- Он и так давно уже есть, - неохотно бурчу, беря в руку ложку.

- Че так? – ухмыляется.

Шумный вздох. Взор обрушиваю ему в лицо:

- А почему бы и нет? Нервы постоянно на пределе. Сутками, что тогда, что сейчас – на работе. Некогда и поесть нормально. А после развода – и того нет желания готовить. Вообще, на многое нет охоты, когда живешь один. Не мне тебе рассказывать, - криво улыбаюсь. - Нет нужды ни постель заправлять, ни даже супы варить...

- А ради себя?

Обмерла я, подбирая слова.

- Ради себя? Ради себя… я даже не уехала из этого чертового города. Еще до встречи с тобой... Может, и ничего бы не случилось... Может, и не нашел бы меня Евсеев... Или в милицию не пошла бы – стала врачом, либо воспитательницей. Няней, так ты говорил? Спасала бы жизни, как и здесь, или просто кому помогала, вот только… не отдавая судьбу, тело и душу взамен.

- И мы бы и дальше творили… свой беспредел, - добро так, весело рассмеялся, кивая головой Еремов. – Но разве это лучше? - улыбнулся.

- А то вы  так не творите?! – сквозь ухмылку с негодованием гаркнула я.

Захохотал.

- Но сколько тех, кого ты остановила. Разве не так?

Смолчала.

- И взгляни на себя, - внезапно продолжил. – Честный, добрый, самоотверженный милиционер. Подтверждение того, что еще не все прогнило в этой стране…

Печально, горько саркастически рассмеялась я:

- Мент? Выбравший сторону бандитов?

Заржал пристыжено, на мгновение пряча взгляд, Гриша. И снова глаза в глаза:

- Это еще кто кого выбрал, Балашова?

Молчу, чувствую, что краснею... Короткая пауза.

Продолжил:

- А ты... Хоть сними с тебя форму, отбери корочку, и даже в кровать к бандиту положи, все равно остаешься ментом. Стражем правопорядка. Я не удивлюсь, если в какой-то момент ты выберешь правосудие, а не меня. И это будет естественно. Логично… Так что… - вдруг кивнул на тарелку мою, - ешь давай и не грузись всяким бредом. Рожденный летать – ползать не станет.

- Если только ему крылья не отрубить.

- Путь сначала попробуют...

Приехать домой к Еремову. Живо стащить с себя куртку, обувь и проследовать за Гришей в зал.

- Ну что, - обмер посреди комнаты, улыбаясь. Чешет затылок. Взгляд на меня: - Я на диване, ты – на полу, все как всегда?

Заливается смехом.

Подстебнул, так подстебнул.

Ухмыляюсь.

- Раз хозяин дома так говорит… - пытаюсь не уступать я.

Смеется.

Шаг ближе и вдруг обнял за плечи, дружески.

- Или в кровать? – а глаза так и блестят потаенной радостью. – Без всяких там «шуры-муры»?

- А ты сможешь? - чувствую, как уже краснею от одной только этой мысли.

Ухмыляется:

- Постараюсь.

- И где, прям там? – киваю головой в сторону спальни. – Где ты свою голосистую таскал?

Пристыжено опускает очи на миг, поморщившись.

- Ну, ладно уж. Идиот, - обнимает еще сильнее, не сопротивляюсь. Глаза в глаза. – Прости меня. Перегнул палку.

- Бросал бы ты пить, Гриш…

Недовольно скривился.

Шумный вздох – и отступает, выпускает меня из своей хватки.

- Что молчишь? – не отступаю я.

Вдруг захохотал. Косой, коварный взгляд на меня:

- Еще не жена, а уже командует и воспитывает.

Мурашки побежали по телу от таких слов. Но пытаюсь не подать виду:

- Для тебя же будет лучше. А то совсем… другим становишься. То шуточки недалекие, то ярость… звериная.

Помрачнел. Стал серьезным. Внезапно выровнялся. Пристальный, изучающий мое лицо, взгляд:

- Хорошо.

Я даже поперхнулась слюной от неожиданности.

Продолжил:

- Пока будешь у меня жить – воздержусь. По крайней мере, постараюсь. Идет?

Смущенно опускаю взгляд, улыбаюсь (а щеки так и пылают огнем), несмело киваю:

- Идет. С радостью…

Ухмыльнулся.

