Этот урок истории должен служить для нас серьезным предупреждением. Я содрогаюсь, слушая благодушные рассуждения наших крупных государственных деятелей — как военных, так и гражданских — о характере будущей войны, если она разразится. Кладбище истории усеяно могильными памятниками нациям, руководители которых «знали» намерения противника в войне и, пренебрегая его «возможностями», строили оборонительные планы, на песке.

Вскоре после штабных игр я был вызван в Вашингтон в управление военного планирования. Генеральный штаб военного министерства состоял в то время из пяти управлений: личного состава, разведывательного, оперативного и боевой подготовки, тыла и, наконец, управления военного планирования, занимавшегося исключительно разработкой различных вариантов боевых действий в случае тех или иных шагов, предпринимаемых нашим потенциальным противником — в то время Германией или Японией. Четырнадцать офицеров управления военного планирования, включая меня, занимались увлекательнейшим делом. По крайней мере для меня оно было поистине захватывающим, так как мне впервые представилась возможность участвовать в планировании операций, осуществляемых в мировом масштабе. Для офицера, который на деле никогда не командовал подразделением, превосходящим по размерам пехотную роту (я был и командиром батальона, но недолго), переброска целых армий была занятием крайне интересным, хотя она осуществлялась только на бумаге.

Однако перед вступлением на свою должность в генеральном штабе мне пришлось еще раз вторгнуться в в область военной дипломатии. Генерал Маршалл отправлялся в Бразилию со специальным заданием и предложил мне сопровождать его. Цель нашей миссии заключалась в установлении более тесного сотрудничества между США и нашим старейшим, лучшим и сильнейшим южноамериканским союзником, на случай если мы будем втянуты в войну. Нас серьезно тревожило проникновение немецких колонистов в Южную Америку, а особенно немецкая авиационная компания «Авианка», сеть авиалиний которой охватывала северную часть Бразилии, Колумбию и Венесуэлу. Мы понимали, что во время войны нейтралитет Бразилии свяжет нам руки, и-были заинтересованы в том, чтобы бразильское правительство предоставило в наше распоряжение свои аэродромы и морские порты, необходимые для переброски наших войск в Европу и Африку, а также для базирований нашего флота и авиации, предназначенных для борьбы с немецкими подводными лодками, которые разбойничали на морских коммуникациях в Южной Атлантике.

Мы были тепло встречены президентом Варгасом и начальником штаба бразильской армии Гоэс-Монтейро, и за какой-нибудь месяц генерал Маршалл договорился об использовании аэродромов на севере Бразилии. Эти аэродромы сослужили нам хорошую службу в период Африканской кампании. Когда началась война, бразильское правительство, по предварительному соглашению с нами, взяло под строжайший надзор лиц немецкой и японской национальности.

Во время моей службы в управлении военного планирования никаких существенных событий не произошло, если не считать трудностей, с которыми нам преходилось сталкиваться при разрешении различных серьезных проблем. Отчетливо представляя себе возможное развитие японского наступления на Дальнем Востоке, мы неотрывно следили за продвижением японских конвоев в направлении Малайи. Но, несмотря на нашу разностороннюю военную информацию, мы знали ничуть не больше, чем все остальные, о подготовке японцами нападения на Пёрл-Харбор[13]. Мы не ожидали и не предполагали этого и были так же ошеломлены, как и команды кораблей, подвергшихся нападению 7 декабря.

Для меня это было тем большей неожиданностью, что в тот момент я временно не работал в управлении военного планирования. Вместе со своим сослуживцем полковником (позднее генерал-лейтенантом) Ральфом Хюбнером я отбыл на краткосрочные курсы в Форт-Беннинг, питая большие надежды на уход со штабной работы и возвращение в войска. Я искренне надеялся, что после недельной подготовки в пехотной школе мне дадут полк.

