевелитесь, и не думайте, что вы теперь свободны, раз есть, куда бежать. Вокруг Лес. Да и у нас длинные руки.

Я потянула коня за собой. Налетел ветер, запутался в верхушках деревьев, на седло упал тяжелый лист, скатился. Ветер толкал нас и Марха Мэлора. Ну, его еще — и водяной пузырь, который летел за ним и то и дело вытягивался в хлыст.

— Куда мы идем? — спросил Марх Мэлор, и я подумала: странно, что именно он среди нас самый разговорчивый. Мастер отводил от лица ветки и к чему-то прислушивался, дама плыла, даже конь не фырчал, а только хрустел палым листом. Правильно я все-таки настояла, чтобы мы заглянули к братии Тихого леса. Теперь, когда мы повесили себе на шею их главаря, нужно пристроить его к делу. И не получится отступить и сказать: ну его к черту, это все, просто верните меня домой.

Всегда легче делать правильное, когда спину тебе подпирают какие-нибудь еще обстоятельства, кроме собственного дурного энтузиазма.

— Мы идем в какое-нибудь удобное место, — сказала я, наконец, — чтобы обсудить план. Вы, мой дорогой, сейчас быстренько вспомните свое военное прошлое и придумаете его нам. План, я имею в виду. Тактика, стратегия, все дела. И пусть это будет хороший план, а иначе… — я чиркнула большим пальцем по горлу. Жест достаточно прозрачный, чтобы его узнали во всех мирах. Марх Мэлор прищурился.

— Что это вы удумали, леди?

— Всего лишь окончить одну препоганую войну.

Марх Мэлор сказал: а, и больше ничего не говорил, пока не начался дождь. Дама повела рукой, капли стали огибать нас, словно скатывались по прозрачному полиэтиленовому зонтику. Я улыбнулась ей, сказала: спасибо, это очень любезное волшебство. Не всякий человек из плоти и крови догадается пустить тебя под зонтик, когда ты мокнешь.

Марх Мэлор тер рот, чесал щеку, выдирал из пятки острые сучки и в конце концов спросил: орков, что ли, перебить? Так говорят, они сами перемрут, если не трогать. Вам-то чего? Это ваш защитничек, ублюдок-то, полукровка, должен беспокоиться. Куда вы его, кстати, задевали?

— В том и смысл, — ответила я, — что я не хочу, чтобы какой-либо народ перемер. Во-первых. Во-вторых, ждать конца войны тоже не хочу, у меня мало времени.

— Спешите куда?

— Именно так.

Ну, тогда конечно, согласился Марх Мэлор.

Какой сговорчивый.

— Вы меня правильно расслышали? — уточнила я. — Вы сейчас должны будете придумать нам план, как прекратить бойню путем одной победоносной атаки, на две нас, наверное, не хватит. И людей у нас нет, только вот мы, — я обвела нашу теплую компанию ладонью. Мастер быстро глянул на нас и дернул головой, убирая волосы с брови.

— Как скажете, мазель, — пожал плечами Марх Мэлор.

Я нахмурилась.

— То есть, это вообще теоретически возможно? В вашу бытность военным вы проворачивали что-то подобное?

— Нет, — сказал Марх Мэлор.

— Так какого ж?..

— Вы бредите, яснее ясного, — объяснил бывший пехотный капитан, покрутил ладонью около уха, — что я, дурак — спорить с тем, кто повредился головой? Нужно соглашаться и давать микстуру.

Мастер обернулся ко мне и сказал что-то длинное на Весенней речи, я ничего не поняла, а дама моя булькнула, и я распознала смех.

— Если все такие умные, то почему я все придумываю и делаю за вас? — сказала я по-русски. Слова скатились с языка совсем чужие, даже конь натянул поводья и пошел было в сторону.

Когда Марх Мэлор понял, что я это серьезно, он сел на мокрое бревно, которое своими водяными щупальцами выволокла на полянку из чащи дама, и долго сидел, сцепив руки под подбородком. Спросил, наконец:

— Почему я?

