Стражники расступились и, выставив вперёд копья, образовали широкий круг. В него вошёл приземистый и коротконогий татарин, вооружённый такою же саблей. Он двинулся на Василия прямо и несокрушимо, как стена. И тому пришлось принять бой. «Не пропадать же зазря! — подумал он. — Хоть одного басурманца жизни лишу, и то польза будет». Татарин оказался сильным, но малоопытным бойцом. Он сразу же бросился в бурный натиск. Василий отступал до тех пор, пока в его спину не упёрлось копьё стражника — пути назад не осталось. Между тем татарин продолжал отвешивать тяжёлые удары, будто дрова рубил. Один из них оказался таким сильным, что прорубился через защиту. По плечу Василия стало расползаться кровавое пятно.

   — A-а, урус-шайтан, мин сины![18] — вскричал татарин и взмахнул саблей, чтобы нанести окончательный удар.

Но Василий в стремительном броске опередил его и всадил саблю в живот своего противника. Тот вскрикнул, обмяк и стал валиться на пол. А Василий неожиданно бросился под ближайшего стражника, сбил его и, вскочив на ноги, рубанул по голове. Тут же напал на другого и сшибся с ним з новой сабельной схватке. Стражники пришли в себя, и вскоре ловко брошенный аркан свалил Василия на землю. Его быстро связали.

   — Так где же обещанная тобою воля, Темир?! — крикнул Василий.

   — А зачем обманул и сказал, что саблей не владеешь? А зачем обманул, что купец? Зачем купцу так метко стрелять и так ловко владеть саблей? Он лазутчик московского князя! — повернулся Темир к стражникам. — Забить до смерти!

Толмач подбежал к Василию и радостно перевёл:

   — Тебе приказано умереть красивой смертью, лживый шакал. Посредством кнута твоё тело будет изукрашено самыми яркими узорами. Князь желает тебе насладиться красотой своей смерти!

Прошло всего несколько минут, и полуголого Василия прикрутили к длинной скамье. Два палача деловито разложили кнуты и принялись за привычную работу. Первые удары Василий стерпел молча, а потом вскричал:

   — Подлые басурманцы, лживые змеи! Пусть каждая капля моей кровушки пойдёт на вашу погибель! Хлещите сильнее, пусть больше будет крови!

Ему сразу же стало легче. Сначала подумал — от крика, потом понял, что его перестали бить. А палачи в это время распластались на полу у ног самого хана Ахмата — тот вошёл, привлечённый громкими криками истязуемого.

К скамье подбежал толмач и старательным, дрожащим от волнения голосом сказал:

   — Великий хан спрашивает, за что ты называешь нас лживыми и почему грозишь нам карою?

   — А за то, что ни одному вашему слову верить нельзя! — облизнул Василий пересохшие губы. — Тут же обманете. Трижды отпустить меня обещали и трижды рушите своё обещание.

   — Это правда? — обратился хан к Темиру.

И тому пришлось рассказать всё.

   — Коран запрещает нам поступать против обещанного, — покачал головой Ахмат. — Что подумают о нас неверные, если мы станем нарушать заповеди пророка? Развяжите его и верните ему силы. — Он подошёл ближе и пристально посмотрел на Василия: — Мне сказали, что ты храбрый и искусный воин, урус. Хочешь служить в моём войске?

   — Лучше смерть! — гордо ответил Василий.

Палачи оживились, но Ахмат их успокоил:

   — Преданность не должна наказываться. Ты свободен, урус! Иди и скажи своему князю: я иду, чтобы сокрушить его!

   — Но, повелитель, — воскликнул Темир, — его нельзя отпускать, ибо Иван узнает о времени и направлении движения твоего войска!

Ахмат снисходительно усмехнулся:

   — Солнце восходит в известный час и с одной стороны. Зная это, сможешь ли ты закрыть от него степь? Так и Иван не сможет защититься от меня. Иди, урус, и передай, что, если твой князь хочет отвратить кару от своего народа, пусть через месяц приведёт к Коломне всю свою семью, казну и войско. Иди!

Василий, неожиданно отставленный от смерти, растерянно молчал и опомнился, когда Ахмат уже вышел.

   — Я, чай, не один здеся! — крикнул он Темиру. — Где мои купцы-товарищи?

