Через три минуты парень сел, головой покрутил. Сказал:

- Ну и ну...

- Ты это что так? - спрашивает его Змий.

- Это я так, от страха, - отвечает парень. - Вообще-то я ничего не боюсь. Я в десантных войсках служил. Вот сижу, смотрю - Змий. И не боюсь. Я - храбрец. И медаль у меня есть... - Прислонился парень спиной и затылком к широкой Змиевой груди.

- А чего же тогда испугался?

- Не поверишь.

- Поверю.

И рассказал парень, что с ним случилось.

Шел он лугом, дышал непозабытыми ароматами родной земли: он недавно приехал с севера, где служил в войсках. Цветы парню по пояс. Их названия он нетвердо знает, он по линии техники развивался, на природу как-то внимания не обращал. Ну иван-чай. Ну ромашка. Ну колокольчики... И вдруг видит парень - стоит на бугорке девушка.

- Знаешь, Змий, описать ее невозможно. Рассказать - испортить. Неописуемая она. Я в Заполярье, в солдатах, о такой мечтал именно. Ну все как есть в точку: и ресницы, и цвет глаз, и ямочки на щеках, и улыбка. И по глазам вижу - именно меня ждет. Бросился я вперед. Хочу ее за руку взять - она мне руку протягивает. Вообще-то я механик - по линии подшипников, но так мне захотелось цветок ей преподнести - маргаритку. Я глаза опустил за цветком. И вижу... - парень перешел на свистящий шепот, у нее тени нет... Без тени она... У меня даже зубы от страха заныли. Может, она с Сириуса или с Кассиопеи! Может, у нее цель... А она улыбается, тянется меня по щеке погладить. Вот тут я и дернул. Слышишь, сердце стучит?

- Слышу, - сказал Змий.

- И чего я тебе рассказываю? Может, ты тоже с Сириуса. Может, у вас там все без тени. А в нашей местности - шалишь. В нашей местности у всего должна быть тень.

- Так уж и у всего? - Змий усмехнулся. Глянул по сторонам тремя головами. Увидел он, как собака подошла к воинскому подразделению и часовой у шлагбаума дал ей конфету "Старт". И девушку увидел среди цветов. Лицо у девушки было светлое и печальное.

- Именно у всего! - подтвердил парень резко. - Даже у мухи.

- У любви в нашей местности тени нет, - сказал Змий.

Парень слюну проглотил. Прошептал:

- Думаешь, она любовь? А я, думаешь, глупый?

- Думаю, - сказал Змий. - Хочешь, я тебе цех построю мраморный с никелированными станками? Хочешь, автомобиль с подзарядкой от космических излучений? Хочешь, золота тонну?

Но парень уже бежал. Обратно на луг.

"Глупые все же в нашей местности парни, - подумал Змий. - Добрые факт, но глупые..." Знал Змий, что сейчас, когда парень подбежит к девушке на лугу, когда возьмет ее нежно за руку, у нее уже будет тень, не сильная еще, но уже будет.

А собаке солдаты вынесли целый таз каши.

ЗМИЙ И СТАРЫЙ ЧЕЛОВЕК

Гулял Змий по небу. Питался атмосферным электричеством. Крыльями грохотал. Песни пел на три голоса.

Когда гроза кончилась, прилег Змий на бугор и задремал.

Слышит сквозь сон - кто-то ему в грудь постукивает, словно просит разрешения войти.

Сначала Змий воздух в себя втянул нюховой головой - объект пахнет лекарством и табаком. Слуховая голова доложила - у объекта сухой кашель, одышка и аритмия. Тогда Змий глаза открыл.

Стоит перед ним старый человек городского типа, постукивает в серебряную Змиеву грудь можжевеловым посошком и говорит:

- Здравствуй, Змий. Вот и свиделись.

Хотел Змий повернуться на другой бок и снова уснуть, но помешали ему разбуженные воспоминания. Вспомнил он давние годы, красивую девушку Алену, в которую был безнадежно влюблен. Вспомнил деревню Котомки - он ее спалил в гневе.

И спрашивает Змий у старого человека:

- А ты кто? Что-то я тебя, гражданин, то ли помню, то ли нет. То ли ты меня когда-то ненароком обидел, то ли я тебя ненароком задел.

Старый человек ногой топнул.

- Не хитри, Змий. Ты мою родовую избу спалил.

- Спалил, говоришь? Да я много чего спалил.

- В деревне Котомки.

- В деревне Котомки? Уж не та ли покосившаяся избенка, такая грязная - антисанитарная?

