— У вас необычная жестикуляция, сеньорита. Скупая и выразительная. И ещё вы очень молоды. Артистизм молодости. В ваши годы он свойственен всем, но у вас и он особенный. Ваши жесты нельзя ни повторить, ни подделать.

Словосочетание «артистизм молодости» резануло слух, напомнив обидную статью, но лицо девушки не дрогнуло. Статья с обидами тоже была для неё в прошлом, до окончаний которого оставались считанные часы.

— Сеньорита, почему вы не хотите назвать ваше имя? Хотя… у девушек, вроде вас, не должно быть имён. Они выше всей этой суетности, они…

Дверь открылась. На пороге стоял Даррес:

— Лора, — он осёкся, глядя на поднимающуюся из кресла девушку и не узнавая её. — Что такое! Что ты сделала с собой?

— Смыла краску, — взгляд Ларису был невозмутим и прозрачен.

— Тебе что было сказано? Что? — от возмущения он даже не видел постороннего, а тот растерянно переводил взгляд с Дарреса, на Ларису, с Ларисы на Дарреса.

— Вы сказали мне, что благодарные зрители хотят видеть моё лицо. Но лицо и грим на лице — не одно и то же, — слова сопроводила очаровательнейшая из разученных девушкой улыбок.

— Я вынужден буду поставить в известность руководство фирмы!

— А разве у них нет глаз?

— Твоё поведение будет обязательно учтено при составлении и заключении следующего контракта! — пригрозил Карл самой страшной из своих угроз, но даже смертный приговор имеет свои преимущества. Обещание Франческо Лариса приняла всерьёз, и теперь уже ничего не боялась. Поэтом в ответ на гневный всплеск человека, она доброжелательно улыбнулась:

— Гер Даррес, вам не кажется, что нам пора идти. Нас ведь ждут.

Карла передёрнуло от возмущения, и тут он наконец, увидел, что в гримёрной они не одни. Взгляды мужчин столкнулись выразив одновременно взаимное узнавание и недоумение. Резко подавив ярость, Даррес буркнул:

— Идём! — здороваться с пришельцем он почему-то не счёл нужным.

Эстрада возвышалась над залом сантиметров на тридцать и вдавалась в него, как полуостров вдаётся в озеро. Сходство подчёркивали сине-зелёные волны, переливающиеся на полупрозрачном полу ресторанного зала у эстрады. Когда Даррес вывел новую Ларису, зал недоумённо затих. Борясь с тишиной непонимания, он бодро объявил, что рад представить гостям юную дебютантку, решившую показаться зрителям в своём истинном виде. «…Кстати, друзья, сегодня Ларисе Хименес, первой же ролью покорившей сердца меньшинства знатоков и большинства любителей кино, исполнилось девятнадцать лет!» Жидкие, растерянные аплодисменты быстро переросли в ровный, вежливый плеск, напомнивший девушке плеск волн. «Приветствую вас, друзья, — заговорила она, срывающимся от волнения голосом, — Я рада впервые приветствовать вас, вот так, лицом к лицу. Рада, что наконец-то могу снять маску грима и взглянуть на вас, глаза в глаза, а не через волшебное окно экрана. Сегодня, впервые в жизни, стоя на эстраде и, совершенно незаслуженно возвышаясь над залом, я хочу поблагодарить вас всех. Коллег, за то, что каждым своим жестом, каждым словом они вольно и невольно учили меня своему мастерству, съёмочную группу, сумевшую наилучшим образом запечатлеть старания актёров. И, самое главное, всех вас, дорогие зрители. Потому, что всё, что мы делаем, делается для вас и вне вас теряет всякий смысл…». Речь свою Лариса знала на зубок, и потому смогла себе позволить небольшую импровизацию, незначительно отклонившись от текста. Впрочем, её вольность никто не заметил. Разве что Анна Болерн, когда Лора сошла со сцены и заняла своё место за столом, рядом с тремя другими актёрами, игравшими в фильме самые заметные роли, сказала:

— Слушая тебя, можно подумать, что ты прощаешься с кино навсегда.

— Мне почему-то кажется, что так оно и есть, — грустно ответила Лариса. Но звезда экрана приняла ответ скептически:

— После такого успеха? Синьорина, вы просто устали и потому видите всё исключительно в чёрном цвете. Кстати, твоя речь тронула слушателей.

— Но может быть Лора не так уж и не права? — вклинился в женскую беседу Франческо. — А может быть она примеряет на себя более привычную ей роль — роль маленького человека? Не хотите ли, синьорина, попрощаться со мной?

— От тебя так просто не отвяжешься, — вяло отмахнулась от него Лариса.

— Надеюсь, вы не отмахнётесь столь же небрежно от нашего мира? — перенесла своё внимание на юношу Анна.

— Именно отмахнусь. Я получил предложение от правления компании и с завтрашнего дня приступаю к работе.

— Все нас бросают, — подвёл итог его реплике Вильгельм. — Видно, нелёгок наш хлеб. Впрочем, синьор Габини, я искренне рад за вас. Вас же, синьорина, я должен упрекнуть за неверие в себя. У вас есть характер, но, к несчастью, нет стойкости перед ударами судьбы. Впрочем, может быть вы и правы. Нормальному человеку хватает тех приключений, что он видит в кино. В жизни же он предпочитает покой и стабильность. Вы, наверно, теперь вернётесь домой, где вас ждёт семья и ещё кто-нибудь?

