Так рухнула надежда Ахмата на верного союзника. Он попытался осмыслить случившееся: пять тысяч рыцарей — это глупая насмешка. Против них, как показано в московской хартии, выставлено сорок тысяч русских во главе с самим Иваном. Стало быть, эта часть московской земли закрыта и для Орды. А может быть, вернуться назад под Коломну? Мирза Альмет — храбрый темник и, должно быть, уже оседлал тамошние речные перелазы... Но нет, мирзу нужно спешно отсылать к Сараю — он сейчас ближе всех к нему. Тут уж пора своё кровное боронить. Много, ох как много в Орде охотников до ханского престола! Подобно чёрным грифам, кружат они, невидимые до поры человеческому глазу. И лишь стоит оступиться, как стремглав бросаются на лежащего, превращая его в груду исклёванных костей...

Когда собрался курултай, у Ахмата ещё не было определённого решения. Он объявил о послании Казимира и добавил, что намеченное под Ярославцем соединение ордынских и королевских войск потеряло смысл.

   — Лук натянут и должен выстрелить, великий хан! — воскликнул один из военачальников. — Сегодня ты лишился только одной стрелы, а их в твоём колчане так много, что русские будут побиты и без короля-обманщика! Стреляй, и уже завтра Аллах ниспошлёт тебе победу!

   — Если стрела не поразила цели, виновата не она, — осторожно проговорил другой.

   — Ты хочешь сказать, что виноват стрелок?! — спокойно спросил Ахмат, но в наступившей тишине его голос прозвучал грозно.

   — Нет, я хочу сказать, что цель оказалась слишком крепкой. У русских здесь тридцать тысяч, и с каждым часом к ним подходят новые силы. Мог ли справиться с ними один тумен?

   — Что же ты предлагаешь?

   — Нужно идти в другое место, великий хан. Мы ходим быстрее русских и быстрее найдём более слабую цель.

Ахмат усмехнулся:

   — Ты хочешь уподобиться вору, который бегает вокруг дувала в поисках дыры!

Присутствующие поддержали шутку вежливым смешком. Встал бекляре-бег Кулькон.

   — О повелитель! Нам известно, что Иван хотел встретить тебя у Коломны с богатыми дарами, но Аллаху было угодно развести вас, в разные стороны. Может быть, теперь Иван захочет прийти сюда?

   — И ты думаешь, его удастся сговорить?

   — Худой мир лучше доброй ссоры — так говорят в Москве...

   — Как же нам это сделать? Ведь если мы пошлём Ивану ярлык с предложением мира, он может расценить это как проявление нашей слабости.

   — Великий хан! — подал свой слабый голос тщедушный имам. — Тебе нет нужды слать ярлык. Наши предки, обходясь с неверными, не тратили слов. Они посылали им стрелу и мешок. Если мешок возвращался с золотом, значит, неверные преклоняли свои колени — и им оставляли жизнь. Если же возвращалась стрела, то участь их была ужасна.

   — Это был хороший обычай, — согласился Ахмат. — Позовите моего мухтасиба, он не любит возвращаться с пустыми мешками.

   — Увы, мой повелитель, — хмуро сказал Кулькон, — твой верный мухтасиб готовится к встрече с Аллахом. Страшная болезнь поразила его и часть обозного тумена.

   — Что же это за болезнь?

   — Наши лекари называют её болезнью живота, но они не знают, как с ней бороться.

Ахмат рассмеялся:

   — Не знают? Ну так я помогу им! Впервые после месяца голодной жизни люди уже несколько дней стоят на месте и отъедаются. Я вчера видел: у многих брюхо что надутый пузырь. От обжорства пришла эта болезнь, и она уйдёт сама, когда я снова посажу войско на полуголодный корм. Так и передай нашим лекарям!

Однако Кулькон трудно сворачивал с избранного пути.

   — Ты мудро рассудил, повелитель, но это другая болезнь. Она разжижает внутренние органы, делая их похожими на талый лёд. Когда те становятся совсем жидкими, они изливаются из тела, и человек умирает. Уже умерло несколько десятков из обозного тумена, и ещё столько же готовы предстать перед Аллахом.