- Некогда мне было тогда за гигиеной смотреть! Перестройка всей жизни шла! - воскликнул старый человек. - Сейчас-то для гигиены я время в первую очередь выискал бы.

- Поумнел, значит... И чего же ты хочешь? Может, ты хрустальный дворец хочешь с электронными стенами? Идешь, а стены докладывают, где и что и какие следует принимать меры... Может, хочешь золота тонну?

- Не хочу, - сказал старый человек. - Устал я хотеть. - Сел он на бугор, прислонился спиной к серебряной Змиевой груди. - Сжег мою избенку, негодник. И правильно сделал. Я тогда в город пошел. На завод устроился. Рабфак закончил. Аспирантуру. Потом профессором стал по части доказательств, что тебя, Змия, в природе нет. Я всяко жил: и хорошо, и плохо. И меня обижали, и я обижал других. Но все это мне сейчас душу не бередит. А вот, знаешь, что сейчас меня очень волнует. Уже много лет.

- Гордыня! Бессмертия хочешь?

- Перестань, - сказал Змию старый человек. - Я про детство. Жила в нашей деревне, прямо напротив нашей избенки, которую ты, окаянный, спалил, девочка. Очень красивая. Очень хорошая. Глаза ясные. Улыбка добрая. Ее улыбка мне до сих пор снится. А в детстве-то я, бывало, как увижу ее, так и кричу: "Уродина! Страшила! Чучело!" Она долго терпит, потом заплачет. А я ей: "Чего, - кричу, - нюни-то распустила? Нос подотри, рева!" Поверишь, Змий, теперь спать не могу - все о ней думаю. Если бы мог ей в ноги упасть - упал бы.

- Так пади.

- Так нету ее. Погибла она...

- То-то и оно, - сказал Змий. - Все-то мы, гражданин, опаздываем с добрыми-то намерениями.

А старый человек вдруг вскочил резво - откуда силы взялись.

- Змиюшко, - говорит, - пошли меня туда хоть на три минутки. Я понимаю, что путешествие в прошлое - антинаучно, но все равно - пошли, Змиюшко. Я ей скажу, что красавица она, что лучше ее нет и не было.

Змий плечами пожал. Кашлянул. И тут закрутилось все: и березы, и время, и пространство - и черное стало белым.

И вот стоит старый человек на пыльной улице. Утро молоком пахнет крестьянки доят коров. Блеют овцы - просятся в стадо. Босым ногам прохладно - пыль дорожная за ночь остыла.

И старый человек опять мальчик.

Мимо него коровы идут, толстыми боками его задевают. Он на них солидно покрикивает - подпасок он.

И вот выходит из двора напротив, из широких ворот, корова темно-красного цвета с голубыми рогами. Гонит ее хворостиной девочка ясноглазая, щеки розовые. На лице улыбка такая теплая, словно заря от нее зародилась.

Хочет старый человек сказать: "Прости меня, Аленушка, дурака". А подпасок уже кричит:

- Дурында! Уродина! Кошкодранка!

И белое тут стало черным. А мальчик-подпасок - старым человеком с одышкой и стенокардией.

- Ну что? - спросил его Змий. - Не выгорело? Нельзя в душе старый кирпич заменить новым?

- Что ты мне морали читаешь? - вскричал старый человек. - Сжег мою избу, ты и виноват.

- Ну спалил я твою избу, спалил! Не хотел, чтобы Аленушка даже рядом с такой избенкой жила. Я в нее тоже влюблен был.

- Сразу бы так, - проворчал старый человек. - Такой оборот для меня понятен. Теперь мне все ясно... - И вдруг он снова забеспокоился. Змиюшко, - говорит, - прошу тебя, объявись во всей красоте и славе.

- Это еще зачем? - спрашивает Змий.

- Там на обрыве, над рекой Мстой, другая Аленка стоит, моя правнучка, со своим женихом-аспирантом. Привезла его из города Ленинграда показать свою коренную родину. А он, понимаешь, губы кривит. Ни тайги непролазной, ни ущелий с гремячими водопадами, ни боров липовых, ни боров сосновых, ни дубов у нас нет - пашни да болота да кое-где ольха синяя. Вот и вся родина. Покажись, Змиюшко, дай аспиранту по мозгам. Я думаю, та Аленушка нас бы с тобой одобрила.

Долго Змий думал, наверно, десять минут. Затем сказал трехголосно и троекратно:

- Добро. - И спросил: - Сдюжит?

- Думаю, сдюжит, - кивнул старый человек.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: