Все случилось внезапно – вот в чем дело. Безмолвный страж Распутинского дома снисходительно выдержал пятно света, блуждающего по лицу. Я совсем уж было собралась успокоиться. И луч, бьющий из фонаря, почти не дрожал в моих руках. Я набрала побольше воздуха в легкие, готовясь вернуть «старушку» темноте. Не знаю, почему, но меня беспокоила тьма, что скроет белое лицо. Вдруг показалось, что фигура начнет двигаться, стоило убрать свет.

Я запыхтела, набираясь храбрости. И в тот миг, когда я почти решилась, женщина открыла глаза – бездонно-черные.

Не мертвая, живая! Наверное. Думала я, больной лошадью несясь назад, к выходу на Гороховую. Опомнилась лишь во дворе дома, который наметила для завершения миссии. Почти спокойная, умелым бегством распределившая потоки адреналина по самым отдаленным закоулкам своего тела.

Двор встретил меня шорохом листьев, приливной волной ползущих вдоль дома. Распахнутая дверь приглашала меня в темное нутро. Отдышавшись, я вошла. Задержалась лишь на пороге. Мне захотелось обернуться, я даже успела вспотеть, представив, что там, в темноте, за мной крадется полуживой человек. Я развернулась, пуская луч фонаря через бордюры, засыпанные мусором, через хребты машин.

Тут все и началось. В освещенном пространстве вдруг обозначилось тень. Я стояла и смотрела – еще не отдавая себе отчета в том, что вызвало беспокойство. Держала лучом фонаря тень, которую отбрасывать было нечему, я думала. Может, настало время загадать последнее желание?

- Пусть все станет как прежде, - зашептала я. – Или наоборот – заберите меня к себе! К маме, Антошке… Я согласна, согласна повторять один единственный, долгий, умирающий день, я согласна умирать вместе с ним!

Тень не от чего росла, колебалась, будто задумчиво подбираясь к моим ногам. Я отупела от страха – не слышала, как сильно бьется мое сердце. Я терпела. До тех пор, пока узкий черный язык, потянувшийся от тени, не лизнул носки моих ботинок.

Кажется, я вскрикнула. Кажется, шумно задышала, а может, попятилась.

Помню, что я упала и одновременно боль резанула мне запястье. Тут же я вскочила. Как суицидница, передумавшая сводить счеты с жизнью, зажала рану, пытаясь вернуть кровь обратно в тело. Она заполнила промежутки между пальцами, каплями застучала по полу. Включенный фонарь, выпавший из рук, катился, ослепительными синкопами вычленяя из темноты части кирпичной стены, ступени и блестящие на мраморе черные капли.

Преследующая меня тень плевать хотела на свет.  Она подбиралась ближе — несуразно объемная, выпуклая. Я задыхалась. Слова заветного желания, повторенные сегодня десятки раз, застряли во мне, где-то на подступах к горлу. Я пятилась, вдавливая себя в проем открытой двери. Здесь горел свет. Одинокий, он падал сверху между колоннами, оставляя в темноте лестницу, ведущую наверх. Я захлопнула за собой  дверь, смутно подозревая, что это ни есть препятствие для того, что ползло за мной. Я продолжала пятиться, пока моя спина не нащупала какие-то острые грани.

Стояла тишина. Только мое частое дыхание пыталось вклиниться туда, в совершенный покой отведенных для смерти минут. От закрытой двери потянулась горбатая тень. Остановилась, принюхиваясь к кровавым каплям, вытекшим из меня, потом, словно обнаружив потерянное, двинулась ко мне.

Считая спиной острые иглы, впившиеся в меня, я ждала. И такая ленивая, скользкая мысль на задворках: разве не за тем ты сюда пришла, что ж, давай, загадывай желание, если… хватит… духу…

Его не хватало. Тень вздыбилась, проглотила половину света, выпавшего из лампы, подалась ко мне. Ткнулась острым концом в ноги, поползла выше. Меня лихорадило. Выставив вперед окровавленную руку – как откуп – я искала нужные слова. Нашла. Указала дорогу, подтолкнув их к горлу.

- Хочу… чтобы все было как раньше. И не было ничего этого. Или… забери меня с собой…

Тень не слушала. Ее не вспугнул звук моего голоса. Она лизнула окровавленное запястье. И вдруг припала к ране, с диким свистом втянув в себя мою кровь.

Всю. Без остатка.

- Влада! Едрить тебя в карусель! Да открой же ты глаза!!