   — Они поторгуют пока без тебя, — ехидно ответил тот, — а ты поспеши выполнить царский приказ, пока великий хан не отнял свою милость! Стража! Проводите его в путь, и пусть он не задаёт глупых вопросов!

Дорога, на которую вывели его стражники, была не по-обычному оживлена: шёл военный люд, пылили бесчисленные табуны, катились повозки с ратным нарядом и припасом, подтягивались дальние кочевья, исчернив дымом своих костров лазурь весеннего неба. Лишь с подъездом к рязанской земле людской поток стал редеть, а потом почти вовсе прекратился: Русь заратилась на мирных полях и пылить по дорогам ей было недосуг.

Московская земля встретила Василия заплетёнными в яркие ленты берёзками и плывущим по рекам разноцветьем венков — шёл ласковый девичий праздник семик. И наконец 23 мая, как раз на Троицу-Богородицу, услышал Василий родные московские звоны и увидел блеск кремлёвских куполов. Радостно осенился он широким крестом и отправился к великому князю.

Услышав привезённые вести, Иван Васильевич омрачился: значит, не удалось отвратить войну. Видит Бог, не нужна она сейчас Москве, ибо случай может разрушить то, что создавалось годами. Может быть, и впрямь дарами умаслить нечестивца? Да ведь опасно — известно, волку сеном брюха не набьёшь. По всему выходит, что воевать крепко придётся. Великий князь собрал ближних советчиков и объявил им о требованиях Ахмата.

   — Что будем делать, князья? — спросил он.

   — Говорили, повиниться нужно, — вздохнул Патрикеев, уловивший сомнения великого князя, — сейчас бы головы не ломали. А можа, успеем? Вестей неверных о басурманском войске ещё нету, на рубежах дикопольных пока спокойно, можа, ещё не поздно вину свою Ахмату принести? Ему поминки слаще войны, а нам дешевле...

Но другие советчики с Патрикеевым не согласились.

   — Государь! — воскликнул князь Холмский. — Требует Ахмат тебя с войском и казною, так ты его только на треть уважь — войском своим. Тама и посудимся!

И князь Оболенский-Стрига его поддержал:

   — Коли кликнуть клич по московской земле, много народа под твой стяг встанет — всяк на татарву идтить восхочет...

И брат великого князя Юрий, который татар не единожды бивал, добавил:

   — Самое время полки собирать да встречу Ахмату готовить. Не нами война затевается, а защитить свою землю от басурманцев — нету дела святее...

   — Полки-то соберём, — согласился великий князь, — да ведь силой и распорядиться с умом нужно, а то дело потруднее.

Но князь Юрий Васильевич сомнений не разделил.

   — Не хуже прадедов распорядимся. Глянь-кось сюда, — он указал на большую хартию, изображавшую владения московского князя, — вишь, у Коломны Ока в нашу землю петлёй вступается? Мы вершинку выступца большим полком, а подножия полками правой и левой руки прикроем, посерёдке передовой полк выставим. Кинется Ахмат — сначала о передовой ногти поломает, потом о большой зубья выбьет; начнёт упираться — ручники ему бока сомнут — и нет Ахмата! — Он хотел ещё что-то добавить, но неожиданно зашёлся в тяжёлом, надсадном кашле, махнул рукой и сел на место.

   — Ай да Юрий Васильевич! До чего складно, ровно стратиг всё рассудил! — поддержал его князь Холмский.

   — Выступец-то вона какой! Чтобы весь его перекрыть, народу пропасть нужна, — осторожно заметил Патрикеев.

   — Со всех концов людей соберём, хватит, — уверил Холмский.

   — Дак у нас не только этот выступец — граница с Диким полем на двести вёрст растянулась, её тоже без присмотра не оставишь!

   — Коли все двести вёрст перекрывать, никакого войска не хватит, — вмешался в спор Оболенский-Стрига. — Да и Ахмат своих людей не врастяжку поведёт — кулаком вдарит. Вот и нам нужно супротив его кулака свою стенку выставить — верно князь Юрий рассудил!

   — А вдруг не тама, где нужно, выставим?

   — Что ж, военное дело завсегда рисковое!

   — Риск! Риск! — раздражённо сказал великий князь. — Не в бабки играем, потому не должно быть никакого риска!