Сенаторы поблагодарили государя, отныне императора империи Всероссийской. Певчие пропели: «Тебя Бога хвалим». Стефан Яворский, рязанский митрополит, совершил благодарственное молебствие с коленопреклонением. Снова салютовали пальбой. Зазвучала музыка. Из собора император направился в Сенат, где уже были приготовлены пиршественные столы ни много ни мало на тысячу персон. Широким шагом Пётр Великий шёл через площадь. Восторженная толпа раздавалась перед ним. Люди хватали и целовали его руки и полы кафтана.

В помещении Сената стены обиты были нарочно для случая цветным сукном. Дамы в богатейших нарядах поздравляли императора, исполняя церемонный поклон, по-русски всё ещё именовавшийся «приседанием хвоста». Князь Меншиков и граф Апраксин объявили о наградах и производствах в новые чины и звания уполномоченным на мирном конгрессе и другим лицам. Сорок восемь столов было накрыто в залах, и не осталось за сими столами ни одного свободного места. Но государь и государыня по старинному обычаю русской знати кушали розно. Государь — в большой аудиенц-зале, императрица — в соседнем покое. Обок с императрицей, облачённой в красное платье, шитое серебром, и драгоценный головной убор, сидели юные дочери, цесаревны Анна и Елизавет, белые их платья шиты были золотом и серебром, искусно убранные волосы унизаны драгоценными каменьями. Императрице прислуживали два камер-юнкера, третий стоял перед столом и разрезывал кушанья. Однако цесаревны не были балованы излишним услуживанием, за их стульями помещались лишь их воспитательницы-француженки.

Между тем в аудиенц-зале Пётр занял место во главе стола большого. Все довольно знали обычай государев держаться даже в самые торжественные минуты безо всяких церемоний. И никто не подивился, когда император дружеским взмахом руки повелел князю Меншикову сесть по левую сторону. Александр Меншиков, которого государь зовёт «своим сердцем», — по левую, сердечную сторону... Приближённых занимало, кого пригласит император сесть справа... И когда Пётр подозвал юного герцога Голштинского, сделались вокруг многозначительные переглядывания, кивания и гримасы... Но молодой человек ничего не замечал и поспешно и радостно сел рядом с государем. Пётр приказал попросту садиться и остальным мужчинам. Дамы кушали вместе с императрицей. Ныне за мужскими столами уже не осталось бояр старого времени, помнивших пиры Алексея Михайловича, когда случались лютые драки «из-за места», ведь ближе к царю имели право сидеть самые знатные; и вот и сцеплялись насмерть какие-нибудь двое, решавшие таким образом — кто знатнее... Ныне же все — вельможи, послы иностранных государств — разместились как пришлось... Время было — корабельное, когда выходит в море корабль и оснастка идёт на ходу и ветер задувает попутный; и чудится, будто море — безбрежно, а путь — вечно славен и бесконечен, и почти что царство справедливой Фортуны настало — все получают по заслугам своим, по уму и талантам... И только позже выясняется, что ветер утих, море мало, путь — едва ли не в тупик, царство справедливости не настанет никогда... И тоска, и полный штиль... Но не ныне...

Ныне — литавры и трубы. И государь провозглашает первый тост — в честь заключённого мира. Но для него и праздник — не праздник, а труд, работа по приобщению к принятым в Европе нравам и обычаям. Оттого когда, не докончив кушанья, удаляется он на свою яхту — отдохнуть, соснуть маленько, то всем приказывает обед довершить и не разъезжаться без его повеления.

Но на сей раз государь отдыхает долгонько. И об этом шепчутся, переговариваются. Стареет, хворает Пётр, а в молодости-то был — и вовсе не ведали, когда почивать изволит...

После обеда столы вынесены и начались танцы — до самой темноты. Государь является в залах танцевальных — глядит. Но что же, это ведь не первый бал...

Мужские пиры и пирушки со всяческими шутками, с грубыми насмешками даже и над духовенством — это от старого времени, ещё от пиршеств Рюриковых дружин, этим прославлен страшно двор Ивана Грозного, это наследовал Пётр от отца и деда, от первых Романовых. Пир — времяпрепровождение почти ритуальное, пиром знаменовались возвращения из походов и торжественные жертвоприношения языческим богам, а позднее — и церковные праздники.

