Рябинин верил в любовь безмотивную и беспричинную. Но иногда его брало сомнение... Если допустить любовь за что-то, то получался базар: у меня есть одно, у тебя есть другое - вот и любовь. Если допустить любовь ни за что, то выходила некая безликость, животность, ибо любили не именно тебя, а мужчину вообще. Подобная любовь его не устраивала. Но и любовь за что-то тоже страшила, поскольку внешнего вида, высшего образования, имущества и ярких способностей он не имел.
И опять его душу ели сомнения - чаще всего ночные, тревожные, как она лежала рядом и дыхания их почти сливались. Допустим, он молчит, скованный долгом защитника, но ведь и она ни словом не обмолвилась, ни взглядом себя не выдала. Будто и не было его полупьяного признания...
Дул приятный ветер. Они откинули полог и легли головами ко входу. Над ними повисло почти южное черное небо, запорошенное звездами. Журчала вода, тихо звякая ложкой, - так они мыли кастрюлю, опустив ее на ночь в бегущую реку. Уж неизвестно в каком свете - в звездном? - видел Рябинин заброшенные за голову ее руки, коричневые и теплые, как выточенные из полуденной коры; видел темноту глаз, обращенных в темноту неба; и видел белизну начала грудей, пропадавших под вкладышем спального мешка... А может быть, он ничего не видел, а лишь смешался в голове астральный свет с его фантазией...
- Это же страшно, - тихо сказала она небу.
- Где страшно? - Рябинин радостно приподнялся.
- Если нет бога. Тогда мы останемся один на один с космосом, со вселенной...
- Бога нет, но есть настоящие мужчины, - пошутил он, намекая.
И сразу все стало на свои места: любят не за что-то и любят не просто так - любят настоящих мужчин. Не раз об этом писалось, говорилось и пелось. Рябинин даже привстал, ожидая ответа на свои слова. Но она молчала, словно укрылась запорошенным звездами небом.
- Маша, а кого женщины любят? - спросил он прямо.
- Настоящих мужчин.
- Это которые здоровые?
- Не обязательно.
- У которых высшее образование и должности?
- Нет.
- Умных, что ли?
- Нет.
- Которые всего могут добиться?
- Совсем нет.
- Хоккеистов?
Она даже не ответила. Но Рябинин горел нетерпеньем.
- Кого же ты считаешь настоящим мужчиной?
- Борца, Сережа.
Он чуть не хмыкнул. Очкастый эрудит, бородатый полярник, классный спортсмен, офицер-подводник, писатель, какой-нибудь первопроходец, какой-нибудь изобретатель... Но борец... На ковре, что ли?
- С кем бороться-то?
- Настоящий мужчина об этом не спрашивает.
- Ну с кем, с кем? - спугнул он раздражением тихую ночь.
- С силами природы, с собой, с плохим...
- А если мужчина просто работает?
- Настоящий мужчина просто не работает.
- А что же он?
- Он работает творчески, а это, Сережа, уже борьба.
- Странно, - только Рябинин и нашелся.
Маша повернулась на бок, и ее дыхание приблизилось.
- Сережа, женщине присуща жалость, слабость, жертвенность... А у мужчины - сила. Он создан для борьбы. Вот обиженный, больной, брошенный, попавший в беду... Женщина таких жалеет, помогает... А у мужчины другое желание - вступить в борьбу за этого человека. С оскорбившим, с обидевшим, с бросившим... За истину, за доброту. Если, конечно, он настоящий мужчина.
Испуганный Рябинин молчал. Он намеревался познать мир и людей, он хотел стать умным и эрудированным, он задумал отпустить бороду и закурить трубку... И все равно бы Маша его не полюбила. Потому что не борец. Не настоящий мужчина. Но он же искал тигра. Впрочем, какая там с тигром борьба... Так, взаимное мордобитие...
Жанну с матерью Рябинин уже не сравнивал. Не сравнивал ли? Почему же непроизвольно радовался ее умной мысли или красивому лицу? Ради матери?
- Вернемся к вашему делу, - спохватился он.
- Да-да, - Жанна плотнее придвинулась к столу.
- Кто она?
- Моя лучшая подруга.
- Возраст, образование, специальность...
- Сергей Георгиевич, это важно?
- Мне будет легче дать совет.
- Образование высшее, инженер, моих лет...
Она примолкла, решая, говорить ли, не говорить - и улыбнулась.
- Тоже мещанка, замужняя, бездетная...
- Я продолжу, - остановил ее Рябинин. - Глаза серые, стрижка короткая, нос тонкий, духи французские, бусы коралловые, шуба белая.
- Вы про меня? - постаралась удивиться она.
- А вы про кого?
- Про подругу...
Рябинин глянул в самую глубину ее глаз, в зрачки, которые, выдерживая его взгляд, стали какими-то острыми. Но они выдержали, оборонившись этим острием. Глаза отвел он, не выносивший лжи у человека, с которым хоть как-то соприкоснулся душой.
- Жанна, давайте говорить друг другу правду, - буркнул он в стол.
- Это вы советуете своим преступникам?
- Всем советую.
Ее удивленные губы стали еще удивленнее. Рябинин уже знал этот изгиб, значивший неприятие его слов.
- Вы в бога верите? - спросила вдруг она, сама пугаясь своего вопроса.
- А вы что - религиозная?
- Если бог есть, то он не правдолюбец и не справедливый, а главный бухгалтер. Следит за балансом нашей жизни. Пошлет радость человеку и сразу обложит его подоходным налогом - неприятностью. Поэтому, Сергей Георгиевич, я ничего не прошу - ни правды, ни счастья, ни радости... Зачем? К ним обязательно будет нагрузка. Откровенно говоря, теперь и неприятностей не боюсь. К ним же приятный довесочек положен. Только этот бухгалтер-бог стал халтурить... Беду ниспошлет, а радость послать забудет.
Рябинин давно понял, что ее гложет нешуточная тоска. Муж? Но она о нем вроде бы рассказала легко и свободно. Работа? Но работа ею не ценится. Здоровье? Тогда идут не к следователю. И Рябинин решил ждать - спелый плод сам падает с дерева.
- Все-таки без правды разговора не выйдет, - сказал он.
- В наше время правда без справочки не действительна, Сергей Георгиевич.
- За этой справочкой вы и пришли?
- А если я пришла за самой правдой? - она расширила глаза, и они вновь, как в начале их разговора, льдисто блеснули.
- Тогда вы правильно сделали.
- Сергей Георгиевич, совет нужен моему супругу.
Вздохнули они одновременно, дыхание на дыхание: она потому, что решилась на правду, он потому, что сломился лед недоверия.