— Утихомирься, друг. С каких это пор ты стал психовать из-за такой чепухи, как испорченный дубль?

Развернувшись к неожиданному защитнику, режиссёр накинулся на него, но крик его звучал уже на несколько баллов ниже:

— Из-за одного дубля? Из-за десятого дубля! Эта актрисишка…

— Эта девушка вообще не актриса, — опять перебил его Арунский.

— Тогда какого чёрта она здесь делает? Пусть танцует на подиуме, демонстрируя тряпки и мишуру. Кто пустил её на съёмочную площадку?!

— Ты, — Арунский сохранял невозмутимость.

— Я? — возмутился режиссёр.

— Да, Мартин, ты. Именно ты согласился с ней работать. Согласился, заранее зная, что девочка — не актриса. Что ты орёшь сейчас? Или ты считаешь, что, доведя актрису до слёз, заставишь её правильно улыбнуться?

Одно лишь присутствие имени Вильгельма Арунского в титрах фильма притягивало зрителя лучше любой рекламы. И режиссёр не мог не считаться с супер звездой. В конце концов, другого режиссёра найти можно всегда, Великий же Вильгельм — незаменим.

— Тебе легко рассуждать, — буркнул Мартин, отступая. — А у меня есть план съёмок. Есть другие эпизоды…

— Вот и займись другими эпизодами, а лучше объяви перерыв на четверть часа и отдохнёт сам. Ты сейчас в таком состоянии, что результата всё равно не будет. А я поговорю с девочкой. Слово профессионала, ровно через пятнадцать минут она улыбнётся именно так, как этого требует сценарий.

Ворча про себя, режиссёр отошёл, объявил через громкоговоритель: «Всем перерыв на пятнадцать минут».

Вильгельм подошёл к девушке, взял её за руку:

— Не надо плакать, Лора, ничего страшного не случилось.

— Да, ничего, — едва сдерживая слёзы, отозвалась девочка. — Просто я не актриса и не могу выполнить свою работу. Пустяк, право.

Даже захлёбываясь от бессилия и обиды, девушка изо всех сил старалась «сохранить лицо», но Арунского интересовали не её переживания. Он приподнял собеседнице лицо и, глядя ей прямо в глаза, заботливо спросил:

— Лариса, в котором часу ты вчера легла спать?

— Около одиннадцати.

— А когда ты обычно ложишься?

— В десять. Но при чём здесь это?

— Одна из причин снижения работоспособности, — недостаток сна и переутомление.

Осмыслив слова собеседника, девушка серьёзно возразила:

— Получасовую задержку нельзя считать причиной переутомления.

— Следовательно, причина в другом. Тебя что-то огорчило?

— Да, нет, ничего, — отозвалась Лариса, и собесёдник мгновенно уловил лёгкую неуверенность в её ответе:

— Так огорчило? Что именно?

— Да нет, это тоже пустяк. Подумаешь, какие-то триста кредитов, — рука девушки невольно коснулась кармана.

— Не прячь, показывай, или стыдно?

— Мне? Чего?

— Тем более.

Лариса неохотно достала из кармана смятый счёт.

— Что это? — Спросил мужчина с недоумением.

— Вчерашний счёт из ресторана.

Арунский взял листок, посмотрел на итоговую цифру:

— Он что, слишком большой для тебя?

— Нет, не слишком. Это счёт за двоих.

— За двоих?

— Да, за меня и за Франческо?

— Ты вчера ходила в ресторане с Франческо? — спросил Вильгельм с таким недоумением, словно это было для него новостью.

— Да, он вчера пригласил меня в ресторан и…

— Вы прекрасно провели время…

Лариса, вспомнила вчерашнее, непрерывное хвастовство кавалера и неопределённо пожала плечами.

— Поужинали, поболтали, мы даже не танцевали.

— А потом?

— Я спать пошла.

— А — а — а, — протянул Арунский, и, оборвав паузу, быстро спросил. — А утром тебе принесли счёт за обоих?

— Ну, да.

— Это досадно, — Вильгельм оглянулся, прикидывая, кого бы из присутствующих заинтересовала такая новость, увидел режиссёра. Тот с недовольной миной наблюдал за беседой со стороны. — Мартин, можно тебя отвлечь.

По тому, как быстро подошёл мужчина, сразу становилось ясно, насколько он перед этим был занят.

— Мартин, посмотри, что учудил наш «романтический герой». Вчера пригласил девушку в ресторан, весь вечер хвалил себя дорогого и любимого. Причём, даже не догадался пригласить её на танец. Естественно, его отшили. И, естественно, он отомстил: заставил Лору оплатить ужин за двоих. Девочка оскорблена, от обиды чуть не плачет, у нас срываются съёмка, но Франческо, как истинный сын миллиардера, сэкономил сто пятьдесят кредитов. Учись, Мартин, как надо зарабатывать капитал!

Режиссёр посмотрел на Вильгельма, на счёт, на Ларису, сказал коротко:

— Плюнь, — и, подумав, добавил. — Ты не обеднела, он не разбогател, зато опозорился на всю тусовку. Это я тебе обещаю.

— Именно это я и хотел сказать, — поддержал его Вильгельм. — Теперь перехожу ко второму вопросу. Лора, у тебя есть при себе зеркало?

— Где-то в сумочке.

— Погоди, не надо искать, держи моё.

