Борислав медлил.

– Вы поняли, к чему я? – спросил Миттермайер уже настойчиво.

– Кажется, да. Цивилизация Деметры и цивилизация Афины. И вот мы встречаемся… Так?

Миттермайер энергично кивнул.

И тут же энергия будто ушла из него.

– Все не так просто, – пробормотал он. – Контакт встретит сопротивление, причем как у нас, так и у вас, я полагаю… Но отказываться от такого шанса нельзя. Нельзя. Только все должно быть честно. Борислав, скажите: вы знаете, что такое Вестерланд?

– Э… Планета?

Миттермайер кивнул.

– Что-то связанное с войной?

Миттермайер опять кивнул. С трудом.

– Это планета. В области, всегда принадлежавшей Рейху. В конце войны с Союзом у нас была собственная гражданская война. Внутренняя. В ходе нее против предводителя аристократов, герцога Брауншвейга, взбунтовались его подданные, жители вот этого самого Вестерланда. Выступили, убили наместника. А Брауншвейг в это время проигрывал войну, и он решил, что навести порядок в своем тылу надо крутыми мерами. И он приказал применить против Вестерланда ядерное оружие…

Адмирал замолчал надолго. Эта история явно пробудила в нем не лучшие воспоминания. Борислав боялся пошевелиться.

– …Приказ был выполнен?

– Да. Приказ был выполнен. Синхронная атака. Шестьдесят тератонных водородных зарядов. Там не то что ни один человек не выжил – там вообще ничего живого не осталось. Представьте себе, эту планету до сих пор не заселили заново. Никто не хочет заниматься ее терраформированием. Отравленный океан и пыльные бури… Брауншвейга после этого убили через несколько дней, но это неважно… Так вот, после этой акции пошли слухи, что наша сторона сознательно позволила Брауншвейгу ее провести.

– Зачем?

– Чтобы лишить его поддержки. Показать всем, что он безумец. Собственно, так и случилось.

– Это правда?

Миттермайер неопределенно повел рукой.

– Совершенно точно это знали только два человека. Император и начальник его штаба. Обоих уже давно не спросишь… а при жизни их тем более не спрашивали. Но слухи ходили упорные. Судя по тому, что знаю я, все так и было. Два миллиона человек были принесены в жертву.

– Но гражданская война была выиграна?

– Вчистую. Больше не было ни одного крупного сражения, Брауншвейг мгновенно растерял всех сторонников… Борислав, вы понимаете, зачем я вам это рассказываю?

– Думаю, что да.

– Это было всего шестьдесят три года назад, – сказал Миттермайер. – Вот в чем все дело. Вот чего стоило нынешнее плавное развитие. Даже не прогресс.

Борислав смотрел в спокойные голубые глаза собеседника, как в зеркало. Да… Зеркало.

– Вы очень честны, – сказал он.

Миттермайер развел руками.

– Иначе контакт бессмыслен. Не сомневаюсь, нас еще многое удивит друг в друге. Ваша система управления – я до сих пор не понимаю, как она работает. И ваша система воспитания, тем более. В Рейхе общество… неравномерно, сын адмирала вряд ли станет крестьянином, сын крестьянина вряд ли станет профессором… хотя исключений, слава богам, сейчас все больше… но все равно… Но в рамках имеющихся возможностей – профессию человек выбирает сам. Без всяких комиссий. Разве что родители влияют, но это тоже все реже… А с другой стороны, Рейх милитаризован так, как вам, наверное, и не снилось… Несмотря на то, что никаких войн не намечается. Кстати, с нашими республиканцами вы еще не встречались?

– Нет, – сказал Борислав. – Только понаслышке пока.

Миттермайер издал смешок.

– Ох, они и заинтересуются вашим опытом… Но это позже. Сейчас меня интересуют процедурные вещи. Вы доложите о путешествии сюда Всемирному совету?

Борислав содрогнулся.

– Я доложу людям, которые меня послали. А дальше – не знаю. Информация о контакте начала распространяться как раз перед моим отбытием, и я просто не знаю, до чего там дошло. Мне самому интересно. Но Всемирный совет, безусловно, будет это обсуждать… Если уже не начал.

Миттермайер с деловым видом кивнул.