Лариса смутилась, не зная, что ответить и Франческо, со свойственным ему напором, опять поспешил заполнить паузу:

— Не волнуйся, Вильгельм. Девочку «кто-нибудь» не ждёт. Последний Лорин дружок бросил её и не подаёт о себе никаких вестей. Может быть, это её так огорчает?

— Я же говорю, что от тебя так просто не отвяжешься, — с прежней меланхолией перебила его Лариса. — Так вот, по-настоящему расстроить меня сейчас, может только весть о том, что появился Жерар Босх и что он ищет меня. Впрочем, если я ему действительно понадоблюсь, то мне не укрыться от него и среди звёзд. А раз его здесь и сейчас нет, — значит в моих делах — полный порядок.

Какой всё-таки глупый разговор получился. Спасибо Анне, она опять перевела беседу на успехи Франческо. Беспроигрышный ход. О себе молодой Габини может говорить бесконечно и с бесконечным обожанием. Ему даже неважно: слушают его или нет. Жаль. И Анна, и Вильгель, как люди светские, могут быть очень интересными собеседниками. Одним словом: пропал вечер.

Покидали зал артисты парами: дама и кавалер. Франческо, так и не прерывая своего монолога, вёл к дверям Анну. Красавица-актриса мило улыбалась, «отрабатывая» последние минуты. Сейчас она дойдёт до машины, поблагодарит спутника за внимание, и уедет, оставив на ступеньках всё ещё, по инерции, разглагольствующего кавалера.

Ларису провожал Вильгельм. Только до лифта. Сегодня, в присутствии репортёров, приличия следовало соблюдать строго. Девушка знала это правило, и потому её очень удивили слова спутника, сказанные им в фойе:

— Лариса, что бы ты ответила на предложение стать моей женой?

— Женой? — не поняла девушка.

— Да. С завтрашнего дня ты свободный человек и можешь распоряжаться собой сама. Я тоже свободен. С этой стороны препятствий нет. Я знаю, что нравлюсь тебе. Ты же меня просто притягиваешь, как магнит железо. Есть в тебе что-то не поддающееся ни определению, ни описанию и непривычное для меня. Нечто такое, чего я никогда не встречал у других женщин. Ты как существо из другого мира…

Слова Арунского могли бы заворожить, не будь они так близки к истине. На родной планете, где подобные Ларисе существа всегда жили среди людей, некоторые особенности в её поведении воспринимались большинством, как один из вариантов нормы. Но привычное и незаметное там, на Раре, здесь, на Галато, оказывается, бросалось в глаза, отпугивая и притягивая одновременно.

— Прости, Вильгельм, ты действительно нравишься мне, но это невозможно, — прервала Лора рассуждения человека. — Я не свободна. У меня есть обязательства.

— Перед твоим прежним другом? Но ты же сама сказала…

— Сказала и могу повторить. Обязательства у меня — перед моим родным братом. Его зовут Виктор, он старше меня на три года, и сейчас он находится в плену на режимной планете федерации, на Нипе.

— Лариса, ты что? Собираешься устроить ему побег? Это невозможно.

— То же самое мне сказал мой прежний приятель. Поэтому мы расстались. Ещё раз, извини Вильгельм. У меня, действительно свой путь. Я не знаю, куда он приведёт меня, но я пройду его до конца.

— Лариса, это противоречит здравому смыслу…

— Поэтому я и прошу: давай расстанемся просто друзьями. — Взгляд девушки молил о прощении и понимании. — Так будет безопасней и для тебя и для меня, — добавила она виновато

«В своём ли она уме? — промелькнула у Вильгельма очень своевременная мысль, — А если и не в своём, то не лучше ли вовремя отойти в сторону. Интересных женщин много, а карьера одна. В конце концов, я только актёр. Я изображаю авантюристов и суперменов, но сам таковым не являюсь. К чему мне действительно опасные приключения?»

— Раз это ваш выбор, синьорина, мне остаётся только смиренно принять его, — он напоказ, для репортёров, поцеловал ей руку. — Прощайте синьорина. Желаю, чтобы все ваши мечты сбылись.

— Пусть сбудутся и ваши мечты, синьор Арунский. Было очень приятно работать с вами.

— Взаимно, синьорина Лариса. Прощайте.

* * * * *

Исчезновение Ларисы заметили только через два дня. Даррес равнодушно, мимоходом поинтересовался к портье гостиницы: «…Как поживает синьорина Лора?» и получил столь же равнодушный ответ:

— Синьорина Хименес здесь больше не проживает.

— А где она?

— Не знаю. Адреса синьорина не оставила.

— И когда они покинула отель?

— Как только перестал оплачиваться номер. Да, она предупредила, что должны подойти представители фирмы. Она забронировала и оплатила ячейку в нашей камере хранения. При вещах — заверенная нотариусом опись.

В камере хранения Даррес нашёл все вещи переданные Ларисе во временное пользование. Карл сообщил об отъезде девушки начальнику и выкинул эту нелепую историю из головы. Распоряжение он выполнил, а остальное его не интересовало.

* * * * *

Лариса сидела не неудобном табурете. В меру испуганная, в меру настороженная, в меру растерянная и не в меру упрямая. Чиновник, за столом напротив, желал убедиться, что девятнадцатилетняя девушка с «Рары» — одной из планет Конфедеративного союза (в просторечии «Конфедерации»), не угрожает безопасности планеты «Элате», входящей в состав Федеративного союза. В противном случае о визе не могло быть и речи, а именно виза была нужна Ларисе.