- Жанна, только я не специалист по семейному праву...
- Мне нужно не семейное.
- Вообще, в гражданском праве я не силен.
- Мне не гражданское.
- Авторское, что ли?
- Нет.
- А-а, трудовое.
- Нет, не трудовое.
Рябинин умолк. Вроде бы он перебрал все отрасли права. Что там еще осталось - административное, финансовое, государственное... Но он специалист только по уголовному праву и уголовному процессу.
Рябинин тревожно всмотрелся в ее лицо - оно ответило тревожной готовностью подтвердить его подозрение.
- Уголовное?
- Да, - выдохнула она и коснулась рукой лба, отгоняя это уголовное от своей головы.
- Что вас интересует? - тихо спросил он.
- Сергей Георгиевич, да вы испугались?
- Это почему же?
- Вдруг он убил или банк ограбил?..
- Мне-то чего пугаться...
- Неправда. А меня учили быть правдивой.
- Я не испугался, а удивился.
- Да мне только узнать кое-что из ваших законов.
- Каких?
- А почему вы удивились?
Он хотел ответить, что она пришла хлопотать за того самого мужа, которого только что называла эгоистом и подлецом, которого она не любит, который ночует у супербабы...
Но не ответил, потому что в кабинете что-то произошло.
- Опять меня с мамой сравнили?
И Рябинин вновь не ответил. Она рассеянным взором окинула следователя и задержалась на его глазах - они смотрели вниз, и взгляд Жанны как бы скатился по его взгляду на стол...
Там лежал кристалл. Он светился неожиданным, мистическим светом, излучая красноватый, почти кровавый блеск. Они молча смотрели на камень и ничего не понимали...
Рябинин обернулся. Торопливое солнце, так и не поднявшись в зенит, видимо, осело на горизонт. Его плоский свет зажег рубином стекла домов на той стороне проспекта. Один случайный и отраженный лучик достал топаз.
Кристалл лежал посреди стола, розовея и затухая...
Ночь, в которую Рябинин затеял разговор о настоящих мужчинах, он почти не спал. Слова Маши про борьбу легли ему на душу с неожиданной силой, как прикипели. Ждал ли он этих слов давно, любовь ли их накалила своим заревом...
Утро обдало сладкой и щемящей надеждой, которая в молодости приходит внезапно и без причины. Может быть, ее породили ночные мысли. Или утро породило, ясное и безупречное, как первый день мира...
Солнечный свет лился горизонтально, в глаза. Синий хребет Сихотэ-Алиня лежал на краю земли прикорнувшим зверем. Высокие перистые облака, как отпечаток гигантского трилобита, разрисовали бледное небо. А из реки выходила солнечная женщина с распущенными волосами, капли воды блестели на плечах счастливыми янтариками. Рябинин глянул на несвободную грудь, стянутую купальником, на нежнейшую выпуклость живота, на бедра, отлитые природой крепко и нежно, и опустил взгляд на воду - он искал пену, ту самую, из которой рождались всякие Киприды и Афродиты.
- Сережа, купайся!
Он подошел, мужественно скрипя галькой.
- Я не буду геологом.
- Вот как?
- Я пойду на юридический.
- Почему же? - буднично спросила она, поблескивая счастливыми янтариками, окропившими ее тело и лицо.
- Юрист борется за истину.
И он пошел, мужественно поскрипывая галькой, и пополз по этой гальке, начав обычный утренний осмотр косы при свете солнца. Он искал алмаз, но уже с неохотой, необязательно, потому что этот драгоценный камень заслонила иная цель. И как часто бывает, желание исполняется тогда, когда оно прошло...
Под кустом случайной ивы, увешанной бородками сухой травы, оставшейся от половодья, рядом с пустой и громадной раковиной какого-то моллюска, в шлейфике мелко промытого песка вдруг дико блеснуло. Рябинин припал к земле, как встревоженный зверь. Показалось... Мало ли что может блеснуть на реке бутылка, консервная банка, кусок кварца или, в конце концов, выброшенная рыбешка. Он поправил очки, и в шлейфике песка призывно сверкнуло каким-то узким и глубинным блеском. Тогда он, как встревоженный зверь, прыгнул на этот блеск...
Из кварцевого песка торчал полузаметенный кристалл. Сразу ослабевшей рукой он выдернул его и положил на ладонь.
Кристалл был чист и прозрачен - ни песчинки к нему не пристало. Казалось, что он вобрал в себя прохладу ночи и свет утра, да вот еще слабенькую желтизну воды - или это река в нем отражалась? Крупный, тут уже не караты, тут уже граммы...
Задохнувшийся Рябинин бежал к Маше с протянутой рукой - она даже ойкнула, опасаясь какого-нибудь сверчка или ужонка. Но тут же глаза ее блеснули не хуже кристалла.
- О-о!
- Я обещал...
Она взяла камень нежно, как птенца. Он лежал на ладони, пожелтев еще заметнее - от ее загара, от янтарных непросохших капель, от карих глаз... Маша, перевидевшая разных кристаллов, смотрела на него с беззвучным восторгом.
- Сколько каратов? - спросил он.
- Много.
- Чистой воды?
- Не совсем чистой...
- Но алмаз?
- Нет, Сережа.
- Неужели кварц?
- Топаз, полудрагоценный камень. Откуда он тут?..
Радость отпустила Рябинина.
- Огорчился?
- Не драгоценный, а полу-...
- Ты, Сережа, как тот португальский офицер...
- Какой офицер?
- Жил в середине прошлого века и нашел алмаз в семьсот каратов. Стал богатейшим человеком. Им даже полиция заинтересовалась: не украл ли? Но комиссия определила, что это топаз. Офицер не поверил и убил всю свою жизнь, доказывая, что владеет алмазом. Кончил он плохо.
- Я плохо не кончу, - буркнул Рябинин.
- Какая красота! - она гладила прохладные грани. - Память о первой твоей экспедиции.
- Топаз не мой.
- А чей же?
- Твой.
- Как мой?
- Я дарю, я обещал.
- Нет, такой дорогой подарок не приму.
- Тогда я швырну его в воду.
Маша поверила голосу и лицу - швырнет. Она взглянула через кристалл на солнце, рукой отвела ото лба ведомые только ей мысли, привстала на заскрипевшем песке и поцеловала Рябинина - не в щеку и не в губы, а куда-то в краешек губ.
Рябинин омертвело смотрел в потухший кристалл, стараясь оторваться от прошлого и вернуться в этот кабинет. Оторваться... Можно ли, нужно ли?.. Да и не оторвался ли он давно и наглухо? Оторваться - значит, потерять. Хочешь быть свободным - носи дешевые костюмы. Нет, хочешь быть свободным - потеряй память.