Меня трясли за плечи, меня пытались вернуть. Я хлюпала носом. Свое мокрое лицо я почувствовала в ладонях, приводящих меня в чувство.

- Ну же! Влада!! Это сон! Я с тобой, ну же!!

Под нескончаемые вопли я пропустила поворот на дорогу, ведущую к лестнице, поднимающейся во тьму. Я снова вернулась сюда, в страну несбывшихся желаний.

- Пу-усти, - прошипела я, предпринимая слабую попытку освободиться.

- Не пущу.

В долю секунды я успела оценить опасность, прежде чем Даниил буквально выбросил меня из объятий. Отстраненная, разбитая, я сердито пялилась на него – бодрого и свежего в это… время суток. Утро? День? Вечер? Судя по залитой солнцем гостиной – едва ли ночь.

- Сначала ты спала вообще тихо, как мышь. Я даже пару раз подходил проверять – жива ли. Будешь?

В поле моего затуманенного зрения  попал бокал с мартини – этот запах я не спутаю ни с чем. Я помотала головой из стороны в сторону. Оставив знак отрицания за бортом, стакан сам с собой прыгнул мне в руку. И тут же заявил о себе – холодный, запотевший, хитро прячущий куски льда в тягучей глубине. В моей голове вчерашний день поделился на отдельные части: на тушу убитого медведя, истекающего кровью и паром, на капли пота на лбу у Даньки, на дорожное полотно, стремительно несущееся под  колеса мощного мотоцикла. И еще кое-что подкинула мне память – волчью морду на черном крыле байка, молчание элитного дома, террасами выходящего на Малую Невку, ванну, твердо стоящую на львиных ногах.

Даниил не обманул. Закат удался на славу – в урочный час он набросился на Каменный остров, торопливо вылизывая пустые дома красным языком. Пугливо вспыхивали и гасли длинные окна в многочисленных пентхаусах. Позже, как усталый, измученный жаждой зверь, закат потянулся к реке, готовый лакать, лакать холодную, заполненную сентябрем воду.

Я долго сидела на террасе, глядя на то, как умело Даниил справляется с приготовлением шашлыков на мангале. Мне не хотелось думать о том, кого или уже что освещают уходящие лучи в огромных, заставленных дорогой мебелью гостиных. Я точно знала только одно — напротив, через Невку, занял почти аналогичный пентхаус Леха. Возможно, мы сейчас смотрели друг друга. Еда в меня не лезла. Совершенно напрасно распорядитель вечера раскладывал передо мной аппетитно пахнущее специями мясо – я смотреть на него не могла. Все, что мне удалось в себя запихнуть – пару банок консервированных фруктов, да пачку сухарей.

- Так что тебе снилось? Ты кричала. Правда, правда, - добавил Даниил, натолкнувшись на мой недоверчивый взгляд. – Чего я и приперся сюда. Подумал, что случилось.

- Почему не разбудил? Я вдруг я бы умерла от остановки сердца? – буркнула я.

- Я и хотел. А потом передумал. Ты вдруг так застонала, так застонала, - он подмигнул мне, настраивая на легкость бытия. – Не поверишь, я камеру хотел притащить, но не успел.

- У тебя камера? И для чего она тебе? Ты что, ей пользуешься?

- Да. А что здесь такого? – Данька пожал плечами.

- Еще не знаю. И что ты снимаешь?

- Все вокруг. Дома, город, памятники. Диво-остров, аттракционы.

- Тебе что, аттракционов в жизни не хватает?

- Кто-то же должен отражать действительность.

- Действительность была раньше, - вздохнула я. – А теперь… Один сплошной арт-хаус.

- И пусть даже так. Все равно: кто-то же должен.

- Планируешь оставить будущим поколениям? – усмехнулась я.

- Хрен его знает, что тут можно планировать. Посмотреть мою видюху не хочешь? Пока все не рассыпалось к …ням.

- Не думаю, что это произойдет на наших глазах, - я покачала головой. – Я себе пару веков не отмерила.

- Я тоже. Но и подыхать завтра не собираюсь.

- Дань, - неожиданно вырвалось из меня, - если бы тебе сказали, что тебе надо умереть, чтобы все стало как раньше, ты бы умер?

Сказала и сама удивилась – как из меня могли вывалиться такие беспомощно-детские слова? Но затолкать их назад не представлялось возможным, поэтому все, что мне оставалось – глупо хмуриться, да греть в руках бокал с мартини. Вполне ожидаемо, Даниил не ответил. Его темные брови забрались на немыслимую высоту. Мне даже показалось, что морщинами пошел не только лоб, но и бритый до синевы череп.