- Ну а что же ты тогда не заявил на меня в милицию, и следователю ничего не рассказал, когда он там вас всех опрашивал? - Аркадий говорил каким-то не своим голосом, чувствуя, что душа уходит у него в пятки, а сам летит куда-то в бездну.
- Дурака нашел! - гаркнул незнакомец. - Откуда я мог знать, что ты и есть Машкин жених, дипломатик гребаный?! Может ты убийца какой, рецидивист, я приду, расскажу, а потом меня и прирежут за углом где-нибудь. Мне лет-то в ту пору только пятнадцать и было, что я соображал-то тогда? Сейчас бы я тебя быстро выкупил, пиджачок, фраерок, а тогда... Другое дело, если бы знал я, кто ты такой или видел бы, как ты от Машиной дачи отходил, тогда не видать бы тебе никогда ни Маши, ни "Волги", ни заграницы. Ох, и повезло тебе! Ты знаешь, как бы ты тогда жил-то? Знаешь? - Скверная улыбочка озарила его бледное лицо, освещенное тусклой лампочкой в подъезде. - Ты бы сгнил там заживо, или пришили бы тебя паханы, маменькиного сыночка. Тебе лет восемь бы впаяли, гадом буду! Умышленное убийство, статья сто третья УК РСФСР, слышал?! Тебе на сто пятую и рассчитывать было нечего, да и на сто четвертую вряд ли, ты же караулил, сидел полчаса в засаде, я бы своими показаниями устроил бы тебе сто третью. У м ы ш л е н н о е у б и й с т в о! - мечтательно протянул незнакомец, сладко улыбаясь своим гнилым ртом. Да, умышленное убийство, - с наслаждение повторил он полюбившееся ему. - Ты о жизни такой, как там и слыхом не слыхивал, сучонок сытый. Ты о чем думаешь? О чем планы строишь? О новой машине, о новой загранкомандировочке, о новой должности, да чтобы жене норку, а дочку в институт, да желательно в тот самый, который ты кончал, да? Международных отношений!!! Все, братан, все я про тебя знаю!!! - радовался незнакомец, наслаждаясь беспомощностью Аркадия, его вытянутым лицом и затравленно глядящим на него глазам. - А там бы ты мечтал о другом, чтобы там тебя не опетушили, например. А с тобой там бы быстро разобрались, фраерок, там за чужую спину не спрячешься. Я-то пять годочков там прокуковал от звонка до звонка, а жизнь хорошую только по телевизору и вижу. А я никого не убивал, между прочим, я за чужую растрату сел. Ну где же она, справедливость? Где она, ваша гребаная демократия?! Почему так должно быть? А?! Ответь мне, мил человек?
- Ну, во первых, - произнес Аркадий, отчего-то чувствуя некое облегчение, - меня в то утро там не было, ты это запомни, н е б ы л о, все это твои домыслы и фантазии. Я никакого отношения к этому делу не имею, а во вторых, что же я могу сделать, коли тебе в жизни так не повезло? Я, что ли, виноват в этом? Из-за меня ты сидел? Много в жизни несправедливого, согласен. И хапнул кто-то выше всех пределов, это точно. Но только не я. Я отца потерял рано, мы с матерью жили более, чем скромно, и в институт я своими силами поступил, и закончил тоже своими. Я всю жизнь работал, и если сейчас, к сорока что-то имею, так я это заслужил. Может быть, и везло мне иногда, но везет сильнейшему, сам знаешь. Так что, оставь-ка ты меня в покое, друг. Ничем я тебе помочь не могу. Абсолютно ничем.
Аркадию был по душе деловой конкретный разговор, без всяких силуэтов и шорохов. Никаких доказательств против него у незнакомца не было и быть не могло. Показания какого-то уголовника на него никем и в расчет бы не принялись. Да и времени-то сколько прошло, наверняка уже все сроки давности истекли...
- Я тебе зато помогу, - тихо произнес незнакомец. - Очень помогу, братан. Ты только повремени. Ты у меня съездишь в Монреаль, будет тебе "Мерседес-Бенц", и крем-брюле тоже будет, мил человек. Будь здоров, не кашляй! - Он одернул пальтецо, подобрал с пола кепочку, натянул на свою маленькую голову и побрел восвояси.
