– Я понимаю, почему вас прислали, – сказал он. – Конечно, по дальней связи такое не выяснить. Очень запутанная тема, сам Слейпнир ногу сломит… Ладно, я постараюсь рассказать то, что знаю сам. Среди тех – очень немногочисленных, надо сказать – наших бюрократов, которые знают о контакте, встречаются два отношения. Первое – это умеренно доброжелательный подход. Готовность осторожно развивать и познавать. Примером такой позиции являюсь я, например, – он улыбнулся. – К сожалению, в высшем руководстве флота так считают не все. Там есть несколько «черных фишек». Изоляционистов, которые считают, что контакт – в принципе зло, все данные о нем стоит стереть, и доступ закрыть.

– Зло? Почему?

– Я неточно выразился, – сказал Линденгард. – Не зло, а угроза. Слишком большая угроза. Эти люди боятся, что контакт вызовет в нашем собственном обществе проблемы, которые не удастся решить без войны.

– Какие проблемы?

Линденгард вздохнул.

– Ну, например, совершенно неизвестно, как на известие о контакте отреагируют наши республиканцы. Они ведь есть даже в Рейхе. Не говоря о Хайнессене, который принадлежит им целиком. Я надеюсь, что на Хайнессене еще ничего не знают, и затрудняюсь даже представить – что будет, когда узнают. А ведь утечка может произойти в любую секунду…

Борислав медленно кивнул. Республика Хайнессен была последним уцелевшим осколком Союза Свободных Планет, когда-то объединявшего сотни звездных систем. До сих пор земляне с ней дела не имели.

– А как могут отреагировать республиканцы?

– Вот том-то и дело, что я не знаю, – сказал Линденгард. – Их, безусловно, очень вдохновит тот факт, что строй вашей цивилизации – республиканский, в нашем понимании. По крайней мере, уж точно не монархия. А вот какие практические выводы они сделают… Не знаю и не хочу знать, если честно. Это не мое дело. Я всего лишь простой адмирал.

– Кстати, – сказал Борислав. – Я не очень-то понимаю, зачем Рейху такой большой военный космофлот, при том, что государств-соперников у него нет. Не поясните?

– Попробую, – сказал Линденгард. – Вы правы, государств-соперников у Рейха нет. Хайнессен не в счет, там прекрасно понимают, что соперничество между нами может быть только политическим и экономическим, развивать военный флот они даже не пытаются… Но, во-первых, учтите, насколько пространство Рейха огромно. Существуют окраинные планеты, полузаброшенные или недоосвоенные системы, да мало ли еще что. А любители поживиться за чужой счет, нарушая правила, найдутся всегда. Да, в том числе и пираты. Флот необходим уже потому, что всегда есть такая угроза. Но, кроме того, значительная часть нашего космофлота занимается обычными галактическими исследованиями, как вы это видели на «Ётунхейме». Через военные организационные структуры очень удобно управлять чем угодно, в том числе и исследовательской деятельностью. Солдафоны вроде меня занимаются всевозможным обеспечением, а ученые работают себе спокойно… Конечно, это немножко идеальная картинка, но в целом… Да вы многое уже и сами видели. Чем создавать исследовательский флот с нуля, было гораздо проще использовать военный в тех же целях.

– Но милитаризация общества у вас при этом сохраняется, – сказал Борислав. – Все эти ученые, одетые в мундиры…

Линденгард поднял брови.

– А у вас это не так? Вы уверены? Конечно, я не очень много общался с людьми Полудня. Но у меня сложилось впечатление, что многие области, особенно связанные с социальным риском, у вас вполне военизированы. Единственное отличие – вы форму не носите. Я неправ?

Борислав задумался.

– По-моему, все-таки нет… Но я понимаю, что со стороны так может показаться.

Линденгард вновь вздернул свои брови, но ничего не сказал.

Интересно, знает ли он слово «Прогрессор»? Лучше пока не выяснять.

– Хорошо, – сказал Линденгард. – На чем мы остановились?.. Ах да, на изоляционистах. Я понимаю, почему это вас интересует… По моим данным, гибель вашего корабля «Нейтрон» – именно работа изоляционистов. Не хотелось бы оправдываться, но… Проверьте навигационные данные. «Нейтрон» проигнорировал мои предупреждения. Он пересек границу секторов. Я командую девятнадцатым галактическим сектором, и ручаюсь, что он для ваших кораблей безопасен. Но «Нейтрон» забрался в соседний сектор, двадцатый – и немедленно был сбит.

