Сцена 8.

Петр стоя играет на скрипке. Орлов, Потемкин и еще несколько придворных - двое, трое - исторически это были два брата Григория Орлова, советник Теплов и актер Волков. Потемкин еще в мундире поручика. Петр закончил играть. Все аплодируют.

ПЕТР. Здесь в Ропше, в этой глуши, можно было бы выдержать, если бы императрица согласилась на приезд ко мне Воронцовой. Убедите ее, господа, что я смирился с судьбой, и если она пришлет сюда мою возлюбленную, я буду счастливейшим человеком под солнцем.

ОРЛОВ. Мы передадим вашу просьбу ее императорскому величеству. Разрешите наливать?

ПЕТР. А ты выпьешь первым, Гриша?

ОРЛОВ. Да разве я посмею, ваше императорское величество?

ПЕТР. Хорошо, хорошо. Расскажите что-нибудь забавное! Я ужасно скучаю.

ОРЛОВ. Потемкин, расскажи про тот двор и свинью...

ПОТЕМКИН. Утром петух взлетает на плетень и поет: "Я бы кого-нибудь потоптал!" (Подражает голосам всех животных.) А хряк: "Кого? Кого?" А утка: "Всех кряду, всех кряду". А гусак: "Ага, ага!". А куры: "Вот так да! Вот так да!" А корова: "Мило, мило".

Все смеются.

ОРЛОВ. Он, ваше величество, прекрасно подражает животным. Покажи еще что-нибудь!

Потемкин квакает, подражая лягушке.

ПЕТР. А жаворонка?

Потемкин свистит.

А Бестужева?

Потемкин пародирует походку министра, затем садится, издав при этом неприличный звук. Все присутствующие очень громко смеются.

А Фике?

Тишина.

Что, Фике показать не сумеешь?

ПОТЕМКИН. Ваше величество, я бы никогда в жизни не осмелился.

Пауза.

ПЕТР. Правильно, юноша. Перед тобой я - лучший пример того, чем могут закончиться шутки над Фике. Выпьем за ее здоровье!

Все пьют.

Ой, что со мной? Меня отравили! (Вскакивает и пытается выбежать. Остальные стараются его задержать.)

Молока, дайте мне молока!

Орлов толкает Петра, тот падает на пол.

Что я вам сделал? На помощь! На помощь! Императора убивают!

Потемкин тянет со стола скатерть.

ПОТЕМКИН. Быстрей! Или он, или мы!

Потемкин и Орлов срывают скатерть и душат ею Петра.

Сцена 9.

Дидро и Гримм.

ДИДРО. Да. Политика не знает жалости.

ГРИММ. К тому, кто становится небезопасен. Императрица дала мне прочесть вашу памятную записку.

Пауза.

ДИДРО. И что вы о ней думаете?

ГРИММ. Весьма, весьма любопытно. Некая смелая концепция, не учитывающая нынешнюю ситуацию. Прямой дорогой ведет к... к чему-то наподобие бунта...

ДИДРО. Вы так считаете?

ГРИММ. Весьма оригинальная попытка быстро превратить людей, привыкших к ярму, - в людей свободных по принуждению.

ДИДРО. По вашему мнению - это абсолютно неприменимо на практике?

ГРИММ. Скорее всего - не слишком применимо. Затрудняюсь ответить. Введение подобной системы в Австрии или во Франции завершилось бы кровопролитной революцией. Здесь, возможно, принесет свои плоды. Они так покорны.

ДИДРО. И вы поделились своим мнением с императрицей?

ГРИММ. Не в такой резкой форме. Ведь между друзьями не должно быть места дипломатическим тонкостям, но в беседе с императрицей я лишь высказал сомнение - весьма деликатно, - в готовности ее народа к столь серьезным переменам.

ДИДРО. Весьма благодарен.

ГРИММ. Дорогой, милый Дидро! Перестаньте серьезно относиться к вашему пребыванию здесь. Мы им ни на что не нужны. То есть, извините, - нужны только для проектирования лампионов и покупки картин в Париже.

Но реформировать этих византийцев?

Жаль расходовать ваш великолепный интеллект!

Мы верим в логику Аристотеля, в математику д'Аламбера, физику Ньютона.

Они верят, что царь - это Бог, и что человек обязан страдать за свои грехи уже здесь, в этой юдоли слез. Да - и еще, - что после смерти можно стать оборотнем.

Я боюсь давать им какие-либо советы.

В конце концов, с медведем можно флиртовать, но реформировать его?

ДИДРО. Итак, вы считаете, что европейский опыт не может пригодиться этой стране?

ГРИММ. Они примут лишь то, что захотят, и используют это совершенно иначе, чем мы склонны предполагать.

ДИДРО. Понимаю. И благодарю за откровенность. Ваши замечания весьма ценны.

ГРИММ. Только такой должна быть дружба между философами. (Подает руку Дидро и выходит.)

ДИДРО. Что я должен был ему ответить? Что императрица хочет счастья для своих подданных, а мой проект - это плод наших бесед, совместных решений, общих мечтаний? Я не мог ему в этом признаться! А может, мне следовало прямо заявить: "Ты - низкий, циничный, жеманный лакей, который пользуется своим выдающимся разумом для того, чтобы комментировать этот мир, но никогда не осмелится взять на себя риск его улучшать?

Я же - тот единственный человек, который в состоянии ей помочь, ибо она доверяет мне, а я ее понимаю. Понимаю и люблю."

Я мог так ответить, но не сделал этого. Сдержался.

Вбегает Дашкова.

ДАШКОВА. Друг мой! Милый, обожаемый маэстро!

ДИДРО. Княгиня...

ДАШКОВА. Пожалуйста, дайте мне руку!

Дидро подает руку, Дашкова ее целует.

Прошу вас всегда помнить - я вас боготворю! Пойдемте смотреть наши фейерверки!

Дашкова выбегает, сцену заливает свет как бы от серии залпов фейерверка.

ДИДРО. И я отправился вместе с остальными аплодировать именинным фейерверкам княгини Дашковой.

Сцена 10.

Входят - Екатерина, Дидро, Дашкова, Потемкин, Бестужев, Гримм. Доносятся последние залпы. Собравшиеся аплодируют императрице.

БЕСТУЖЕВ. Восхитительное зрелище, просто восхитительное. Я многое повидал, разные фейерверки, карусели, театры и иллюминации, - но это, княгиня, превзошло все ожидания. Музыка сфер. Великолепие этого празднества вызывало у меня слезы и радости, и воодушевления.

ПОТЕМКИН. И любви. Было видно, что огонь в каждой руке, - это пламя любви к государыне.

ДАШКОВА. Любви всего народа. Это чувствовалось. Такое не делается по приказу.

ГРИММ. Княгиня права. Такое не делается по приказу. Я видел тысячи лиц, светившихся счастьем.

ДИДРО. Быть любимой миллионами. Это ощущение должно быть прекрасно.

БЕСТУЖЕВ. Я безмерно рад, что успел до своей смерти пережить этот день. Умру счастливым.

ЕКАТЕРИНА. Ты, батюшка, всю жизнь трудился, чтобы Россия стала такой. И она теперь такова - благодаря тебе.