- Ростислав Петрович, Полина Ивановна. Я... мы... Мы с Машей любим друг друга. Мы с Машей решили пожениться. Просим, как говорится, вашего согласия и благословения.

Родители, разумеется, были готовы к подобному заявлению, и все же тревожно переглянулись. Ей же и восемнадцати лет нет.

- Мне через месяц восемнадцать, - словно в унисон их мыслям произнесла Маша. - А Аркадию почти двадцать два. Он через полгода кончает институт. Вы же все знаете.

- Но ты же ещё даже в институт не поступила, - сказала мать. - Пойдут дети. Как же ты...?

- Мама! Что сейчас об этом говорить? Мы любим друг друга и хотим пожениться. А там видно будет... Вы что, против?

- Да нет, дочка, что ты? - перебил Ростислав Петрович. - Разумеется, мы не против. Разве мы можем быть против твоего счастья? Мы Аркашу полюбили как родного сына. И очень уважаем его. Просто мама беспокоится, как же будет у тебя с учебой, это совершенно естественно... А вообще-то, мы за, конечно, за...

- Ну и слава Богу! - засмеялась Маша и поцеловала в щеку мать, потом отца. - Значит, все нормально!

Начались приятные хлопоты - все было впереди, все шло прекрасно. Возникли сомнения, где жить молодым. Аркадий постоянно бывал у Полевицких, так что, вроде бы, сам Бог велел им поселиться в этой уютной трехкомнатной квартире в отдельной Машиной комнате. Но тут неожиданно воспротивился Аркадий. Он считал, что, как настоящий мужчина он должен взять Машу к себе домой. У них с матерью двухкомнатная квартира на Профсоюзной, там надо все привести в порядок и поселиться там. Маша несколько раз был дома у Аркадия и познакомилась с его матерью Натальей Андреевной. Нельзя сказать, что они понравились друг другу. "Слишком красивая", - высказала она потом свое мнение Аркадию. Маша ничего не сказала, но и запущенная квартира Корниловых со снующими рыжими тараканами на кухне, и напряженное молчание матери Аркадия вряд ли могли произвести на неё приятное впечатление.

Однако, Маша ни единым словом не возразила Аркадию на его решение жить у него, а не у нее. Она, засучив рукава, взялась за квартиру Корниловых ещё до свадьбы. Они с Аркадием купили кое-какую мебель, новую посуду, Маша по-хозяйски вымыла и вычистила всю квартиру и даже под руководством будущей свекрови, и её комнату. С кухни непонятно куда бесследно исчезли её постоянные обитатели тараканы, зато появился уют, ощущение домашнего очага. И Наталья Андреевна поначалу решившая, что Маша слишком уж хороша собой, полюбила веселую приветливую девушку, они подружились, несмотря на полнейшее несходство во всем и ладили вплоть до самой смерти свекрови.

Свадьба состоялась в ресторане "Спутник" на Ленинском проспект, веселая, многолюдная, хлебосольная. Шла мягкая зима, февраль, падал пушистый снежок, а на дорогах была слякоть. На душе у жениха и невесты было тогда светло и тепло, и не знали они, какие испытания ждут их впереди. А разве кто-нибудь из нас думает о плохом, когда идет к свадебному столу в белом платье или черном костюме, разве не надеется на счастье и безоблачное будущее? Никогда! Только любовь, только счастье впереди...

А зачем, собственно говоря, думать о плохом в такие минуты, когда плохого в жизни и так хоть отбавляй?! Наоборот, не умеем мы ценить момент, счастливый момент, в котором находимся в данную минуту и который может так скоро пройти. И только потом, через годы, со слезами на глазах и с блаженной улыбкой на губах вспоминаем мы то немногое, истинное, радостное, которое нам довелось испытать, ведь только череда бесконечных горестей и страданий заставляет нас правильно оценить те чудесные волшебные мгновения счастья...

... Им никуда не довелось поехать на медовый месяц. Куда там, у Аркадия впереди была защита диплома, окончание института, распределение... Ничего, они в своей жизни ещё немало поездят по миру... Но и медовый месяц, тем не менее, они провели великолепно. Ведь, когда Аркадий возвращался усталый из института, там, дома была о н а, в домашнем халатике, в тапочках, уже приготовившая ему вкусный ужин. Он не ехал, а на крыльях летел домой после окончания занятий, ведь весь мир для него теперь - это только она и ничего больше...

