Ильдихо велел трав набрать (каких - сама знает) и Хродомеру отнести, чтобы поясницу полечил. А то хродомеровы бабы не в пример нашим тупые, в травах не понимают.

А мать наша Гизела (как обычно она поступает, когда дед расходится) в хлев ушла. Сказала - козу доить. И Галесвинта с ней уходит помогать. Вдвоем они эту козу порой до ночи доят, как всю в подойник не выкачали до сих пор не понимаю.

А Сванхильда к козе не ходит. И оттого ей от деда всякий раз перепадает. Сванхильду любопытство губит. Лучше пусть уши распухнут, но зато все услышит и увидит. Дедушке не нравится, что у Сванхильды взгляд дерзкий.

Дедушка не раз говорил, что за такие взгляды в старину конями разметывали. Но им с Хродомером все недосуг Сванхильду разметать. Да и вообще измельчали люди.

Отец наш Тарасмунд не любит, когда дедушка такое о Сванхильде говорит.

Мне кажется, дедушка нарочно так говорит, чтобы отца позлить.

Я думаю, что дедушка хочет в нас древнюю благочинную свирепость и лютость воспитать, чтобы мы были как настоящие древние готы.

Дедушка Рагнарис и дядя Агигульф двумя конями поехали.

Дедушка с собой много вещей взял. Он взял свой рогатый шлем, свой меч и щит, Арбром обгрызенный. Щит отдал дяде Агигульфу, чтобы тот нес. Дядя Агигульф свой щит брать не хотел. Не любил со щитом ездить. Но Ульф настоял, чтобы он взял щит. Дядя Агигульф злился, потому что ему пришлось с двумя щитами ехать. А еще он злился, потому что Арегунда, эта вандалка, вышла повожать и видела, как он с двумя щитами на коня взгромоздился. Дядя Агигульф был как башня с двумя воротами.

Дедушка дядю Агигульфа заел с утра, все к его виду придирался. Говорил, что дядя Агигульф своим видом его, дедушку Рагнариса, опозорить хочет. И потом перед разными Гибамундами выхваляться и на гуслях с ними тренькать.

А Ульф - в издевку, что ли? - еще и копье дяде Агигульфу подал. Велел взять копье. Когда дядя Агигульф с коня к Ульфу наклонился, Ульф тихо сказал ему (я слышал), чтобы заставил дедушку Рагнариса самому свой щит взять. Чужаки как из-под земли выскакивают, негоже деду без щита оставаться. Может не успеть.

Когда дедушка Рагнарис с дядей Агигульфом за ворота выехали, мы все их провожать вышли. Ульф рядом с Арегундой стоял. И видно было, что он с этой Арегундой ближе, чем со своими родичами, потому что оба они что-то знали, что нам еще не было открыто.

Я в первый раз видел, как дед на коне ездит. Дед на коне замечательно ловко сидел, как молодой. Даже лучше, чем дядя Агигульф.

Я пошел за ними, чтобы подольше посмотреть, как дедушка едет на коне. Я подумал, что горжусь своим дедушкой.

Впереди дедушка ехал, а за ним дядя Агигульф с копьем и двумя щитами. Они перешли брод. Я видел, как дядя Агигульф, когда к реке спускался, копьем в кусты нацелил - видать, раба хродомерова заметил, там спящего, и кольнул. Раб выскочил, встрепанный. Дядя Агигульф на него и не посмотрел. Я удивился. В прежние времена, такую шутку отмочив, дядя Агигульф долго бы еще раба мучил насмешками и хохотом, выть от злости бы его заставил себе на потеху.

Потом они с дедушкой брод перешли, на противоположный берег поднялись и за курганами скрылись.

К исходу второго дня мы с Гизульфом к броду пошли. Арегунда-вандалка как раз туда пошла сторожить. Гизульфу все поговорить с ней не терпелось. Хотел побольше о Велемуде узнать и о том, как умер Велемуд, пригвожденный к дубу.

Я не хотел идти, потому что боялся эту Арегунду, но Гизульф меня с собой потащил.

Как к броду подошли, Гизульф, вперед забежав, того ленивого раба хродомерова в кустах нашел и пинками выгнал. Арегунда на то ничего не сказала.

Сперва молча сидели. Долго сидели, все заговорить не решались. Солнце уже низко над горизонтом стояло. Большое было и красное. Одна темная тучка его пересекала, будто шрам.

Наконец Гизульф к вандалке со своими вопросами подступиться решил. Рот уже раскрыл.

Тут Арегунда вскочила, за копье свое схватившись. Ибо из-за курганов незнакомый всадник показался. Огромен был тот всадник, даже от брода было видать. Остановился и назад смотреть стал.

Следом за всадником и лошадь с телегой показалась, а за телегой еще одна лошадь шла, порожняя. Вандалка нам сказала, чтобы мы в село бежали, людей полошили. Но мы с Гизульфом сразу узнали лошадь дяди Агигульфа. И самого дядю Агигульфа узнали, он на телеге сидел.

Сперва подумали, что они с дедом телегу в бурге выиграли, и отослал дед телегу домой, чтобы обратно не проиграть ее ненароком в кости. Но вот ближе подъехали, и увидели мы, что на телеге дедушка Рагнарис лежит, бороду вверх уставя и дядю Агигульфа яростно ругая на чем свет стоит.

Рассмотрели мы дядю Агигульфа и едва узнали его. Как ворон сидел, нахохлившись. В первый раз видно было, что с Ульфом они родные братья, ибо никогда прежде не был дядя Агигульф на дядю Ульфа похож.

Тут и тот большой всадник подъехал. Приметного на нем была кольчуга. Прежде мы про кольчуги только от Ульфа и дяди Агигульфа слышали, а в селе ни у кого кольчуги не было. Кольчуга была как длинная рубаха, только из металла, а под мышкой зияла большая дырка. И шлем у того всадника был не такой, как у наших воинов, - круглый, а шея кольчужным воротником прикрыта.

Щит он возил круглый, меньше, чем у наших воинов, а умбон как шип.

Всадник тот дороден был, сложением великан, вроде тех, про которых дядя Агигульф нам с Гизульфом рассказывал. Чуть не до глаз рыжим волосом зарос, бородища по кольчуге метет едва не до пупа.

Завидев Гизульфа, тот великан проревел скорбно:

- Не узнаешь ли меня, Гизульф?

Но тут дядя Агигульф на телеге поравнялся с ним и сказал устало тому великану:

- Давай, Лиутпранд, языком с детьми не мели, не до того. - А нам сказал, чтобы шли скорей домой.

Тут дед на телеге ожил и тоже бранить нас стал, что дармоедствуем. И дяде Агигульфу досталось: совсем ума с Лиутпрандом лишились, вставать ему не дают, надругаться над отцом вздумали...

Тогда только поняли мы, что рыжебородый великан тот - дядя Лиутпранд. Удивился я, как раньше его не признал. Ведь это тот самый дядя Лиутпранд, что срубил в бою голову нашему дяде Храмнезинду и через это родичем нашим стал. Лиутпранд, когда голову дяде Храмнезинду срубил, потом еще жизнь дяде Агигульфу спас и побратались они. Лиутпранд привозил ту голову в кожаном мешке нашему дедушке Рагнарису и платил вергельд за убийство Храмнезинда и согласился Храмнезинда в нашем роду заменить, после чего и стал нашему дедушке Рагнарису как бы сыном, а нам - дядей, по нашему обычаю. И хотя дядя Лиутпранд не такой близкий дядя, как Агигульф, но мы его все равно любили. И когда он пропал, наша сестра Галесвинта плакала.