В углу подвала забился в истерике брательник Фрол:

- Брат, брат! Скажи им, покайся! Брат! Брат! Брат!!!

Слаб братишка мой младший, слаб - не в меня, ни в Ивана, ни в батю... Батька - он бы понял меня. Батька, помоги...

- Брат!!!

- Молчи!!! - что было силы заорал я, чтобы только заглушить эту боль, которая разрывала моё тело. - Молчи!!!

- Загубим мы его, - не выдержал второй, гнусавый дьяк.

- Уберите его! - приказал зеленоглазый дьяк-сатана.

Бревно качнулось, жар опалил брови и усы. Я плотно сжал веки - в глазах бушевал и крутился водоворот пламени и я увидел... Я увидел того старца из Нижнего Новгорода.

* * *

Наш лагерь стоял на высоком, крутом берегу Волги - отсюда река и волжская степь просматривались во всех направлениях. Мы подняли вал, проделали в нём бойницы - настоящая крепость, как в Паншином городке. Такую просто не возьмёшь - зубы сломаешь! Готовились ждать - скоро должны были пойти торговые караваны с севера на Астрахань. Там и хлеб, и военные припасы, и казна для выплаты служивым стрельцам, для работников на учугах и соляных промыслах. Пойдёт богатый патриарший насад, будет что пошарпать... Вот только отряд мой - вроде две тысячи человек, а толку мало. Боевых, обученных казаков немного, ещё меньше беглых стрельцов - в основном голутвенные из недавних беглецов от бояр и монастырей. Их надо обучать ратному делу, показать, что у бояр и монастырских людей кровь того же цвета, что и у них. Черкашенин и Фрол готовили, учили беглых ратному делу. Смутное мы затеяли. Крестник дал отписку в Москву и астраханский воевода Иван Александрович Хилков уже рыскал по Волге, искал со мной встречи. Царицынский воевода Унковский грозился выслать меня обратно на Дон. В общем - ждали меня, искали, готовились к встрече. И я готовился - наши люди были везде и доносили о воеводских розысках. Я зубоскалил с казаками:

- Знать, бояться нас - вон как воеводы забегали! Сам царь письма им шлёт, чтобы вернуть нас на Дон.

Руки против воли сжимались, хватались за саблю.

- Неужто, братья, вернёмся и не возьмём дувану?!

- Не воротимся, атаман - возьмём дуван!!! - шумели казаки. - Веди нас в Персию - даст Бог удачи!

- Поведу! - я вскидывал клинок к солнцу, алые отблески которого заливали его по самую рукоятку. - Поведу отведать воеводской крови! - обещал я, чувствуя, как вздувались жилы на лбу и сабля просилась в дело.

Рано утром Якушка Гаврилов ворвался в землянку с криком:

- Степан Тимофеевич, идут насады с верху под парусами и множество стругов с ними.

Я вскочил с лавки, на ходу накинув кафтан, схватив пистоль и саблю.

Взбежали на утёс. Там уже толпилось множество людей.

- Смотри, атаман - плывут!

С северной стороны по реке шли белые лоскутки парусов - царские и патриаршие насады. За ними тонкими соломинками темнели вёсельные струги.

- Поднимайся, робяты! - весело крикнул я. - Караван идёт! Пошарпаем купчишек.

- К стругам, робяты! - Леско Черкашенин бросился подымать лагерь.

Я находился в головном струге. Караван быстро приближался. Я уже мог рассмотреть весело трепетавшие на насадах личные прапорцы купцов. Особенно выделялись знамёна московского гостя Василия Шорина. Зол на него народ сколько крови людской попили его приказчики, всё ему мало. Над одним из насадов колыхалось знамя московского святейшего патриарха. За ним шли насады с флажком великого государя.

Я подмигнул Ивану Черноярцу, своему ближайшему есаулу из Черкасска, который был моим вывидком на свадьбе с Олёной Микитишной:

- Сами в руки плывут - хорошая добыча!

- Нас заметили.

- Вижу, - я вытащил наполовину из ножен саблю Тимофея Рази - когда-то она здорово послужила ему на Азове.

Казаки смотрели в мою сторону, ждали сигнала.