Налаживался их быт, крепла их любовь, но Аркадий вдруг стал чувствовать, что всевозможные сомнения начинают все сильнее одолевать его. Что же все-таки было тогда, той ночью, с 8-го на 9-е октября прошлого года между Машей и тем, кто был с ней? Аркадий безумно любил её, он чувствовал, что и она любит его, видел, какая она преданная жена, какая она пылкая и страстная любовница, какой она верный друг. Эта вера позволяла ему быть вполне счастливым, потом он сам удивлялся себе, как это он умудрялся тогда быть таким счастливым, несмотря ни на что, несмотря на эту тайну, как черная кошка, пробежавшую между ними в самый пик их интимных отношений. Он боялся задать ей вопрос хотя бы полунамеком, потому что не хотел ответного вопроса. Ведь на этот вопрос он ответить не мог. Не только ей, но и самому себе. И единственным средством было не только об этом не говорить, но и не думать. СОВСЕМ НЕ ДУМАТЬ...

Как-то весной Полина Ивановна на даче сообщила, что в их поселке появился следователь. Как раз тогда Быстров из пропавшего без вести превратился в погибшего. Следователь расспрашивал обитателей поселка, показывал им фотографии Быстрова, не знает ли кто-нибудь этого человека.

- Наверное, и к нам зайдут, - сказала она. Маша вздрогнула, глядя на мертвенно-бледное лицо Аркадия, на его искривившийся рот, на расширившиеся зрачки. Правда, он быстро взял себя в руки. Когда они остались одни, он, глядя куда-то в сторону странным блуждающим взглядом, сказал ей:

- Машенька, если к нам придет следователь, тебе не надо говорить, что ты была знакома с Быстровым.

- Да? - переспросила она.

- Да, - подтвердил он таким голосом, что ей почему-то стало очень страшно. У неё мурашки пошли по телу. Голос Аркадия был какой-то тонкий, монотонный. - Да, не надо, - повторил он, продолжая глядеть в сторону.

Ей снова что-то вспомнилось, какой-то силуэт за окном, когда она глядела из окна дачи в предутренний темный сад. Мгновение, встреча взглядами, и словно молния сверкнула сквозь тонкие занавески...

- Хлопот будет меньше, - тихо добавил Аркадий уже своим голосом. Ведь не наше все это дело. - И вышел. А вернулся к ней через минут двадцать опять самим собой, бодрым и веселым.

На следующий день, в воскресенье, небольшого роста невзрачный человечек действительно зашел к ним. Это и был следователь. Поспрошал, показал фотографии.

- Первый раз вижу, - сказала Маша.

- Так..., - нахмурил брови Аркадий, держа в руках фотографию. Господи, да это же кажется Олег Быстров, - бодро произнес Аркадий. - Да, я его немного знал. Да, его вся Москва знала... Ну надо же...

И все.

Некоторое время после этого Аркадию и Маше стало как-то трудно находиться наедине друг с другом. Маша боялась глядеть в бессмысленные, какие-то пустые глаза Аркадия. Раньше такого выражения лица у него не было. Он словно очки надевал на глаза это выражения пустоты, чтобы люди, а самое главное, она не увидели в этих глазах нечто иное. Как же ей порой хотелось подойти к нему, обнять, рассказать ему обо всем, что тогда произошло, но она боялась. Ей совсем не хотелось, чтобы и он в свою очередь ей в с е рассказал. Даже эта неясность, эта неопределенность казались ей лучше, чем короткий и страшный ответ, как приговор, который обжалованию не подлежит. Ведь то, что было, вернуть невозможно. Ошибалась Маша, как же она ошибалась, что тогда, сразу же не рассказала Аркадию все, как бы она облегчила жизнь и себе и ему...

Сколько раз в её мозгу прокручивались события тех роковых дней...

... Когда Аркадий и Маша покидали кафе "Метелица", Аркадий зашел в туалет, а она в вестибюле охорашивалась перед зеркалом. Вдруг сзади она увидела подходившего к ней Олега. Он сунул ей в ладошку клочок бумаги. "Там мой телефон, позвони, коли скучно станет. Поговорим", - шепнул он ей и мгновенно исчез. Маша же подошла к урне и, не читая, бросила туда клочок бумаги...