С кожи слетела пара капель и шлепнулись на дорогу. Я схватила руку выше пореза, помяла, сжала и разжала кисть, потрясла, уронила себе под ноги еще несколько. Прошипела: давай, зараза, давай, как в сказках. Я теперь не хуже королевы для тебя. Ты сам меня выбрал.

Утоптанная земля под ногами лопнула, растрескалась, из нее взвилось деревце, шлепнув меня ветвями, и еще одно рядом, и еще — подальше. Земля дрожала, я отступала и отступала, а вокруг поднимались деревья и кусты, сплетались ветвями, так что за ними скоро не стало видно дороги. Поле тоже лопалось и дрожало, сбрасывало траву и рожало деревья, скоро от леса до леса протянулась стена. Я завернула рукав, чтобы он не лез в кровь, прижала его локтем, зарылась в сумку. Деревья повалят — а вот это уже не обойдут так просто.

Мастер повис у меня на здоровой руке. Сказал голосом, какого я от него не слышала:

— Я вам не позволю.

— А я вас и не спрашиваю.

— Я остановлю их сам, не нужно… не стоит…

— Вы их сожжете, а как по мне, хватит мертвых. А если они согласятся на сделку, значит, сами виноваты.

Я потянула у него руку, но Мастер крепко вцепился в запястье и разгибал мои пальцы на сосуде по одному.

— Только попробуйте, — сказала я серьезно, — я вас никогда не прощу.

— Если я дозволю вам — не прощу себе сам, и вы, одумавшись, не простите меня.

Я разжала пальцы — и тут же ткнула его в локоть, Мастер охнул и выронил сосуд прямо нам под ноги. Он не разбился, и я, пихнув Мастера в сторону, с размаху наступила на горлышко.

И рванула прочь, что было сил, и Мастер, не будь дурак, чесал со мной. А за спиной ярился и требовал платы страж леса, обманутый и поэтому очень сердитый сейчас дух, но скоро его скрыли лезущие отовсюду молодые деревца.