— Потому что вы — первый и единственный тут знакомый мне пехотный капитан.

— Это было сто лет назад.

— Да ладно, вы забыли все военные хитрости?

Марх Мэлор наклонился, растер мокрую голую ногу, и я вспомнила, что тоже мерзну, хотя и сухая. Попросила Мастера: костерок, если вас не затруднит.

— А мне с этого какой прок? — спросил Марх Мэлор. Поднял бесстыжие глаза. Не бесстыжие даже, потому что не наглые, а спокойные, пуговичные, как у людей, которые совершенно уверены в том, что делают и говорят. — Не надо, мазель, вы ж меня не убьете, хотя и делаете вид. Я вас не боюсь.

Дама вытаскивала из чащи валежины и взмахивала руками, так что влага собиралась на них крупными каплями, срывалась к ней на пальцы. Мастер ногой отламывал ветки и кидал в центр полянки. Я села на одно из бревнышек, втиснувшись между сучками.

— Сколько лет вы были заперты в том доме? — спросила я, глядя в эти пуговичные глаза. Из Марха Мэлора вышел бы плохой плюшевый мишка — потрепанный и с неприятной мордой. — Сколько лет вы ни черта не делали, кроме как варились в собственном соку и одних и тех же историях с одними и теми же людьми? Пили, жрали и гадили. Сколько лет вы подыхали от безделья, сохли оттого, что когда-то вас знали и боялись, а сейчас вы мельче муравья, потому что муравей, в отличие от вас, что-то может, что-то строит и меняет? Сколько лет вам было настолько нечего делать, что вы дрыхли целыми днями, пока дрыхнется, а? Сейчас вы можете сделать что-то полезное. Великое даже. Изменить что-то, чтобы стало приятнее жить не кому-то там, а лично вам. Потому что в мирное время лучше живется всем, купцы по дорогам ездят богаче, население — беспечнее… Вам не надоело — одно и то же, одно и то же? Вы забыли уже, наверное, как это — когда кровь бежит быстро.

Ветки вспыхнули, Марх Мэлор дернулся и чуть не свалился с бревна. Мастер встал за моей спиной. Я подняла голову. Он, сложив руки на груди, глядел в огонь. Дама держалась от костра подальше, и все равно от нее повалил пар.

— Хорошо говорите, мазель, — сказал Марх Мэлор негромко. — Я это уже тогда слышал. Складно говорите.

Я погладила натертую поводьями ладонь. Есть такой момент.

— Раз вы сказали про пожрать — пожрать-то у вас ничего нет?..

Я подняла голову и долго разглядывала его, как в зоопарке. Плюшевый мишка получился бы плохой, а живой зверек какой-нибудь — отличный. Дикая тварь, которая знает, как выживать, и знает это лучше всего.

Не люблю этот мир. До чего дурные мысли у меня здесь завелись. Люди — это люди. Не звери и не вещи. Даже если они тебе активно не нравятся.

— Обеды — потом. Сначала дело.

— А что вы хотите-то? — спросил Марх Мэлор, вытянул к огню ноги, пошевелил голыми пальцами. — Чтоб я придумал, как забороть врага? Этим занимались генералы, я был капитан, что мне говорили — то я и делал и говорил делать своим людям.

— Тем не менее, какое-то понятие о тактике у вас должно быть.

— А как же, — сказал Марх Мэлор с довольством. — Понятие такое: тот, кто втроем ходит брать города, кончает по кускам на орочьих флагштоках. Против армии без армии… не знаю я. Как ваши чародеи, хороши в своем деле?

— Нам необязательно брать столицу, — сказал Мастер поверх моей головы. — Минимально необходимое — умертвить нынешнее тело Эбрара.

Марх Мэлор задумывался, пожевал губами и снова спросил про еду. Я потерла лицо. Это будет долгая ночь, и что-то мне подсказывает, что ночь будет — не одна.