Гл. 2. Розовые деревья.
Брань и похвала, неотличимая от брани. Оборотень в несколько мгновений мог залечить почти любую рану, но не рану, нанесённую словом. Прямое оскорбление вызвало бы у девушки равноценный ответ, но на эти изящные, подлые укольчики, в виде вынужденных порицаний, Лариса не смогла бы ответить, даже если бы встретилась с автором лицом к лицу. Каждое слово в статье сочилось ядом презрения и отвращения к «низкому», «плебейскому» искусству, ко всем тем, кто смел творить для людей примитивных и неискушённы. Ненавистью и неприятием «тёмного охлоса» вообще и её, Ларисы, выскочки и недавней работяги в частности, полнилась каждая изящно и со вкусом выписанная фраза.
С болезненным сладострастием девушка читала и перечитывала расплывающиеся от её слёз жестокие строки. Она конечно всегда знала, что не гениальна. Но неужели её старания вообще не заслужили никакой похвалы? Фразы типа «дилетантская и детская игра», «абсолютный примитивизм», «схематическая упрощённость» перемежались замечаниями вроде «слабому сюжету соответствует столь же слабая трактовка» или «абсолютное отсутствие каких либо намёков на новые мысли или приёмы…». И в конце статьи — значилась крупным текстом фамилия и имя знаменитого, признанного режиссёра и кинокритика Ойкумены.
Выплакав все слёзы, Лариса встала, равнодушно откинула журнал, сказала громко: «Да, я не актриса!» Да и что ещё можно было сказать? Она действительно не была актрисой, и знала это всегда. Несколько часов сладких грёз сегодня — не в счёт. Да, она снималась не ради высокого искусства, а ради денег. Деньги эти она получила. Франческо пообещал, что она никогда не получит приличной работы? А она и не собирается её искать. Зачем? У неё другие планы и работа этим планам — помеха. Из-за чего же она ревёт? Из-за этого «борова» — Франческо? Много чести. Из-за разгромной статьи? А это уже глупо. И вообще, довольно валяться в постели и жрать сладкое. Звезда Экрана, называется! Других дел, что ли нет? Волосы — жуть и ужас! Не поймёшь, какого они цвета! Целых три месяца совершенно не занималась причёской! Ну да, всё это время она снималась в париках: быстро, красиво и никакой возни с парикмахерами. Так, осветлитель. Не зря покупала. Лучше уж быть блондинкой, чем походить на вылинявшую половую тряпку!
«Блондинки» не получилось. То ли дешёвый осветлитель оказался слаб, то ли Лариса не выдержала его на волосах достаточное время. Цвет получился неровный, «перьями». Тут и остатки от седой лисы, и рыжина плохо осветлённых волос, и естественны цвет отросших корней. Не важно. Больше она не киноактриса и не манекенщица. Отныне, её внешний вид — только её, личное дело. Так, теперь займёмся гардеробом: два костюма, блузки, три платья, чулки, бельё, туфли. Плащ она наденет на себя. Так проще. Все вещи или подарены ей Жераром, или она их купила сама.
Чемодан получился лёгким. Прекрасно. Как шутил Бродяга — Босх: «Лучший багаж — кредитная карточка». Завтра утром можно будет не тратить время на сборы. Чемодан — в шкаф, а пока…
Лариса села к компьютеру. Сейчас она находится на планете «Галато». Это планета из группы «нейтральных». Ей же надо попасть на «Толу». Но «Тола» — режимная планета Федерации. Прямо попасть на неё вряд ли возможно.
После недолгого поиска, компьютер выдал кратчайший маршрут. С «Галато» на «Элате» — одну из курортных планет Федерации раз в месяц ходит пассажирский корабль повышенной комфортности. «Элате» в одной системе с «Толой». Между ними тоже существует связь. Раз в месяц с «Элате» на «Толу» отправляется грузо — пассажирский корабль. Последний межзвёздник ушёл с «Галато» три дня назад. Не плохо. Наверно, оформление документов потребует времени.
Переписав найденные сведения в блокнот, Лариса продолжила поиски. Для самостоятельной жизни мало одного желания. Нужна крыша над головой, нужна еда и всё это желательно не слишком дорогое.
Стук в дверь вернул её из завтрашнего дня в день сегодняшний. Карл Даррес, её опекун по линии прессы, не скрывал своего раздражения. Он быстро привык к тому, что Лора всегда относится к работе сверх обязательно. Сегодняшняя расхлябанность девушки просто вывела человека из себя:
— Немедленно одевайся! Просмотр уже начался, а синьорина не готова! Синьорина только что изволила подняться! Она, видите ли, зачиталась дифирамбами в свою честь!
С невозмутимостью, свидетельствующей о твёрдости принятого решения, Лариса выслушала упрёки, спокойно ответила:
— Мне надоели эти просмотры, коктейли, презентации и вечера. Время действия контракта истекло. Я никуда не обязана идти.
— Синьорина заблуждается, — оборвал её мужчина. — Контракт заканчивается завтра. Сегодня синьорина обязана идти, если не хочет заплатить неустойку. Так как, синьорина? Вы идёте?
Взгляд девушки на миг стал тяжёлым, но колебания её были краткими. Решительно поднявшись, она направилась к шкафу:
— Гер Даррес абсолютно прав. Сегодня я обязана идти и я иду. Дайте мне пятнадцать минут на сборы и я к вашим услугам.