И снова Аркадию стало не по себе. Что таил этот человек? Ведь там, где работает Аркадий, не любят никаких изъянов в прошлом. А вдруг у того что-то припрятано? Свидетель какой-нибудь ещё или вещественное доказательство? Загадочное поведение незнакомца пугало его. Он чувствовал, что нечто странное кроется за всем этим, что дело не только в том, что незнакомец стал случайным свидетелем давнего инцидента. Тут что-то еще, безусловно, что-то еще... Но что? Аркадию пришло в голову, что тот может шантажировать его деньгами. А, может быть, предложить самому, чтобы разрубить этот гордиев узел? Нет, пока не надо, поглядим, что будет дальше...
- Ты жди, жди, голубь. Я те весточку дам, - пробормотал незнакомец, оглядываясь у самой двери. От выражения его лица, блеска тусклых глаз, загадочной улыбочки на тонких губах Аркадий испытал чувство ужаса. Хлопнула дверь. Широко раскрыв глаза, смертельно побледнев, глядел ему вслед Аркадий, не в состоянии двинуться с места.
Временно преследователь исчез, прекратились и телефонные звонки. Наступило затишье. Но затишье это только раздражало Аркадия. Он совершенно не мог работать, начиналось сильное нервное истощение. Он думал и гадал, что же такое мог приготовить ему незнакомец, что он мог сделать ему? Он даже не отдавал себе отчета в том, что он и так уже порядком ему навредил, выбив почву у него из-под ног.
Аркадий брал в поликлинике бюллетень за бюллетенем, а вскоре сам написал заявление, отказываясь от предстоящей загранкомандировки, ссылаясь на состояние здоровья и семейные обстоятельства. С подобными заявлениями их начальство сталкивалось крайне редко, и заявление было принято более, чем холодно. Дело пахло скандалом и служебным несоответствием. Аркадий почувствовал, что на работе все как-то переменились к нему. То сочувственные многозначительные взгляды, то холодные колкие реплики, но в целом всеобщее выражение недоумения. "Сволочи", - думал Аркадий. - "В этом кругу главное, чтобы все было шито-крыто, чтоб, не дай Бог, не было никаких проблем."
Как-то Катя пришла домой из школы, напуганная и удивленная. Она почувствовала, что за ней кто-то следит. Она шла из школы по узким переулкам, и все это время за ней следовали бежевые "Жигули". Поначалу она не придала этому никакого значения, ибо не могла представить себе, что такое может относиться к ней, но преследование было настолько очевидным, что не заметить его было невозможно. Медленно и назойливо двигался за ней автомобиль, а, когда она остановилась, так же внезапно остановилась и машина. Катя оглянулась. В машине сидело двое мужчин. Они мгновенно пригнулись, и лиц их не стало видно. Ей стало страшно. Она быстро побежала и нырнула в подворотню, где машина проехать не могла. Но самое интересное, что, когда она подходила к своему подъезду, она с ужасом заметила, подъезжающие с другой стороны бежевые "Жигули". Сидящий рядом с водителем был в темных очках, это единственное, что смогла заметить она.
Катя рассказала о происшедшем родителям. Слушая это, Аркадий почувствовал страшно отчаяние - круг замыкался, ведь если бы они преследовали именно Катю, как видную красивую девушку, они бы вылезли из машины и попытались что-то сделать с ней. А тут... Он чувствовал, что ветер дует снова с той стороны. Незнакомец, преследующий его, не один. У него есть сообщники. История эта стала выходить на новый виток. Что-то затевалось против них, против всей их семьи... Надо было что-то делать, что-то срочно делать...
Может быть, надо было обстоятельно переговорить с давешним незнакомцем, предложить ему денег. У Аркадия была довольно приличная сумма денег на сберкнижке, была и наличная валюта, он мог бы просто осчастливить незнакомца в обмен на покой. Но, с другой стороны, предложить ему денег, это значило признаться в своей вине, в том, что тот рассказал, было правдой, а это в свою очередь было опасно. Может быть, у того и доказательств-то никаких не было, один блеф, а тут было бы полное признание, тут уж вовек не отмыться. К тому же, как видно, все не так просто, раз у него есть сообщники. И проявить перед ними свою слабость, означало попасть в вечную зависимость от них.
С большой неохотой рассказал Аркадий Маше о своем разговоре с неизвестным. Но после случая с Катей рассказывать надо было все - дело принимало опасный оборот.