   — Ладно! — нетерпеливо оборвал его Ахмат. — Мы сейчас сами пройдём к недужным и посмотрим на эту болезнь. А пока, бекляре-бег, отправь нашего человека к Ивану, и пусть завтра же он вернётся сюда с полным мешком!

Спустя некоторое время хан и его советчики подъезжали к лечебному стану. Это была открытая площадка, граница которой обозначалась кострами. Переступать её запрещалось под страхом смерти. Для въезда и выезда служил длинный огненный переход — считалось, что прошедший сквозь огонь очищается от смертельной хворобы. Площадку заполняли стонущие и корчащиеся в муках люди. Большей частью они были предоставлены самим себе, ибо слуг для ухода за живыми не хватало. Лишь когда мучения кончались и больной затихал, подходил кто-либо, зацеплял его крюком и тащил к середине площадки, где пылал огромный костёр. Несколько пленников длинными шестами передвигали умерших к пламени, и вскоре их тела окутывались клубами густого жирного дыма. К огненному въезду время от времени подкатывали повозки с больными. Для предупреждения окружающих возницы ударяли в медные бубны — вокруг стана стоял неумолчный звон. Опустошённые повозки возвращались за очередным грузом, казалось, что они подвозят простые дрова для этого жаркого, поднебесного костра.

Хан и его окружение молча наблюдали за страшной картиной, пока не подбежал главный лекарь — в сгущавшейся темноте он не сразу разглядел высоких посетителей.

   — О повелитель! — распростёрся он перед копытами ханского коня. — Зачем ты здесь и подвергаешь опасности своё священное дыхание? Во имя Аллаха, скорее оставь это страшное место!

Ахмат раздражённо махнул рукой, веля ему замолчать.

   — Много ли воинов ты сжёг сегодня, старик?

   — Много, повелитель. Вчера их было три десятка, а сегодня — уже сотня. Болезнь распространяется подобно волнам от брошенного камня.

   — Где ты держишь моего мухтасиба?

   — Вон в той юрте. Он очень плох, повелитель, и может быть...

   — Проводи меня к нему!

Лекарь снова упал на колени.

   — Не ходи туда, повелитель! Болезнь не отличает лицо раба от священного лика! — Он призывно посмотрел на ханское окружение, и те стали дружно останавливать хана.

Ахмат сошёл с коня и, не обращая внимания на говорящих, направился к юрте. Когда его подвели к ложу, он с трудом узнал мухтасиба. Тот переменился так, как если бы новый бурдюк, наполненный ароматными пряностями, превратился в гнилое вместилище нечистот. Умирающий на мгновение пришёл в себя и, увидев хана, просветлел лицом.

   — Мой повелитель, — еле-еле шевельнул он пересохшими губами, — твои бумаги и ценности я оставил верным людям... не беспокойся...

Преданный слуга, который долгие годы вёл ханскую торговлю, копил и оберегал имущество ханской семьи, казалось, только и ждал того, чтобы произнести эти слова и затихнуть.

   — Его тоже нужно сжечь? — спросил Ахмат, выходя из юрты.

Главный лекарь сокрушённо кивнул.

   — Ты получишь всё, что нужно, и сверх того моё вечное ханское благоволение. Скажи только честно: можно ли в короткое время справиться со всем этим?

   — Наши жизни в руках Аллаха, господин. Но если честно, то тебе нужно увести орду на двести или триста вёрст отсюда. Оставь только малую часть, чтобы помочь нам свершить свой долг...

В глубокой задумчивости возвращался Ахмат к ожидавшим его военачальникам. Лекарь, может быть, прав: здесь оставаться опасно. Но куда повести орду?.. Дорого обошлось ему здешнее стояние: полностью разгромлен один из лучших туменов, не менее того полегло под стенами алексинской крепости, ещё один тумен пришлось вернуть назад для защиты Сарая, и, наконец, эта нежданная болезнь! За три дня он лишился тридцати тысяч, почти четверти походного войска, так и не переступив границы Московского княжества. А сколько ещё придётся бросить в этот ненасытный костёр?! Поход не задался с самого начала, так нужно ли его продолжать? Видно, Аллаху было угодно повременить с карой неверных. Но нет, он ещё подождёт, что ответит Иван. Ведь нельзя же думать, что у русских вовсе отнялся разум и они решили открыто поднять руку на могущество Орды?