Рейф невозмутимо продолжал сдавать карты, словно не слыша друга.
– Приступим? Делай ставку, – предложил он. Тони выложил пятьдесят фунтов.
– Только и всего? – уточнил Рейф, накрывая банкноту двумя своими. – Сто.
– Идет, – улыбнулся Тони, прибавляя к банкнотам еще одну.
– Карты? – спросил Рейф.
– Две, – ответил Тони, сбрасывая свои.
– Сдающий берет, как правило, одну, – заметил Рейф, рассеянно рассматривая карты.
– Ты ведь знаешь, Рейф, я не отстану, пока не получу ответа, – заявил Тони, снова взглянув на карты. – Стоило собираться на бал, чтобы уехать так рано?
Немного помолчав, Рейф, наконец, заговорил.
– Я ничего не жду от бала, – объяснил он, пожимая плечами. – Леди Джиллиан, я уверен, все танцы заранее распределила среди многочисленных поклонников.
– А если она ждет приглашения каждого из нас? – заметил Тони.
– Возможно.
– Не сомневаюсь, старина. Мы с тобой для нее, словно семья, как старшие братья, поэтому Джилли никогда не откажется потанцевать с нами. Должно быть, ей хотелось, чтобы один из нас пригласил ее.
МЫ ДЛЯ НЕЕ КАК СЕМЬЯ. Рейф снова и снова повторял про себя эти слова. Но ему не хотелось быть одним из членов семьи Джиллиан, а ожидать чего-то другого от этой леди было наивно. С тех давних пор, когда Джилли, напоминая маленького проворного птенчика, следовала за ним по пятам и засыпала вопросами, утекло много воды. Прошедшие годы принесли немало боли и отчаяния, но воспоминания о времени, проведенном в обществе этой милой непосредственной девочки, успокаивали, как бальзам, истерзанную душу. Но, к сожалению, она – грезы, мечта. «Сделай хоть шаг навстречу страсти, погибнешь в ее губительном пламени. Джилли – мечта, единственная женщина, к которой нельзя прикасаться ради похоти, она – принцесса из волшебной сказки, достойная внимания прекрасного и благородного принца, человека ее положения, и уж, конечно, не какого-нибудь безродного техасца, в жилах которого бушует кровь воинственных команчей», – утешал себя Рейф.
– Ты едешь со мной на уик-энд в загородный дом леди Алленвуд? – поинтересовался Тони.
– А ты как думал?
– Вот и прекрасно, в доме Марины весело и оживленно. Правда, было бы прекрасно, если бы Алленвуд – это напыщенное существо в штанах – остался в Лондоне.
– Что тебя манит на этот вечер? Тони расплылся в улыбке:
– Младшая сестра леди Алленвуд – баронесса Диллингтон.
Рейф удивленно поднял бровь.
– Не беспокойся, мой дорогой, – заверил Тони друга, сдавая карты. – Она уже замужем. С той поры, как в детской появилось двое сыновей, муж и жена заключили негласное соглашение, по которому у каждой из сторон – своя жизнь.
– Поздравляю. Эта леди – твоя любовница?
– Вроде того. Место наших встреч – картинная галерея.
– Кто бы подумал, что ты – коллекционер, – заметил Рейф, сбрасывая карту и заменяя ее другой.
– Ничего удивительного. Дело в том, что меня интересует искусство лишь одного художника – моей кузины Джорджины Дейсер.
– Еще одно открытие! У тебя, оказывается, есть кузина, да еще и художница, – уточнил Рейф.
– Все просто. Наша семья ведет себя так, будто Джорджи не существует.
– Почему?
– Она нарушила семейные традиции, отказавшись от роли послушной и воспитанной дочери. – Тони усмехнулся. – Но, как известно, хорошо смеется тот, кто смеется последним. В нашей семье смеется Джорджи, потому что бабушка, величественная старая леди, всегда жившая в свое удовольствие, умирая, оставила ей целое состояние, и теперь кузина делает все, что хочет. Она написала великолепный портрет Джилли, довольно необычный.
Рейф проявил заинтересованность.
– Неужели?
– Да. Джилли намеревалась приобрести портрет и подарить брату, но Джорджи отказала, объявив его основой своей коллекции, так что о продаже не может быть и речи. – Он помолчал. – По крайней мере, сейчас.