— Тяжёлое…Зеркало, поданное ей Арунским, не смотря на свой небольшой размер, ощутимо оттянуло руку. Золотой обод оправы с бриллиантовыми искорками, обрамлял толстое, двустороннее, стекло. Определение девушки было верным, но именно поэтому оно удивило мужчину.

— Тяжёлое?

— Да… Я что-то не так сказала?

— Да, нет, — мужчина смотрел на неё с каким-то, непонятным Лоре недоумением.

— Наверно, оно очень дорогое…

— Не оправдывайся. Зеркало, действительно, тяжёлое. Удивительно, что ты первая из моих знакомых, обратила внимание именно на это. Обычно, всё говорят, что зеркало необыкновенно красиво.

Лариса с недоумением разглядывала безделушку: сглаженные грани, ничего лишнего в отделке. Вещица очень удобно ложилась в ладонь, но назвать её необыкновенно красивой, девушкеникогда бы ни пришло в голову. Немую паузу оборвал Вильгельм:

— Короче, к делу. Смотри на меня. Видишь, как я улыбнулся?

— Да.

— Теперь смотрись в зеркало и попробуй эту улыбку повторить. Получилось? Нет? Опять смотри на меня. Смотри внимательно. Я улыбаюсь специально для тебя и очень медленно. Улавливаешь? Гляди в зеркало и повторяй.

Режиссёр, не скрывая одобрения, следил за работой профессионала. Две минуты понадобилось тому, чтобы девочка повторила первую улыбку. За следующиё пять минут были отработаны три следующие, а ещё десять минут спустя, был снят до того не получавшийся эпизод. Да и дальше работа покатилась как бы сама по себе.

После того, как у режиссёра появилось имя, он словно изменился. На Ларису больше не кричал, не возмущался, не хлестал словами. Гонял он её по-прежнему, если даже не с большим упорством, но делал это с каким-то непонятным для Ларисы упоением. Человек словно лепил из послушной ему девушки, образ, который видел только он сам.

К концу рабочего дня Лариса ощущала себя выжатой досуха. И это было приятно. Впервые, она чувствовала, что работа у неё ладится, что дело пошло, и что всё не так уж и плохо.

Арунский, не давая девушке остыть, пригласил её в кафе. Лариса согласилась сразу, хотя и боялась, что человек начнёт навязывать ей спиртное, и, как оказалось, зря. Вильгельм заказал обычный ужин. Девушка ожидала, что знаменитейший киноактёр начнёт рассказывать о себе, но человек заговорил о ней. И заговорил именно о том, что её интересовало больше всего: о работе. Начал он, естественно, не с похвалы.

— Лора, ты, действительно, никудышная актриса. Но, заметь, Мартин возится с тобой больше, чем с кем бы то ни было. А знаешь, почему? Ты, как никто подходишь к данной роли.

— Разве это роль: служанка…

— Не скажи, — Вильгельм улыбнулся, как человек знающий, о чём говорит. — Зрителю меньше всего интересны главные положительные герои. Они слишком традиционны и примитивны. А вот роль злодея, как у меня или твоя роль субретки всегда считались наиболее выигрышными. По сути, фильм вытягиваем мы с тобой. Да, да, наделённый всеми доблестями герой Франческо, и красавица — героиня, которую играет Анна, публику не привлёкут.

— Тогда почему… — не удержавшись, перебила собеседника Лариса, но Арунски не остался в долгу и тоже перебил её:

— Почему тебе, не актрисе, поручили самую важную роль? Видишь ли, Лора, искусство — очень нежная субстанция. Любое искусство — имитация реальности, но искусство настоящее — это имитация, превосходящее оригинал. И ещё, искусство — это прекрасная маска, которую люди надевают на серую действительность исключительно из стремления к красоте и совершенству. Ты улавливаешь мою мысль?

Рука мужчины приобняла её за плечи, лицо склонилось к лицу, губы почти приникли к уху. Знаменитый актёр был похож сейчас на … Герарда Айера, когда тот уговаривал её не улетать с Рары вместе с Сержем и Элен. Старая, но, отнюдь, не забытая история. Ассоциация промелькнула и скрылась. Так скрывается в шкафу не нужное пока платье. Пока не нужное.

Парочка сидела в маленьком и недорогом кафе, коих было несколько рядом с киностудией, за столиком у стены. Кафе было почти полно, но Лариса слишком увлеклась беседой, чтобы обращать внимание на такие детали. Она лишь чуть отодвинулась, кивнула: «Понимаю» — одновременно бросив на собеседника искренне заинтересованный взгляд. Арунский улыбнулся ей, отстраняясь. Иначе девушка не смогла бы как следует увидеть и оценить его улыбку, продолжил рассказ:

— Да — да, искусство — это маска. Запомни, Лора, зритель идёт смотреть не на чужие приключения, а на свои. Герой — это маска, которое искусство предлагает примерить зрителю.

В те времена, когда произведения искусства создавались аристократами для аристократов, героями могли быть исключительно люди благородных кровей. Постепенно круг потребителей искусства расширялся, и, одновременно расширялся круг персонажей. Мусорщик никогда не наденет маску короля. Он предпочтёт маску мусорщика, но мусорщика удачливого, который вследствие своей удачливости может, по ходу пьесы, даже стать королём. В сфере обслуживания работают миллионы женщин всех возрастов. Очаровательная, юная субретка — идеальная маска для любой из них. Вспомни: вчера ты ехала на лошади. Помнишь?