Наконец, переставив слова, мы с честью завершили решение этой сложнейшей задачи, не прибегая к помощи специалистов по разгадыванию шифров: «Theodor, don’t search for in Kemi, but we shall have a date later in other countries. Bastsheri» — «Федор, не ищи в Кеми, но у нас состоится свидание позже в других странах. Бастшери». Простенько и со вкусом. Никаких эпистолярных изысков. Стоило ехать до самого Асуана, чтобы получить здесь этот милый пинок под зад.

— Не грустите, орлы, — подзадоривал нас Ардалион Иванович, когда мы спускались на завтрак. — В других странах — так в других странах. Зато весь мир объездим.

— Кстати, я не уверен, что нам снова не крутят мозги, — возразил Николка. — Может статься, что она уже здесь, а письмо прислала, чтобы запутать следы. Хитрая щучка. Не поддавайтесь на ее уловки.

— Эх, — вздохнул я, — тяжела доля донора. Ждешь-ждешь, когда тебя выпьют, а оно все откладывается и откладывается!

Второй день в Асуане был упоительным. Сразу после завтрака мы отправились кататься по Нилу на фелюгах. Кормчий нашей фелюги, на которой разместились я, Мухин, Старов, Тетка, Гессен-Дармштадский, Бабенко и еще десяток писателей, приветствовал нас фразой по-русски:

— Здарова, Горбацев!

Николка задался вопросом, нельзя ли за это содрать с него один доллар. Между двумя фелюгами, на которых расселась наша писательская группа, затеялось соревнование. Та, вторая фелюга, стала отставать, и наш кормчий все время подзадоривал отставших криками:

— Горбацев! Горбацев! Горбацев!

Оттуда в ответ доносилось:

— Харащо! Харащо!

Ардалион Иванович посоветовал нашему кормчему кричать другую фразу — «Борис, ты не прав», тот старательно повторил ее несколько раз и стал кричать второй фелюге:

— Бариса, ды не брав! Бариса, ды не брав!

Публику это очень веселило, но Ардалиону Ивановичу был присужден штраф в один доллар.

Переправившись на другой берег Нила, мы сошли с фелюги и, поднявшись высоко в гору, посетили мавзолей Ага-Хана, колыбель исмаилитов[45]. Некогда отсюда заместитель старца горы посылал ассасинов[46] совершать злодейские убийства. Спустившись, мы с наслаждением искупались в Ниле. Здесь, в отличие от Луксора, вода была чистая-чистая, а течение слабое. Вернувшись на борт фелюги, мы отправились к острову Элефантина. Я лежал на носу фелюги. Никаких ожогов и в помине не было, загар ложился ровно, приятно. Чем ближе мы подплывали к Элефантине, тем больше меня охватывало волнение. Я понимал, что не могла Бастшери просто так послать мне эту весточку. Если и не сама она будет ждать меня там, то, во всяком случае, я должен буду увидеть нечто, что напомнит мне о ней или даст какой-либо сигнал.

Все же солнце палило нещадно и долго загорать на носу фелюги я не мог. Перебираясь под тент, я увидел еще одну фелюгу, плывущую метрах в тридцати от нашей, но это была не та, на которой плыла вторая половина писательской группы. На носу этой фелюги стояла тонкая, стройная девушка в белом купальнике. Она вдруг помахала нам рукой, и Николка в восторге воскликнул:

— Да ведь это же Лариса!

— Да ну! — не поверил я, настолько фигурка девушки показалась мне удивительной.

— Ну конечно, это она! — ликовал Николка. — Ла-ри-са!

— Бариса, ды не брав! — подхватил наш смешной кормчий, полагая, что речь идет снова о Ельцине.

В эту минуту какой-то молодой человек приблизился к девушке и, как видно, пытался уговорить ее сойти с носа фелюги. И тогда чудесная фигурка вытянулась, подпрыгнула и рыбкой ушла в воду. Через несколько секунд голова показалась над водой в нескольких метрах от борта фелюги и изящными, грациозными взмахами девушка быстро поплыла в сторону нашей фелюги. Ее тонкие белые руки, выпрыгивающие из воды и вновь ровно ныряющие, напоминали крылья чайки, охотящейся на рыб у самой поверхности воды.

— Лариса! Вернись! Ло-ра! — неслись крики с покинутой ею фелюги.

— Давай! Жми! Еще немного! — кричали Бабенко и Ардалион Иванович. — Молодец девчонка!

