- Шагай давай! Стал тут, раззявил рот! - неожиданно зло крикнул Григорий. - Вон склады, видишь? Там Пал Фанасич работает. Идём!..

Однако, не доходя до складов, он остановился.

- Дальше пойдёшь сам. Пройдёшь ворота - будет вахтёр с винтовкой. Спросит: "Куда?" Скажешь: "Мамке обед несу". Понял? За воротами сам встретит. Валяй, а я здесь за кустом подожду. Держи сумку!

Сбитый с толку - при чём тут обед? какая мамка? - Вовка взял сумку, она оказалась лёгкой, и побрёл по направлению к воротам.

В проходной действительно стоял вахтёр - старичок в очках и с винтовкой. Опасливо косясь на винтовку, Вовка прошёл мимо него и у первого же барака столкнулся с Кожаным.

- Ага, пришёл! - ласково встретил его тот и, обняв за плечи, быстро увлёк в барак.

ЖИВЕЙ!

В бараке было холодно. Пахло кожей и краской. Вдоль стен до самого потолка громоздились дощатые полки, на них грудами лежали одеяла, полушубки, стояли банки и ящики.

- На, сухаричек, погрызи! Я мигом.

Кожаный усадил Вовку на табурет, исчез и вернулся с сумкой.

- Отдашь Грише, - сказал он. - Ну, погостил, и хватит. Теперь иди!

Ничему уже не удивляясь, Вовка покорно взял сумку - она почему-то стала тяжёлой - и потащил её назад к проходной.

Навстречу попались две девочки. Они тоже несли сумки. В сумках стояли кастрюльки, бутылки и лежали краюшки хлеба.

Когда Вовка, пройдя проходную, доплёлся до места, где они расстались с Григорием, тот неожиданно появился из-за кустов, вырвал сумку из Вовкиных рук и торопливо зашагал обратно к посёлку.

- Живей! Живей! - шипел он на Вовку, который еле поспевал за ним. Нам, пока обед не кончился, ещё раз обернуться надо.

Они добежали до базара и остановились у зелёного, сколоченного из фанерных щитов ларька.

Двое парней, держась друг за друга, примеряли у ларька новенькие сапоги.

Сапоги блестели на солнце, как стальные.

Григорий обошёл ларёк и стал около узенькой, увешанной замками двери.

- Тётя Маня! - шёпотом позвал он. Ларёк затрясся. Дверь распахнулась, и на пороге показалась огромная женщина - гора мяса, упакованная в дюжину кофт и юбок.

- С кем это ты? - басом спросила она, двинув тройным подбородком в Вовкину сторону.

- Новенький. Туда ходил... - многозначительно объяснил Григорий.

- А-а... Это хорошо: тебя-то уж там не пропустят, приметили, согласилась тётя Маня, протянула огромную, с короткими пальцами руку за сумкой и исчезла с ней за дверью.

Через минуту ларёк снова заходил ходуном. Из двери высунулась тёти Манина рука с сумкой.

- Лови.

Григорий на лету подхватил сумку и, не оглядываясь, зашагал прочь.

Вечером, когда ребята вернулись домой, Вовка спросил:

- Гриша, а когда мама придёт?

- Пал Фанасич говорит, скоро, - сухо ответил тот. - Уехала, говорит, тебя искать... Тише, Фёдор пришёл!

На крыльце послышались шаги, скрипнула дверь, в комнату заглянул высокий молодой парень в клетчатой рубахе.

- Кто это у тебя? - спросил он, увидев Вовку.

- Так... зашёл один, - неопределённо ответил Григорий.

Фёдор нахмурился, но больше ничего спрашивать не стал.

- Строгий он какой, - сказал Вовка.

- Мать говорит - злой. Ссорятся они сильно, а влетает мне... Хорошо, уезжает скоро.

МИР, ВОВКА И ПУГОВИЦА

Раньше мир был прост.

Он был чуть больше улицы, на которой жил Вовка.

Где-то неподалёку, вероятно за речкой, лежали города и страны, нарисованные на карте, - Ленинград, Москва, Африка, - о которых говорило радио и о которых писали в книжках.

В мире жило не так уж много людей, и все они относились к Вовке наилучшим образом.

Жизнь была ясной, как медная пуговица.

Теперь всё изменилось.

Люди, города, дороги обрушились на Вовку, как водопад, самолёт впервые оторвал его от земли, Курятня - испугала.

Вовка трусил.

Он отчаянно трусил.

Его пугала непонятность того, что делается в обеденный перерыв в бараке у Кожаного. Пугал вахтёр с винтовкой. Пугала тётя Маня.

- Если кто спросит, - наставлял Вовку Григорий, - говори: несёшь обед.

Кожаный твердил:

- Был в милиции. Найдут твою маму. Сказано - приедет. На третий день.

Маминого приезда Вовка ждал как избавления.

Хлеб, колбаса и повидло, которое купил Григорий, уже кончились.

Ели мальчики мало и где придётся: то с Кожаным в столовой, то прямо на базаре - на мелочь, которую тётя Маня давала Григорию.

"ТЫ К КОМУ, МАЛЬЧИК?"

Проснувшись на третий день утром, Вовка сразу же вспомнил: сегодня должна прийти мама!

Он весело привскочил на кровати, но при первом же взгляде на тусклое окно, чёрный потолок, на Григория, сопящего на полу, чувство радости погасло.

В полдень снова отправились к Кожаному.

В проходной Вовка хотел, как всегда, незаметно проскользнуть мимо вахтёра, но тот неожиданно наклонился и спросил:

- Ты к кому, мальчик?

- К маме...

Вовку бросило в холод, затряслись руки. Не поднимая глаз, он просеменил мимо вахтёра и еле живой доплёлся до барака.

- Что он тебя спрашивал? - настороженно спросил Кожаный.

- К кому иду.

- А ты что?

- К маме, сказал.

- Правильно! А, чёрт, заметили...

В складе Кожаный на этот раз замешкался. Когда он наконец передал Вовке сумку, она была вдвое тяжелее обычного.

Вовка потащил сумку к выходу и уже у самых дверей столкнулся с молодым мужчиной в серой шинели без погон.

- Ты откуда? - удивился молодой. - К вам приходил? - обратился он к Кожаному.

- Д-да... То есть нет. - Кожаный замялся, как клещами, больно сжал Вовке плечо и незаметно стал выталкивать Вовку из барака. - Заблудился малец. К мамке обед носил. Сейчас я его провожу.

Молодой - видно, начальник - с подозрением посмотрел на жёлтую сумку, на Вовку, хотел было ещё что-то спросить, но промолчал.

Кожаный вывел Вовку во двор.

- Пулей! - сквозь зубы процедил он. - Если задержат...

Вовка медленно двинулся к проходной.

Там сменялись вахтёры.

Он уже прошёл было барьер, как вдруг один из вахтёров нагнулся и схватил его за руку.

- Постой-ка, - сказал он, - что-то ты больно зачастил к нам! Спрашиваю: "Чей?" - продолжал он, обращаясь к товарищу. - Никто не знает. "Что носит?" Никто не ведает. - Вахтёр перегнулся через барьер ещё больше и запустил руку в сумку: - А ну показывай, что у тебя там.