В Форт-Беннинг мы прибыли в полдень того самого воскресенья 7 декабря и ждали сигнала к обеду, как вдруг кто-то — я сейчас не помню его фамилии, но легко узнал бы в лицо — сообщил, что Пёрл-Харбор подвергся бомбардировке. Конечно, теперь нам было не до занятий. Началась война; и мы были втянуты в нее. Помню, как я был рад, что меня уже предназначали для службы в войсках. Наконец-то я смогу стереть пятно в своем послужном списке, вернее, заполнить ту графу, в которой раньше стояло: «Служба в действующей армии — не служил». Из-за нее я всегда ощущал неловкость в присутствии ветеранов первой мировой войны.

Однако счастливый день еще не настал. После полудня я был вызван по телефону в Вашингтон.

Потекли дни напряженной работы, которая, правда, по-прежнему оставалась бумажной. Благодаря моему личному знакомству с генералом Маршаллом, который занимал тогда пост начальника генерального штаба, на меня была возложена дополнительная обязанность составления ежедневной сводки боевых действий за последние сутки, карт и схем. Чтобы подготовить ее, я вставал в пять часов утра, приходил в отдел в шесть, просматривал все донесения, полученные ночью со всех уголков мира, и в нескольких абзацах обобщал наиболее важные сведения. В восемь часов утра экземпляры этой сводки должны были лежать на столах у президента Рузвельта, Стимсона[14] и генерала Маршалла. После этого я приступал к своим непосредственным обязанностям , за которыми засиживался обычно до десяти — одиннадцати часов вечера. Такая работа отняла у меня немало сил.

Во время службы в управлении военного планирования я испробовал все возможности уйти из отдела в войска. Незадолго до событий в Перл-Харборе начальник управления пехоты вызвал меня к себе. Он предложил мне командовать полком, находившимся на Филиппинах.

Я быстро обдумал предложение. Филиппинские скауты — прекрасные, хорошо обученные солдаты, и для меня было бы великим счастьем получить такой- полк. Но на Филиппинах формируются из новобранцев новые полки, и я подозревал, что мне придется командовать одним из таких полков. Поэтому я поблагодарил за предложение и отказался. Я всегда буду благодарен провидению, что поступил именно так. Если бы я принял предложение, я бы почти наверняка был убит или захвачен в плен на Батаане или Коррегидоре. И мне всегда казалось, что только по воле всевышнего я предпочел переждать.

Однако мое нетерпение возрастало. Генерал Маршалл хорошо знал о моем желании стать строевым командиром и обещал мне свое содействие. Каждый день я заходил к начальнику секретариата генерала Маршалла Беделлу Смиту справляться, нет ли чего-нибудь нового для меня. Беделл сочувствовал мне, но не так уж интересовался мною, потому что и сам мечтал покончить со штабной работой и уйти на фронт.

Однажды, когда я, просунув голову в кабинет Бе-делла, спросил: «Новости есть?», — он кивнул головой.

— Сегодня утром, — сказал он, — генерал Маршалл заявил мне буквально следующее: «Передайте Риджуэю, что мне надоело видеть, как он слоняется около моего кабинета. Если у меня что-нибудь будет, я сообщу».

Это значительно охладило мой пыл, и, удрученный, я нехотя возвратился к своим бумагам. Наконец, во второй половине января меня вызвали к генералу Маршаллу. Он сообщил мне, что воссоздается 82-я дивизия, прославившаяся в годы первой мировой войны. Ее командиром назначается генерал Брэдли. Мне же предлагается должность его заместителя. Эта новость окрылила меня. Предстояли бои. Меня ждала первая большая звезда и звание бригадного генерала, пусть даже временное[15]. Впереди было все то, о чем я мечтал с тех пор, когда еще на мексиканской границе впервые несмело предстал перед строем своей первой роты.

Через два часа я помчался в Кэмп-Клейборн, где создавалось ядро 82-й дивизии. Прослужив в армии двадцать пять лет, я, наконец, отправился на фронт.