Девушка подавилась криком, глядя на дыру между лопатками тёти — в неё мог бы пройти кулак вождя! Мертвец издал звук, схожий со смешком и с трудом поднялся на ноги. Но и Юги падать не собиралась. Боли не было. Она провела рукой по обугленной дыре между грудями и внимательно оглядела оставшуюся на пальцах жидкость — белую, тягучую, с резким запахом. Жрица давно уже подозревала, что она уже больше растение, чем человек — а дерево не так просто убить.
Мертвец едва успел подняться, как попал в могучие объятья Юги — жрица не желала больше состязаться в магии, во владении которой атлант был опытней, она просто давила, ломала рёбра, пальцами разрывая сухую кожу. Покойник не сдавался, отвечая тем же, его костлявые пальцы с той же яростью рвали женщину — а вокруг них творился полный хаос, потоки враждебных сил неразделимо переплелись, пытаясь любой ценой помочь хозяину, испепеляя и разрушая всё вокруг.
Туми не отрываясь смотрела на этот жуткий смертоносный танец, не в силах повлиять на результат. Девушка не обладала силой противников, и совсем не была бессмертной. Под ногами бойцов уже образовалась полоса перепаханной земли, залитой белым соком жрицы и бурой слизью, нехотя текущей из ран мертвеца.
— Это… последнее… зло? — задыхаясь, спросила Юги. Жрица постепенно проигрывала своему более опытному и хитрому противнику, пустившему в ход весь свой боевой арсенал приёмов и уловок.
— Да, это он! Тот, спящий император! Воалус! — выкрикнула Тахи и тут же зажала рот руками. Тётя может заинтересоваться подробностями, не говорить же, что всё это рассказал беглый молодой атлант, один из самых настойчивых ухажёров, юный солдат, ставший охотником первобытного племени.
Юги было не до подозрений, враг, как покрытый чешуёй, выскальзывал, выворачивался, стремясь вырваться от цепкой противницы и пустить в ход заклинания, хотя, пожалуй, он мог бы одержать верх и в рукопашной — в отличие от Юги, усталости он не выказывал.
Здесь и сейчас, согласилась с внутренним голосом Юги, из последних сил вцепившись в Воалуса и покоряясь тому, что росло в ней много лет. Ноги жрицы странно изогнулись и нырнули вглубь вспаханной земли, руки расщепились ветвями, как грязь пронизывая плоть мертвеца и прорастая сквозь него. Всё новые и новые листья и ветки выстреливали из утратившего человеческое подобие тела жрицы, уже не только целя в неудачливого императора, но и просто образуя пышную крону.
Дерево поглотило Воалуса и продолжало расти, жадно впитывая всю жизненную силу ядовитой жрицы, поднимаясь всё выше, и затеняя собой целый лес.
Туми медленно подошла к огромному стволу и обхватила его, насколько хватило рук. По щекам текли непрошеные слёзы. Дуновение взъерошило волосы девушки и она спешно приоткрыла рот, чтобы поймать последнее дыхание единственной родственницы.
Высоко над головой треснула кора, выпуская мутный бурый потёк, смешанный с серебристым соком. Воалус, разодранный в клочья, вросший в дерево, всё ещё не сдался, остервенело прорываясь наружу.
Туми призвала все доступные ей силы, бросила зов о помощи жрицам у алтаря — и весь лес ответил. Она притягивала всё новые и новые растения, заставляя их обкручиваться вокруг ствола и сращивая с деревом, пока последние шевеления внутри не утихли. Может быть, этот Воалус и правда бессмертный, но даже ему не вырваться из объятий всего леса.
А затем девушка долго стояла у дерева, прижимаясь горячим лбом к прохладной гладкой коре, как ни странно, нисколько не ядовитой. Слёз больше не было, всё же это не та смерть, которой так не хотела сдаваться Юги.
…— И я обязательно буду приходить сюда, и приводить детей. У меня их будет много-много, за себя и за тебя, тётя. И если осенью у тебя будут плоды, обязательно попробую, даже если окажутся ядовитыми…
Невиданное, очень толстое и высокое дерево задумчиво шелестело вслед затерявшейся в сумраке леса девичьей фигурке. Дерево не понимало слов и ничего не знало о сокрытом внутри зле. Да и незачем ему было знать, что оно знаменует завершение старой жестокой эпохи, и начало другой, хорошей или плохой, но главное — совершенно новой.