Но вот уже три года, в 1718 году, как Пётр издал «Указ об ассамблеях».

«Ассамблея» — слово французское, которое на русском языке одним словом выразить невозможно, обстоятельно сказать, вольное в котором доме собрание или съезд делается, не только для забавы, но и для дела; ибо тут может друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается, при том же и забава. А каким образом оные ассамблеи отправлять, определяется ниже сего пунктом, покамест в обычай не войдёт.

В котором доме ассамблея имеет быть, то надлежит письмом или иным знаком объявить людям, куда вольно всякому прийти, как мужскому, так и женскому.

Ранее пяти или четырёх не начинается, а далее пополудни не продолжается.

Хозяин не повинен гостей ни встречать, ни провожать, ни подчивать и не точию вышеописанное не повинен чинить, но хотя и дома не случится оного, нет ничего; но только повинен несколько покоев очистить, столы, свечи, питьё, употребляемое в жажду, кто просит, игры, на столах употребляемые.

Часы не определяются, в котором быть, но кто в котором хочет, лишь бы не ранее и не позже положенного времени; также тут быть, сколько кто похочет, и отъезжать волен, когда хочет.

Во время бытия в ассамблее вольно сидеть, ходить, играть, и в том никто другому прешкодить или унимать; также церемонии делать вставанием, провожанием и прочим отнюдь да не дерзает под штрафом, но только при приезде и отъезде почтить поклоном должно.

Определяется, каким чинам на оные ассамблеи ходить, а именно: с высших чинов до обер-офицеров и дворян, также знатным купцам и начальным мастеровым людям, также знатным приказным; то же разумеется и о женском поле, их жён и дочерей.

Лакеям или служителям в те апартаменты не входить, но быть в сенях или где хозяин определит...»

Бытует мнение, будто пиры, например, того же Алексея Михайловича — национальны, в то время как петровские ассамблеи — нововведение, заимствованное в Европе. Что касается пиров, то с ними, пожалуй, всё ясно — это феодальная европейская ритуализованная форма времяпрепровождения; и с этой точки зрения — пир дружины Рюрика, трапеза крестоносцев, боярское московское пиршество — всё едино. Петровские же ассамблеи достаточно удивительны для Англии, например, или Франции, да и для любого немецкого княжества. Да, «ассамблея» — слово французское, но трудно даже вообразить себе «ассамблею», именно в петровском понимании, при дворе Карла II или Людовика XV. В распоряжениях Петра поражает не обычный для абсолютистской Европы демократизм — широкий круг допускаемых лиц, недопущение азартных игр, только шахматы и шашки Представим себе подобное собрание в Версале, ку да возможно прийти не только незнатному дворянину, но и купцу, и даже чиновнику, и даже «начальным мастеровым людям». Нет, невероятно!. В Англии, во Франции знатность происхождения ставилась не менее высоко, нежели в Московии первых Романовых. Но Пётр, словно бы памятуя о романовском худородном происхождении, завёл невиданное доселе в Европе общество. Даже если ассамблея проходила у самого царя, вход был практически доступен, Однако Пётр всё же был «самодержцем-демократом», и потому сам назначал, в чьём доме должно быть ассамблее, затем дальнейшее назначение ассамблей зависело: в Петербурге — от обер-полицеймейстера, в Москве — от коменданта. Впрочем, после смерти Петра знать Российской империи следовала в своём времяпрепровождении традициям лондонских и парижских салонов, а вовсе не петербургских и московских ассамблей. Недолговечны оказались распоряжения «самодержавного демократизма»...

При себе Пётр предпочитал иметь женщину просто любящую и утешающую его, выказывающую своё понимание его дел не советами и рассуждениями, но теплотой и мягкостью к нему. Однако он был при таких своих склонностях горячий поборник женского образования, требовал, чтобы женщины учились едва ли не на равных с мужчинами. На ассамблеях предполагалось, что женщины и девушки впервые явятся не для того, чтобы подносить пирующим угощение с поцелуем ритуальным в губы, но для того, чтобы на равных же беседовать с мужчинами и развлекаться. Развлекаться предполагалось танцами. Что же касается поцелуев, то здесь Пётр пошёл навстречу старинным нравам: после одного из танцев дамы целовали кавалеров в губы, последние же были обязаны почтительно поклониться и поцеловать даме руку.