- Эта нелепость зафиксирована в ЖеБэДэ* как героический подвиг. Вы что, теперь будете историю переписывать? Вы пятый закон Ньютона помните? - спросил Елагин.

- Пятый? Нет, не помню.

- Тогда я вам его напомню. Вы по-еврейски понимаете?

- Я?… Нет… - покраснев, замялся Дышельман. - Плохо…

- Тогда я вам скажу по-татарски: "Нахижо хусвин!… Белясен?"** - четко, громко, выразительно произнес Елагин. - Последние трое суток я выполнял приказ командира дивизии по подъему боевой техники со дна Одера. В двухстах километрах отсюда. И прибыл в расположение дивизии… - Елагин посмотрел на часы, - всего час тому назад. Так что относительно моей личной ответственности, чего вы более всего жаждете, майор Дышель-ман, вы можете поцеловать меня между лопаток, а если не дотянетесь и попадете ниже - никаких претензий у меня к вам не будет, - жестко сказал Елагин.

* ЖБД (ЖеБэДэ) - журнал боевых действий - отчетно-информационный документ, в который ежедневно записываются сведения о подготовке и ходе боевых действий. ** "Тебе понятно?"

- Ну и как, товарищ майор, вытащили орудия?

- Я вас понял! - перебил его Елагин. - Мы-то вытащили, а вот вы здесь что вытаскиваете? - резко спросил он. - Кому яму роете, себе?! И не смейте называть меня товарищем!… Майор Дышельман, я вас вижу насквозь и даже глубже, - заверил он.

- Товарищ майор, - обратился к Булаховскому Дышельман, - я старший инструктор политотдела корпуса и попрошу вас оградить меня от клеветнических, безответственных оскорблений! Майор Елагин пытается выгораживать своих подчиненных! Это беспринципная круговая порука, о чем мною будет доложено начальнику политотдела!

- Ты хам, Елагин, доцент филологии, а хам, - строго сказал майор Булаховский. - Целовать тебя никто не будет, а взыскание получишь.

Вот так, дружба дружбой, а служба службой. Я понимал, что возмущение Елагина напускное, деланное, понимал, что он бутафорит и, как он сам выражался, "давит демагогией", и меня это подбодрило, порадовало. Я утвердился в мысли, что не только Елагин, но и командование дивизии, и сам Астапыч будут меня защищать и в обиду не дадут.

Как все-таки сложна и непредсказуема жизнь! У Елагина нелады с Ды-шельманом, а я отвечай…

Я только успеваю подумать, что если Елагин уйдет, мне будет плохо, как дверь рывком отворилась и вошел испуганный дежурный офицер.

- Товарищ прокурор… Майор Булаховский, вас к телефону!…

…Через несколько минут вернулся Булаховский с довольно озабоченным лицом.

- Пришла беда - отворяй ворота, - сказал он, прикрыв за собою дверь и быстро проходя к столу, где лежала его планшетка и были разложены бумаги. - Звонил Голубев из медсанбата. Там же находятся командир дивизии и начальник штаба полковник Кириллов. Еще одно "че-пе". Комдив приказал мне немедленно приехать. Несчастный случай на охоте. Када-вэр!* - отчетливо произнес он, обращаясь к Щелкину и продолжая стоять. - И незаурядный! И не рядовой! И еще какой!

После того, как его вызвали к телефону и особенно после упоминания им Голубева, командира дивизии и полковника Кириллова, я слушал его с напряженным вниманием, решив в первую минуту, что звонок связан с отравлением в роте, и потому хорошо запомнил трудную нерусскую фамилию "Кадавэр": мне она ничего не говорила, но я сразу подумал, что это еврей или прибалт.

- Полковник, и весьма ответственный, - продолжал Булаховский, - на генеральской должности. Заместитель начальника военного отдела, он же особоуполномоченный Наркомата государственного контроля. Так что шума и славы не оберешься.

- Гудим, - усмехаясь, сказал Щелкин. - Не дай бог такой славы!

