- Кожурки принес? - Хреб радостно оскалился, будто спросил о чем-то веселом.

Вместо ответа Шустряк распахнул куртку и вытащил из внутреннего кармана пять металлических цилиндров высотою с палец. Были они без номеров и без насечки, но в остальном точно такие же, какие используются на мене. И неудивительно - потому что взяты были с мены, только до маркировки.

- Элитная серия, у бизеров делали, - горделиво сообщил Шустряк. - В такие грех опивки заливать.

- Не волнуйся, яблочный мой, в эту тару мы закрутим самые лучшие клубеньки. Огородники банки летом закручивают. А мы - огородников! хохотнул Хреб.

Он потрогал указательным пальцем каждый цилиндрик и ощутил знакомый, проникающий в самую сердцевину тела холод. Подышал на один из баллончиков, и тот сразу покрылся инеем. Настоящие модули, без подделки.

- Отличный товар. И бизерам сплавить не стыдно, - Хреб вытащил из кармана пачку радужных фик.

- Нет, нет, не фики, - поморщился Шустряк.

- А что ж тебе надо? Неужто зелени захотелось? Так извини, яблочный мой, зелень на нашем огороде не выросла еще.

- Нет, зелень мне не нужна, - сконфузившись, признался Шустряк. Остаточек жмыховский хочу. Вот что.

- Неужто того, что на мене воруешь, тебе мало?

- Это особый остаток, модуля на полтора, а то и на два будет, Шустряк вытащил из кармана два баллончика, в этот раз с насечкою.

- Дуришь ты меня, - хмыкнул Хреб, - ведь мы с тобой оба знаем - не бывает у жмыхов два модуля. Жмых он потому и жмых - а по-иностранному траш - что в нем мозгов всегда меньше модуля плещется.

- Я же сказал: особый это остаточек. И парень этот не жмых, а только числится жмыхом. В огородах всегда так - снаружи одно, а внутри - другое. Вы с него два модуля выжмете, как с куста. Я на сеансе глотнул лишнего, сладенький глоточек у этого огородника высосал, вот и хочется теперь остальное добыть.

- Ну и кто же он, этот твой недовыжатый жмых?

- Иванушкин с двести седьмого огорода. Слушай, Хреб, я тебе еще десять кожурок достану, только раздобудь мне его, из Траншеи вырой, из печки выдерни, по гроб жизни огородной я тебя окучивать буду. Слово менамена.

- Двадцать, - кивнул в ответ Хреб. - Двадцать кожурок, и Иванушкин двести седьмой твой.

- Договорились. Не волнуйся, моя тяпка не заржавеет.

Хреб не волновался. Куда же деваться от чернушников Шустряку, если оператор - первая пиявка на всех огородах. Никто из огородных пиявок столько опивок в себя не всосал, сколько слизнул их оператор первой категории Шустряк. Потому и скалит зубы Хреб, потому и радостно ему глядеть на Шустряка: некуда деться пиявке, одна дорога ему - в Белую усадьбу.

- Откушать со мной не желаешь? - вдруг спросил Хреб. - На обед у меня соляночка, свининка жареная, огурчики свежие. Винца выпьем и поговорим.

Шустряк встревожился. Никогда прежде его не приглашали к столу. Подобная щедрость со стороны Хреба не могла быть бескорыстной. И потому, ковыряя вилкой салат или отрезая ножом кусочек свинины, Шустряк все ждал, когда Хреб начнет разговор, ради которого пригласил гостя к столу.

- Ну и как? Народ-то на мену идет? Не ослабевает поток? - издалека подступил Хреб.

- Идет, куда ему деться.

- Ну и отлично. Выпьем за то, чтобы и дальше шел.

Они выпили.

- А что это за странный бизер шляется тут по огородам? - прозвучал наконец вопрос.

- Бизеры - они все дураки, - заявил Шустряк, старательно перемалывая челюстями свинину. - Особенно те, то глотнул нашего, огородного интеллекту.

- Этот тоже дурак? - Хреб вел почти невинный разговор.

- Я лишь парой слов с ним перемолвился. Похоже, чокнутый.

- Это хорошо, - хозяин улыбнулся. - Индекс его въездной знаешь?

Шустряк заколебался. Ну и хитер Хреб! Захотел задарма информацию хапнуть.

- Десять кожурок, - глотая вино, как воду, отвечал Шустряк.

- Пять. - Хреб посуровел.

- Идет, - поспешно согласился Шустряк. - Индекс у него такой: УИЛШЕКСПИРХОЛИНШЕД.

Шустряк выбрался за ворота после полудня и двинулся по грунтовой дороге, покрытой незаживающими болячками колдобин. Он отошел уже с сотню метров, когда из пыльных кустов выскочил на дорогу мальчонка лет восьми и подбежал к Шустряку.

- Сегодня на третьем хребте выкинули, если от Большого к западу считать, - шепнул малец, странно сипя запавшим стариковским ртом. - С тебя фика, яблочный мой, - и мальчишка протянул корявую лапку.

Шустряк хотел оттолкнуть попрошайку, уже и рука поднялась, и голос, на этот раз бабий, пронзительный, полез из гортани... Но передумал Шустряк и одарил мальчонку фиковой бумажкой.

- Ты всегда знаешь, где их бросают?

- Конечно знаю, - отвечал тот, слюнявя палец и проверяя подлинность фики. - Бизнес у меня такой. Когда вырасту, менаменом стану.

- Много сегодня выбросили?

- Немного, штук двадцать. Бывают дни, когда чернушкники по пятьдесят огородников обрабатывают. А сегодня всего двадцать. Потому недалече и кинули. Когда много, тогда дальше отвозят. Боятся.

- Чего?

- Не знаю. Я думаю: гнева Папашиного.

И мальчонка снова скрылся в серых от пыли кустах.

Глава 15. БОГ В КОНСЕРВЕ И ЖМЫХИ В КЛЕТКАХ.

Утро было теплым. Значит, к полудню навалит жара.

Впрочем, жара будет в огородах. А в Консерве теперь круглые сутки приятная прохлада.

Перед Казанским сидел на скамейке Трашбог и гладил по голове белую овечку. Бог был в точности таким, каким изображают Христа на картинах: темные волосы до плеч, бородка, удлиняющая лицо и скрывающая мягкий, грустно изломленный рот. Одевался он тоже по-картинному: голубой хитон, стоптанные сандалии. Генрих остановился, рассматривая сидящего Бога. Местные кланялись и спешили мимо, а бизеры глазели, не стесняясь, и фотографировали на память на фоне собора. Лениво брызгал фонтан, музыканты в сквере играли вполсилы, их корзина для денег была пуста. Бог улыбнулся странному бизеру, обнажая гнилые зубы, и Генрих понял, что слово "БОГ" надо произносить иначе.

- Зачем вы здесь? - спросил Генрих, заслоняясь рукой от солнца и силясь заглянуть в глаза сидящему, но видел лишь опущенные, часто вздрагивающие веки.

- Жду часа, - отвечал Трашбог и погладил овечку.

Присмотревшись, Генрих понял, что овечка не живая, а обычный кибер-муляж.