… Портрет Джилли. Рейф задумался. Как убедить художницу продать его за любую сумму? Если быть уверенным, что портрет достанется ему, можно подождать, пока закроется выставка, а потом уговорить ее расстаться с полотном.
Вспомнился небольшой портрет, висевший в библиотеке Энкантадоры. Леди Джиллиан – четырнадцать лет: в только-только начинающей расцветать девочке явственно угадывалась прелестная, очаровательная девушка.
Рейф помнил первое впечатление от этого портрета. Он смотрел на него с каким-то странным щемящим чувством и, сославшись на срочную работу, поспешно выбежал из библиотеки, но скоро вернулся снова, горя желанием остаться наедине с картиной. Долго, не отрываясь, смотрел на девушку.
Молодой человек простоял у портрета, наверное, не один час и стоял бы дольше, если бы не случилось непредвиденное: протянув руку, он коснулся щеки девочки на портрете, и на полотне остались грязные следы пальцев. Рейф пулей выскочил из библиотеки, подгоняемый чувством стыда и страхом разоблачения. Возможно, картина испорчена. Как вынести исполненные сожаления взгляды Тори и Риса, чье уважение было ему так дорого! Для себя он решил, что это дурное предзнаменование и поклялся никогда не запятнать невинность леди Джиллиан, как это произошло с ее портретом.
«Ей нужен такой человек, как Тони, – рассуждал Рейф. – Как-никак, они принадлежат к одному кругу, у него прекрасное воспитание и достойные предки. Тони или ему подобный сможет обеспечить Джилли ту жизнь, которую она заслуживает, а он оказался в ней лишь случайным гостем».
Но стоило Рейфу представить друга, обнимающего страстно любимую им женщину, как его рука помимо воли тянулась к карману сюртука, где обычно лежал пистолет.
«И все же, – размышлял Рейборн, – происхождение человека всегда было самым мощным оружием. Сила заключалась в богатстве и положении в обществе, но не в шестиразрядном револьвере и остром ноже. Каждому человеку предопределено занять свое место в этом мире. Тони и Джилли принадлежали к одному кругу. Он же – к другому».
Конечно, Рейф получал удовольствие от визитов в их мир – в этом не было никакого сомнения. Красивому, молодому, довольно состоятельному сыну богатого и могущественного графа Деррана были открыты двери всех домов Лондона. Но настоящей родиной для молодого человека всегда оставался Техас, где он родился и вырос. Именно поэтому Рейборн считал, что единственная, по-настоящему любимая им женщина так и останется прекрасной, но неосуществимой мечтой.
Сквозь открытое окно доносился тихий шелест дождя. Комнату Джилли освещал мягкий свет газовых ламп. На душе было тоскливо от того, что она не понимала Рейфа. Быть рядом и так далеко друг от друга – разве не причина для грусти? Джилли подошла к окну: плыли легкие клочья тумана, влажный ночной ветерок коснулся кожи, и девушка непроизвольно вздрогнула. По улице проезжали экипажи, звонкий стук копыт по булыжной мостовой напоминал, что жизнь продолжается, независимо от того, счастлива ты или нет.
Открылась дверь гардеробной, девушка отошла от окна. Служанка принесла обитую бархатом шкатулку в форме сердца. Джилли принялась снимать гранатовые украшения, ее любимые камни, подаренные братом Рисом в день пятнадцатилетия. Каждый год он пополнял коллекцию сестры новым украшением. В этом году он передал ожерелье через Рейфа. На этот раз они с женой не смогли приехать сами: Тори совсем недавно родила четвертого ребенка.
Джиллиан улыбнулась при мысли о потомстве, произведенном на свет братом и его женой-американкой. У них росло трое сыновей, а теперь, наконец, появилась долгожданная девочка. И Джилли не сомневалась, что самая маленькая Фицджеральд Бьюкенен сразу станет всеобщей любимицей.
Расстегнув застежку на ожерелье из жемчуга и граната, девушка положила его в шкатулку. Туда же последовали сережки и три браслета. Осталось лишь одно украшение, которое она никогда не снимала: золотое кольцо с гранатом, красовавшееся на правой руке. Это кольцо подарил Джилли на Рождество ОН, когда ей было пятнадцать лет, и с тех пор она никогда с ним не расставалась. Нежно погладив камень, украшавший кольцо, девушка задумалась о человеке, подарившем его. На сегодняшнем балу Рейф затмил всех остальных мужчин, выделяясь среди них, как волк в стае домашних собак.