Я прыгнул в воду солдатиком, погрузился метра на два и снизу, из-под воды, наблюдал, как стройная, нежная и сильная фигурка девушки подплыла к борту нашей фелюги, как забарахтались и затем взмыли ввысь и исчезли точеные ноги. Когда я вынырнул, Лариса уже стояла на палубе нашей фелюги в окружении Николки, Бабенко и Ардалиона Ивановича и кричала своим:

— Не поминайте лихом!

А кормчий, весело хохоча, довольный такой смелой выходкой русской девушки, вторил ей:

— Бариса, ды не брав! Горбацев, харащо!

Когда я подплыл к фелюге, мне тоже протянули руки и помогли влезть на борт, потому что самому это было бы не под силу — борт более, чем на метр возвышался над поверхностью воды.

— Привет! — сказал я Ларисе. — Как же ты осмелилась на такой героический поступок?

— Просто они мне безумно осточертели, — весело смеясь, ответила девушка. Капли воды дрожали и горели в ее ресницах и волосах, звенели неслышным звоном, стекая по стройной фигуре, под белым закрытым купальником отчетливо прорисовывались острые грудки, маленькая ямка посреди живота, твердая выпуклость лобка. Я радостно улыбался ей, чувствуя, что ее дерзкий побег, заплыв и появление среди нас каким-то непонятным, но чудесным образом приносит мне освобождение, что мои волнения, страхи и безумное желание вновь встретиться с таинственной танцовщицей вмиг улетучились.

— А где же Олимпиада? — спросил Николка. — Пусть тоже.

— Я с ней поссорилась. Да она и плавать хорошо не умеет.

— Афродита! Нильская Афродита! — вставил свой комплимент Ардалион Иванович. — Ты покорила наши сердца!

— Не только сердца, она покорила Нил! — добавил Бабенко.

— Берите больше — Египет! — воскликнул Николка.

— Всю Африку! — сказал Гессен-Дармштадский.

— Отныне Египет — русская территория, — подытожил я.

Наша фелюга уже проплывала мимо острова, высокими отвесными скалами вставшего посреди течения реки. Гладкие, будто тщательно отполированные скалы были покрыты иероглифической резьбой и огромными рельефными изображениями фараонов и орлов с распростертыми крыльями. Зрелище неописуемой красоты.

— Элефантина, — сказал кормчий, тыча пальцем, хотя и так было ясно, что это и есть Элефантина.

— Боже, как красиво! — молвила покорительница сердец. — Какое счастье!

— Когда вы приехали? Где вас поселили? — выпытывал Николка.

— Приехали вчера, а поселили нас в гостинице «Хатхор». А давайте сплаваем на тот берег!

— Вот неугомонная! Влюблюсь! — прорычал Ардалион Иванович.

Лариса вскочила на нос фелюги и легко нырнула в воду. Я и Николка одновременно последовали ее примеру и пустились вдогонку. Она плыла так быстро, что я, хоть и отличный пловец, еле-еле поспевал за нею, а Николка плелся у меня в хвосте. Мне нравилось выигрывать у него это соревнование, но хотелось и девушку перегнать, а вот это уже никак не получалось. До берега она доплыла первой. Выбралась в редкие прибрежные заросли и расхохоталась, счастливая, что никто не мог ее догнать.

— Ну вы даете! — с обидой в голосе пропыхтел Николка, вылезая на берег последним. — Можно подумать, вы каждый день Нил переплываете.

— Во всяком случае, некоторые, наверное, по вечерам не напиваются, — заметил я, совершая тем самым маленькое предательство.

— А вы вчера напивались? Как не стыдно! Фу! — пристыдила нас Лариса.

— Можно подумать, что артисты оперетты не пьют, — буркнул Николка.

— Пьют, — вздохнула девушка. — И это так скучно! Ну что, поплыли назад на корабль?

— Дайте передохнуть, — взмолился Николка. — Кстати, а почему мы не боимся крокодилов?

— Потому что у нас в России их нет, — сказал я. — Нечего отдыхать, поплыли!

— Торопишься на Элефантину? — съязвил Николка. — Понимаю. Но только ведь ты сегодня получил отлуп.

— Какой отлуп? — заинтересовалась Лариса.

— У него любовь с одной египтянкой. Они договорились встретиться в Луксоре, она не приехала, позвонила по телефону из Каира и назначила свидание на Элефантине. А сегодня утром…