Ровно четверть часа спустя Лариса стояла перед Даресом. Волосы она заплела в две короткие, толстые косички, скрепила их жёсткими спиралями из жёсткой, сияющей как золото, берилловой бронзы. Настоящее золото для таких украшений не годилось — недостаточно упругий металл. Одета она была в мягкий, объёмный свитер, длинную юбку, телесного цвета чулки, на ноги надела — светлые туфли. Украшения девушки тоже не бросались в глаза: кулон на плетёной цепочке из той же берилловой бронзы и тонкой золотое колечко с двумя шариками на руке. Сомневаясь, что спутник её положительно оценит такую резкую смену стиля, она накинула поверх всего забавный капор (что-то вроде накидки с капюшоном) с не менее забавными оборками. Из под оборок едва можно было разглядеть кончики пальцев, носки туфель, нос с подбородком да серо зелёные, холодно поблёскивающие глаза с красноватыми прожилками.
— Ты плакала? — спросил девушку Даррес, когда они выходили из номера.
— Это имеет отношение к контракту? — огрызнулась Лариса.
— К контракту имеет отношение всё, — досадливо парировал её дерзость мужчина, и счёл нужным пояснить. — Возможно, придётся объяснять причину твоих слёз зрителям.
— Я оплакала своё девятнадцатилетние, — уже сдержано отозвалась Лариса.
— Тебе сегодня исполнилось девятнадцать?
— Да.
— Тогда о чём ты плакала?
— А это уже никого не касается.
Мужчина начал злиться:
— Девочка, ты на редкость дерзка сегодня. Это может сказаться на твоём будущем контракте.
— Сожалею.
Светское мероприятие на этот раз шло в одном из ресторанных залов того же отеля. Даррес, перед тем, как выпустить свою подопечную на сцену, оставил её в одной из артистических уборных ресторана. Уходя, он посоветовал девушке не терять время зря и «обратить особое внимание на грим». Женским сборам за пятнадцать минут журналист явно не доверял.
Лариса молча кивнула в ответ, но, только за мужчиной закрылась дверь, села в кресло посреди комнатушки, подальше от зеркал, скинула капор на спинку и подлокотники. Мазаться гримом на этот раз она не собиралась. А зачем? Среди записанных в истекающем контракте обязанностей, эта упомянута не была.
Первым, кто увидел девушку в её «естественном» облике, стал немолодой, респектабельный мужчина, что называется «в годах». В гримёрную к девушке он зашёл без стука, как к себе, явно ошибившись дверью. Повернув голову на шум, Лариса увидела человека с коротко постриженными, густыми тёмными, тронутыми сединой, волосами, округлым лицом, с усами, такими же тёмными, как и волосы, но без седины. Одет он был тоже респектабельно: строгий тёмный костюм белая накрахмаленная рубашка, строгий галстук с заколкой, запонки на манжетах, темные, кожаные туфли. Но главное, что привлекло внимание девушки и связало её в первые мгновения — глаза человека: тёмно-голубые, с траурной окантовкой, заманчиво глубокие и, одновременно, по-детски искренние. Эта искренность и насторожила Ларису. Возможно, потому, что сама она придавала своим глазам такое выражение именно тогда, когда сознательно и откровенно врала собеседнику.
Обнаружив что помещение занято, мужчина остановился в дверях с недоумением созерцая девушку в кресле, не узнавая её и удивляясь этому неузнаванию. Минуту спустя, он взглянул на номер на двери. Цифра его успокоила. Он просто ошибся дверью. Одновременно, человек вспомнил о правилах приличия:
— Простите сеньорита, я ошибся номером.
— Вполне возможно, сеньор, — серьёзно согласилась девушка. Мужчина потоптался на пороге, переводя взгляд с номера на двери на девушку в кресле и обратно:
— Видите ли, сеньорита, я договорился встретиться со знакомым в комнате номер шестнадцать…
— Здесь пятнадцатый номер.
— Да, да, я вижу, я ошибся, в коридоре плохое освещение…
— Это бывает.
Рука девушки с красивыми, длинными пальцами покоится на подлокотнике кресла. Огромный воротник свободного свитера чем-то напоминает плоёные воротники дам и кавалеров на портретах времён средневековой Испании. Гладко зачёсанные волосы, не искажающие классические черты лица. Матово-белая кожа, невозмутимый взгляд серо-зелёных глаз с необычной, притягивающей взор, искоркой на дне. Мужчина заворожено топтался на пороге. Его действительно ждут за дверью рядом, но… они же ждут! А будет ли ждать эта надменная незнакомка?
Мужчина обворожительно улыбнулся:
— Мне так неловко, сеньорита…
— Надеюсь.
Мужчина опять как-то странно посмотрел на неё и вдруг, решившись, перешагнул порог:
— Я рискую показаться навязчивым, но … скажите, кто вы?
Теперь уже девушка, внимательнее обычного, посмотрела на навязчивого пришельца. Он следил за каждым её движением с откровенной и потому непонятной жадностью. Вот ведь привязался: кто? Что? Зачем? Да никто, вот и всё. Сразу после этой дурацкой, рекламной акции, никто.