Сменить постельное белье – и завалиться на мягкую кровать, забуриться под теплое одеяло.

Отворачиваюсь, взгляд за окно, испуганно, взволнованно выжидаю...

Не прошло и  пяти минут, как, наконец-то закончив чистить зубы, зашел в спальню Еремов. Невнятный шорох - и тотчас вторая половина просела под его весом. Ловкое движение - и вдруг откровенно, нагло прижался ко мне, обнял и подло затих.

- Гриш, - рычу я сквозь улыбку.

Делает вид, что не слышит. Но чую же, гад, ухмыляется.

- Может, ты и «спишь», но вот хвост твой…

Тихо ржет про себя (содрогается, будучи не в силах сдержаться).

- Ниче. Не укусит...

- Кто? Хвост? – язвлю.

Смеется (хотя и уже едва различимо).

Лениво:

- Змей…

- Я тебе дам змей! Гриш, ну, отпусти! Я так не усну! Мне душно! - отчаянно, писком.

Попытка разодрать кольцо его рук, вырваться из плена – да тщетно. Скотина, нарочно сопротивляется, хотя и строит вид, будто уже крепко, беспробудно спит.

Ну, гад!

Шумный вздох и "вынужденно" смиряюсь с поражением... счастливо оседаю, утопаю в его нежной, дерзкой хватке.

Следующая неделя тяжело мне далась. Даже не смотря на то, что… вечерами под искры бешенных взглядов моих коллег меня радушно встречал, забирал и увозил к себе домой Еремов, дни тянулись медленно, и часы казались вечностью.

- Ты же понимаешь, куда ты скатываешься? – не выдержал как-то Макс и вновь затронул больную тему.

- Понимаю.

- И не страшно?

- С ним – нет, - режу правду, сама того даже не ожидая.

Качает  недовольно головой:

- Лучше бы ты… о Евсееве столько думала, как о нем. Поди, больше бы толку было…

Разворот и пошагал прочь.

С*кин сын.

Будто я об этой твари не думаю: сутками, б***ь, сутками напролет!

- Ну что, - уставил на меня свои карие очи Григорий. – Сразу домой, или в магазин, как ты там вчера все упрашивала?

Даже просияла я от такой радости:

- В магазин! Хватит по ресторанам шататься! Поди… и сама смогу такое сварганить.

- Зачем мне такое? – язвит. – Я вкуснее хочу!

Закатила раздраженно глаза под лоб (во многом притворно):

- Вкуснее – сам делай. А я сделаю – как смогу!

Пройтись вдоль стеллажей с умным видом собирая в тележку продукты.

Черт, сколько времени уже прошло. Помню, когда так с мужем ходили... Тогда еще только начинались супермаркеты, не было такого ажиотажа, массовости. Все так интересно, необычно… и коряво, непривычно. Я же, как ошалевшая, моталась с корзинкой меж рядами согласно составленному списку общих нужд, в то время как мой "благоверный" - лишь по своим точкам, выбирая «вкусняшки». С*кин сын. Как же он меня тогда бесил! Нет бы по делу, а то все идиотизмом занимался. Нарочно дразнил. Зато мне позволить себе "лишнего"... уж никак было нельзя. Будь неладен этот гад! Даже сейчас настроение испортил... этими тупыми воспоминаниями.

Обмерла я. Взгляд на Еремова.

Заметил, ухмыляется.

- Что? – кивает головой.

- Да ничего, - смеюсь. – Ты такой послушный, гуськом ходишь, помогаешь. Прям дико...

- Это ты дикая, - вдруг смеется. Шаг ближе и обнял за плечи при всех, притянул к себе -поцелуй в висок (попал в шапку). Тотчас живо выпускает из хватки (видимо, пока не заехала кулаком).

Ошарашено пучу на него глаза:

- Это еще что?

Улыбается нежно так, добро:

- А что, нельзя? Мы же на людях, - осматривается по сторонам, тихо хохоча. – Если что… спасут от похотливого хвоста.

- Змея, - язвлю (с того дня любимая наша шутка… и тема).

Шаг ближе. И, обжигая мои губы своим дыханием, проговорил:

- Да как угодно его называй, главное… подпусти.

Жаром обдало вмиг меня, сжимая внизу живота мышцы. Запнулась, забыла, как дышать.

Отчаянный шаг в сторону, отворачиваюсь, улыбаясь (а сама уже горю от стыда, краснея):