– Кто командует двадцатым сектором?

– Контр-адмирал Грегор фон Гампхаузен.

– Он человек изоляционистов?

– Он человек вице-адмирала Юлиуса Брентано. Это начальник контрразведки космофлота. И вот Брентано – изоляционист. Самый крайний. Гампхаузена он мог использовать втемную, просто дав ему приказ сбивать любые подозрительные объекты. Мог, впрочем, и сделать из него своего сознательного сторонника – это пока никак не проверить… Но в том, что инициатива шла от Брентано, у меня сомнений нет.

– И насколько далеко Брентано способен зайти?

Линденгард прищурился.

– Не знаю, – сказал он. – Гражданская война в нынешнем Рейхе почти невозможна. Но ведь и феодальные воспоминания еще не остыли. Брентано как раз из тех, кто до сих пор исповедует аристократические ценности, знаете ли. Воинская доблесть, семейная честь, служение Одину и прочее… Но при этом он, несомненно, умный человек. Своими силами он закрыть подступы к Окну не может, поэтому будет искать обходные пути. А вот какие – не знаю.

Борислав кивнул.

– Вы готовы гарантировать безопасность наших кораблей, пока они не покидают девятнадцатого сектора?

– Готов. Безусловно. Это моя работа.

– Спасибо… Брентано находится на Феззане?

– Разумеется. Как и весь Главный штаб.

– А сторонники у нас на Феззане есть?

– Конечно. Вы же не думаете, что я действую исключительно на свой страх и риск? Главным покровителем контакта сейчас является Дитрих Сульковский, начальник политической разведки. Очень яркий человек. Кстати, секретность нашей работы обеспечивает он же.

– А Хайнессен не в курсе?

– Никоим образом. У них, конечно, тоже есть своя разведка, но я не думаю, что она уже нас засекла.

– Разве это не вопрос времени?..

Линденгард поджал губы и с сожалением кивнул.

– Вот именно. Вы сейчас воспроизвели главный аргумент изоляционистов. Разве это не вопрос времени? Что будет, когда узнают республиканцы? Где гарантия, что они не воспримут людей Мира Полудня как своих союзников? И, если такое случится, как отреагируют сами люди Полудня? Кстати, Борислав, а вы знаете ответ на последний вопрос?..

Борислав напрягся.

– Нет, – сказал он. – Честно – нет. Но я уверен, что принцип «не навреди» будет соблюден.

Линденгард кивнул.

– Хорошо, что честно, – сказал он. – Беда в том, что, кроме принципа «не навреди», есть еще принцип «не тронь меня». Noli me tangere. Положа руку на сердце – неужели вы совсем не понимаете изоляционистов?..

Борислав вспомнил кое-какие истории, относящиеся к опыту работы КОМКОНа-2.

– Понимаю… Думаю, что понимаю. Но я уверен, что они неправы. Мы уже соприкоснулись. И теперь контакт неизбежен.

Спрятанная в недрах линкора «Истрия» рабочая комната флотской контрразведки резко отличалась от помпезного адмиральского салона. Стены из серого пластика, простой стол, матовые лампы. И пространство, достаточное только для того, чтобы двое работающих здесь офицеров могли свободно разойтись.

Корветтен-капитан Эрнст Абель сидел в глубокой задумчивости. Как начальник контрразведки 19-го сектора, он имел полное право открыть прослушивание кабинета командующего, если бы возникла реальная необходимость. Он знал, что при Гольденбаумах такое было и вовсе в порядке вещей. Но теперь – нет. Теперь нужны обоснования и отчетность; контрразведчика, который начнет следить за вышестоящими без особой нужды, могут понизить в должности, а то и в звании. А доносительство в Рейхе сейчас не поощряется, поэтому коллеги не рискуют. Не случайно отдел контрразведки находится не на «Карниоле», а на однотипной с ней «Истрии»: чтобы под ногами у командующего не путаться. Там, где дело касается высшего командного состава, контрразведчику лучше воздержаться от ненужной активности, чем получить втык за косвенную диффамацию – иными словами, за дутые обвинения, способные бросить на кого-то тень. Господа адмиралы к этому относятся ох как трепетно; если что – пожаловаться не преминут.