– Понимаю. Нам тут тоже предстоит решить множество внутренних проблем. Ну что ж, сообщайте о новостях. Надеюсь, все будет в порядке.

Распрощавшись с дворецким, Борислав пошел к автомобилю. Все, думал он. Я достиг, чего хотел. Но тогда откуда это чувство незавершенности? Мы друг друга поняли или нет? У меня получилось или нет?.. Дорожка, выложенная камнем, была плотно обсажена цветами; венчики светились, а в глубине кустов уже таился мрак. Цветы покачивались: огненные канны, сизые водосборы, белые лилии, скромные флоксы, пышные хризантемы… Борислав шел сквозь надвигающийся вечер, сквозь косые лучи феззанского солнца, и думал: все хорошо. Да и разве может быть иначе?.. Он кивнул шоферу, почтительно распахнувшему дверь машины, и расположился в кресле. Теперь надо было ехать в космопорт.

Остров Принс-Эдуард напоминал ухоженное поместье. Рощи красного дуба уютно шумели, отступая там, где шла дорога. Белая парусообразная крыша здания Всемирного совета едва виднелась из-за крон. А дальше вниз тянулись луга в фиолетовых свечах дикого люпина. Ветер дул с Атлантики.

– Во сколько они начнут? – спросил Борислав.

Джеймс Стюарт взглянул на часы.

– Уже, – сообщил он. – Боги олимпийские, да не волнуйся ты так… Мне сразу сбросят информацию на браслет, если что. Посидим пока, подождем. Тебе даже отдохнуть толком ведь не дали, – он указал на скамью.

Борислав уселся, закинув ногу на ногу. Джеймс пристроился рядом.

– Ты больше не видел того парня? Ну, из контрразведки?

Борислав потянулся.

– Не видел. Но я знаю, что до Брентано он добрался. Что уж они там решат – пока представления не имею. Еще одна тема, в которой разбираться и разбираться.

– А просто приказать им не работать против нас высшее руководство не может?

Борислав усмехнулся.

– Может, разумеется. Проблема в том, что такой приказ, скорее всего, не будет выполнен. Его и у нас-то запросто могли бы не выполнить, тебе ли не знать… Традиции Рейха – совсем другие, но тоже непростые. У них – феодалы. Аристократы. Живые, настоящие. У них, если на то пошло, последняя гражданская война не так уж и давно была. Таких людей, как Брентано, не очень-то заставишь делать то, чего они не хотят. Разве что террором… но на террор нынешнее правительство не пойдет точно. Будут балансы, согласования. Уговоры – там, где они могут помочь. Политика. Если подумать, у нас тоже все это есть.

Джеймс посмотрел на Борислава искоса.

– Профессиональная деформация, – констатировал он. – Прямо-таки налицо. По крайней мере, психологи в центре тебе скажут именно это. А ведь ты всего десять дней там провел.

– Я сам об этом думаю, – признался Борислав. – Когда я работал на Гиганде, я прекрасно понимал, что это роль. Игра. Маскарадный костюм, который я сниму и повешу в шкаф. Вернусь на Землю, и ничего от Гиганды во мне не останется… Так вот, в Рейхе у меня такого чувства не было.

– А какое было? – с интересом спросил Джеймс.

– Я чувствовал себя странновато – но на месте. В целом как среди своих. Мне и играть-то почти не приходилось.

– Идеальные показания для контактера, – заметил Джеймс вполголоса.

– Да… – Борислав вдруг охрип. – Дело в том, что такого контакта у нас еще не бывало.

Джеймс развернулся к собеседнику.

– Понимаю тебя, – сказал он. – Даже все зная, трудно сразу воспринять ситуацию как принципиально новую… И даже не воспринять, а – пережить. Наверное. Это очень непривычно. «И в то же время – кто бы мог подумать? – недаром говорят, что душа не всегда соответствует телу, – этого колосса мог привести в трепет отважный ребенок, не дрогнувший перед ним, а в тех случаях, когда его козни с адом и хитростями не получались, он бледнел и дрожал, поскольку сама мысль о честной борьбе на равных способна была заставить его бежать на край света». Знаешь, откуда цитата?

– Знаю, – сказал Борислав. – Маркиз де Сад, «Сто двадцать дней Содома». О чудовищном герцоге де Бланжи. Значит, в положении герцога сейчас мы? А ведь Рейх нам не противник…