Стрельцы засуетились возле небольших медных пушек, что стояли по невысоким бортам насадов. Стрелецкие пятидесятники нервно бегали по палубе, отдавая приказания и готовясь к бою. Стрельцы торопливо заряжали пищали, проверяли заряды. Мелкие струги спрятались позади главного каравана. Я улыбнулся:

- Что, робяты, не дадим спуску боярам?! - я вскинул саблю. - Сарынь на кичку!

- Сарынь на кичку! - подхватили казаки, и наши струги полетели соколами навстречу каравану и переняли его посреди реки.

Стрельцы дали залп - получилось мимо и поздно, потому что мы уже с криком лезли на насады. Я вспрыгнул на головное патриаршее судно:

- Стрельцы, наша взяла - бросай оружье!

Стрельцы не оказали никакого сопротивления, побросали пищали и пали на коленки. Казаки шмыгали вокруг, подбирая оружие, награждая зазевавшихся подзатыльниками.

- Рулевой, правь к берегу, где наш стан! Вань, покажи ему.

Патриарший насад повернул в сторону берега. Весь караван шёл за ним. Я сидел в креслице на головном насаде, надвинув на самые брови круглую лохматую шапку. Оголённая сабля лежала на коленях поверх синих, парчовых штанов. Правая рука лежала поверх рукояти сабли. Синий кунтуш распахнулся, оголяя грудь. Под речным ветерком было немного зябко. Мне кажется, что я больше похож сейчас на судью - строгого и справедливого.

Впереди, испуганно ловя мой взгляд, переминались с ноги на ногу боярские приказные люди, сопровождавшие караван, купеческие приказчики, купцы, стрельцы, ярыжники, кормчие, водоливы, гребцы, грузчики, бурлаки и разная голь перекатная. Подбежал Фрол Минаев:

- Атаман, колодчиков нашли.

- Что? Веди их сюда.

На насад в сопровождении казаков поднялись грязные, измождённые, покрытые гнойными язвами люди в ветхих рубищах.. Они были закованы в железо, на шеях - рогатки.

- Говорят, везут на поселение в Астрахань, - доложил Фрол. - Из самой Москвы.

- Батька, освободи, помилуй! - взмолились колодники, падая на колени.

Я вскочил с кресла:

- Встать! Чай, я не боярин перед вами, а вольный донской казак Степан Разин!

Я оглянулся на казаков.

- Робяты, разве можно человеку, как скотине, быть закованным в железья?!

Казаки без слов бросились освобождать колодников от цепей и рогаток.

- Други мои, - обратился я к освобождённым, - согласны ль вы служить у меня по вольным казацким обычаям?

- Согласны, батюшка! - хором отозвались освобождённые.

Сердобольные казаки уже тащили им новые, от дувана, кафтаны и сапоги.

- Раз так, одевайся, браты! - смеялись казаки и хлопали всех по плечам. - С таким атаманом, как у нас, не пропадёшь! Везде ищут, а поймать не могут. Он, как сарынь белый, слишком высок, слишком далёк для боярских холуёв!

- А вы? - обратился я к караванным работникам. - Неволить никого не желаю, зову и вас с собой пошарпать бояр и купчишек на море Хвалынском, погулять за богатым ясырём. Братьями моими будете, людьми свободными. Айда со мной!

- Согласны, батюшко! - закричали работные люди. - Пойдём за тобой!

Я поманил Фрола:

- Накормить всех досыта, зачислить в сотни и выдать оружие. Отныне они - вольные казаки. Выделить часть дувана.

Боярские и купеческие людишки притихли и молча смотрели на меня.

- Что притихли, начальные? Может, кто хочет у меня послужить?

В ответ молчание. Люди испуганно жмутся друг к другу, смотрят на мою вынутую из ножен саблю.

- Али не люб?

- Им любо кровь народную пить! - донеслось со стороны колодников.

- Что с ними разговаривать?!

- Как скажете, люди добрые. Сами судите, а я так и сделаю - не хочу понапрасну кровь лить.

Я сурово посмотрел на освобождённых колодников.

- На виселицу их всех! Сколько можно измываться над людьми?! Креста на них нет! В воду - пусть попьют из Волги-матушки! - раздались дружные крики.

Вот тут и выскочил святой старец, дотоле скрывавшийся за спинами патриарших чернецов. Щупленький, невысокого роста, с седой, растрёпанной гривой, трясущейся редкой бородёнкой, с глазами навыкате от злости. Встал передо мной и начал кричать с пеной изо рта: