- Воскресите, - бормотал оператор, прижимая к губам подол Ядвигиного платья. - Он лучше. Он настоящий. Он - Леонардо. А я - пиявка, любитель опивок, раб чернушников, прислужник Бетреев. Сегодня годовщина. Все встанут. Папаша встанет, и жмыхи, и Лео, настоящий Лео...
- Это невозможно! - раздраженно воскликнула Ядвига, пытаясь выдрать из его рук подол платья. - Мне тоже его жалко. Он был такой умница. Хочешь, возьму тебя на службу? Я буду звать тебя Леонардо.
- Воскресите! - Шустряк молитвенно сложил руки и весь затрясся от слез.
- Мы получили бессмертие, картины, деньги. А воскрешения не получилось.
- К чему пустая болтовня! - возвысил голос Трашбог. - Идем, вскроем могилу и спросим у Папаши, что нам делать. Я уверен: сегодня наш час. Папаша встанет и воздаст каждому. Вспомните предсказание: "В день моей годовщины"...
- Нет уж, я никуда не пойду, - забормотала Дина заплетающимся языком. - Там сейчас холодно и комары кусаются. Скорее редька яблоком станет, чем Папаша воскреснет.
Ядвига не ответила и первой двинулась вглубь сада. За ней, с независимым видом, давая понять, что все это ерунда, пошла Футурова.
Шустряк смотрел им вслед и шмыгал носом. И тут кто-то тронул его за плечо.
Он обернулся и увидел Генриха.
- Пойдем со мной, - предложил бизер. - Я тебе помогу. Тебе и себе. Всем.
- И Леонардо? - с надеждой прошептал Шустряк.
- Я же сказал, всем!
...Спотыкаясь, брела пьяная компания через Сад. Впереди Ирочка Футурова несла фонарь и лопаты, за нею шествовал Трашбог, а следом брела Дина в обнимку с Бетреем. Ядвига замыкала шествие.
Генрих смотрел на них из глубины сада, и ему представлялось, что это группа бродячих комедиантов заблудилась в лесу, и теперь идет, куда глаза глядят, после провалившейся премьеры "Короля Лира". И тут же перед мысленным взором Одда все превратилось в картину: вертикальное, непременно трапециевидной формы полотно, чтоб /уже книзу, а сверху растущее вширь, как крона дерева, и на полотне безумное сплетение буйных ветвей, а внизу, под их сенью - крошечные пестролоскутные марионетки, подвешенные на веревочках к огромным и равнодушным деревьям.
Марионетки вышли на поляну и остановились. Медленно, будто опасаясь чего-то, приблизились к черному квадрату. Бетрей взял лопату и принялся копать. Остальные стояли, наблюдая. Черная земля была рыхлой. Неожиданно Бетрей опустился на колени и принялся ощупывать землю руками. Пальцы его ухватились за край полусгнившей тряпки. Бетрей потянул. Земля зашевелилась, и жмых стал подниматься. Пронзительно, как ночная птица, закричала Дина.
- Да свершится воскрешение! - возопил Трашбог и поднял к небу свою киберовечку.
Руки жмыха ухватились за край ямы, рывком распрямилось тело. Как механическая, вскинулась потемневшая голова с провалившимся носом. Клочья черных волос свисали вдоль запавших щек. Внезапно веки жмыха поднялись, белые светящиеся глаза уставились на людей.
- Папаша! - взвизгнула Дина, а Ирочка уронила фонарь.
В эту минуту Генрих ощутил, что внутри него заключена вечность. Но она не принадлежала ему, Генриху Одду перворожденному, и даже не Иванушкину, чья жизнь полностью до последней капли теперь перешла к нему. Она была как драгоценный сосуд, наполненный живой влагой, и надобно было эту влагу расплескать и напоить запекшийся рот огородов. Безмерная радость переполнила Генриха. Он запрокинул голову, глядя на недостижимые кроны, и раскинул руки, будто собирался лететь.
Но это длилось мгновение, как одно мгновение жил жмых, прежде чем рухнуть назад, в черную пропасть своего квадрата.
- Я еще очень слаб, - прошептал Генрих, удаляясь. - Огороды сильнее меня, пока сильнее.
Да, он присоединил свой разум к разуму Иванушкина. И Шустряк в нем, и Леонардо. Но ведь это только начало. Более Генрих не может вместить. Пока не может. Пройдет еще не один круг соединений, мучительных, как рождение и смерть одновременно, прежде, чем появится тот, кто сможет не только поднять, но и вдохнуть новую жизнь. А Траншея будет шириться и расти, а жмыхи - сгнивать, так и не дождавшись воскрешения. Но наступит час, когда огороды вырастят своего спасителя, он поднимется выше деревьев Сада и превзойдет огороды силой, и поднимет... не всех, ох, не всех... но только тех, последних... Скорее бы, скорее...
Генрих ускорил шаги, потом побежал, как будто сбереженная минута могла что-то значить в бесконечном пути огородов! Он уже миновал мост, но все бежал и бежал, огибая хребты помоек. Вот-вот должны были начаться огороды. И тут он почувствовал, что его преследуют. Кто-то мчался за ним в темноте, настигая.
- "Распалась в огородах связь времен!" - воскликнул Одд и, обернувшись, перехватил занесенную руку Мишани.
Нож с широким обоюдоострым лезвием упал на землю.
- Не надо так торопиться, - усмехнулся Одд. - Передай господину Бетрею, что я скоро приду к нему на мену.
ЭПИЛОГ
Дина возвращалась с годовщины злая, как черт. Спрашивается, зачем было тащиться к этой дурацкой могиле и поднимать Папашу? Хорошо еще, что яблок в Саду набрала, когда к утру все упились в стельку яблочным пуншем. Надо теперь выгодно загнать добычу. Дина переложила тяжелую корзину в другую руку и ускорила шаг. На выгоне, где еще не было коров, стоял поносного цвета аэрокар. Чернушники! Дина повернулась и бросилась бежать. Тотчас за ее спиной раздался нарастающий топот. Она оглянулась. Парень в красных брюках и черной майке был уже близко. Дина метнулась в узенький проход меж домами, надеясь, что здесь преследователь сбавит скорость. Но проход очень быстро кончился, и Дина выскочила на пустырь, едва не столкнувшись с каким-то огородником. Что это огородник, она поняла сразу, несмотря на черный трикотажный костюм, какие сейчас были в моде у бизеров. Тут красноштанник нагнал Дину и схватил за ворот платья. Перегоревшая на солнце ткань лопнула, и платье разорвалось до самой талии. Дина развернулась и огрела преследователя корзиной по голове, во все стороны брызнули соком молодильные яблоки. В следующую секунду Дина получила удар кулаком в лицо и растянулась на земле. На минуту мир померк для нее, и, к сожалению, Дина не видела, как темноволосый парень за пару секунд обработал ударами всех четырех конечностей голову и торс чернушника. После чего преследователь растянулся на земле и не подавал признаком жизни.