- Гудим, - подтвердил Булаховский. - Шума тут будет побольше, чем с отравлением. Гудим до Генштаба, а быть может, и выше. Я сейчас уеду, а вы к десяти часам подготовьте проект приказа командира корпуса, - велел Булаховский, переводя взгляд со Щелкина на Торопецкого. - Я обещал генералу, что к двенадцати приказ будет готов. Ты, Щелкин, будь на месте, я тебе к десяти позвоню, окончательно все согласуем, и сам отпечатаешь его начисто. Возьмите бумагу и записывайте… В констатирующей части приказа - изложение произошедшего, коротко, в одном-двух абзацах, но с обязательным указанием следующих обстоятельств… Грубое нарушение всех основных приказов о правилах хранения спиртоподобных жидкостей, это раз… - медленно диктовал Булаховский. - Отсутствие на бочонке дублированной предупредительной надписи на русском языке, это два… Свободный доступ личного состава караула к ядовитым спиртоподобным жидкостям… три, четвертое - безответственность начальника ВэТээС капитана Куделькова, с ведома и в присутствии которого бочонок был вывезен со склада… Дальше… Преступная халатность командира взвода Шишлина, остав-

* Кадавэр (лат.) - труп.

шегося за старшего офицера в роте, и неисполнение им прямых служебных обязанностей. Для характеристики происшествия, его последствий и оценки следует указать… записывайте… Небоевые безвозвратные потери - четыре человека - в мирное время… Это, Щелкин, надо акцентировать: война окончилась, а люди гибнут…

- Почему четыре, всего два, - возразил Елагин.

- А двое потерявших зрение, они что - останутся в строю? - со злостью спросил Булаховский. - Для армии они потеряны, и для государства - инвалиды. Пожизненно! Должен кто-то за это ответить? Ты, Елагин, на следствие не дави, как командир полка, ты лицо лично заинтересованное в исходе дела, и сейчас при обсуждении проекта приказа тебе здесь делать нечего, формально вообще-то и находиться не положено. Коль пришел и сидишь - не мешай! - еще раз напомнил Булаховский Елагину, в каком качестве тот здесь находится.

Они с Елагиным были друзьями и связывали их не только вечера, проведенные за преферансом, но я никогда не слышал, чтобы он говорил с Елагиным так неприязненно.

- Записывай, Щелкин, дальше… В приказной части укажите принятые меры по наведению порядка на складе и недопущению впредь подобных отравлений алкогольными жидкостями в частях корпуса и, разумеется, наказание виновных. Значит так… Всем сестрам - по серьгам. Командир взвода лейтенант Шишлин - "Валентина" *, другого решения тут быть не может… Начальник ВэТээС капитан Кудельков… заслуживает "Валентины", но, учитывая безупречную службу, ранения и награды - строгое дисциплинарное наказание, быть может, с отстранением от должности и понижением на одну ступень… Это уже на усмотрение командира корпуса… Командир роты Федотов - строгое дисциплинарное взыскание с обязательным отстранением от должности и понижением до командира взвода… Заведующий складом старшина Михеев…

Что он говорил им дальше, я уже не слышал. Я был ошеломлен тем, что меня намереваются отстранить от должности и понизить. Меня! За что?! Первая моя мысль была об Астапыче: только он мог меня теперь защитить и спасти.

Я был совершенно потрясен. Только вчера… даже не вчера, а четыре-пять часов тому назад, сегодня ночью, представляя меня на веранде Нине Алексеевне, он, Булаховский, аттестовал меня ветераном дивизии и отличным парнем, а теперь… отстранить и назначить с понижением. Неужели же все так просто?… Меня, одного из лучших офицеров дивизии…

Черный камень тоски и одиночества сдавил душу. Мне было так неуютно в этом огромном, лишенном справедливости мире, что подсознательно возникло нереальное желание: мамочка, дорогая, роди меня обратно…

Десятки, а может, и сотни раз я слышал и читал о предчувствиях, различных приметах и предвестиях, но у меня в те поистине поворотные в моей жизни сутки ничего подобного не было. К полуночи субботы всесильное колесо истории уже накатило, навалилось на меня всей своей чудовищной тяжестью, однако я ничего не ощущал. Распитие метилового спирта, как установило следствие, началось сразу после моего отъезда из роты, то есть примерно в три часа дня, и первые четверо отравившихся были доставлены в медсанбат дивизии где-то около семи часов вечера, а ближе к одиннадцати, когда Галина Васильевна унижала мое офицерское достоинство, Лисен-кова уже более двух часов не было в живых, а Калиничева еще пытались спасти. Был разыскан и прибыл армейский токсиколог, подполковник мед-службы, до войны будто бы профессор, по фамилии Розенблюм или Блю-менфельд - "блюм" там было, это точно. Калиничева тянули с того света несколько часов, зная при этом, что его уже не вытащить, и еще двое моих солдат находились в тяжелейшем состоянии - позднее они ослепли. О чрезвычайном происшествии во вверенной мне разведроте в этот час, как и по-