— Тест на беременность.

Провизор поджала густо обведенные карандашом губы, взяла одну купюру и пояснила:

— Много.

— Тогда дайте еще два. И чтобы все три были разные, — шепотом сказала Амти.

— Лучше б ты мамке сказала, — громко провозгласила женщина за ее спиной, и Амти почувствовала, что лучшим исходом этой ситуации был бы внезапный пожар. Провизор взяла еще две купюры, а остальное подвинула к Амти. Амти с тоской подумала, что если бы она вдруг сказала, что отец ее возможного ребенка — Шацар, кроме теста на беременность ей предложили бы еще антипсихотик. Интересно, хватило бы на него денег? Интересно, а Мелькарту он бы помог? Наверное, нет, он ведь не просто сумасшедший, он воплощение Безумия. А если бы антипсихотик Мелькарту помог, может, Амти и не пришлось бы торчать здесь.

— Девочка, — окликнула ее провизор, Амти увидела мелькнувший между ее густо накрашенных губ золотой зуб. — Ты тут не одна.

— Извините, — сказала Амти. Она поправила очки и постаралась как можно быстрее запихать упаковки с тестами в сумку. — Спасибо.

Как можно быстрее и как можно аккуратнее были понятиями, которые в данном конкретном случае сочетались из рук вон плохо. Едва не уронив деньги на мокрый от талого снега кафель, а следом за ними едва не уронив сумку, Амти покинула поля боя за свою репутацию среди незнакомцев. Уже открыв дверь и вдохнув после аптечной горечи, свежий воздух, Амти услышала что-то о молодежи, которая совсем не думает о последствиях.

Через сорок минут Амти сидела на качелях и думала о последствиях. Все три теста, оставленные ей в урне уборной кинотеатра, упрямо показывали одинаковый результат.

На оставшиеся деньги Амти накупила газировки и шоколада, а кроме того, в магазине всяческих мелочей — колечко для Эли. Узор, повторяющий очертание колючей проволоки венчало изображение крохотной птички, запутавшейся в ней. Эли должно было понравиться.

Амти раскачивалась на качелях, дети, игравшиеся в песочнице, посматривали на нее с плохо скрываемым ожиданием, и именно назло им Амти не переставала качаться. Иногда она тормозила, поднимая волны снега от ботинок, отпивала холодной газировки и снова начинала качаться.

— Лучше бы тебе сдохнуть от холодной газировки, не зря же ей раковины чистят, — пробормотала Амти, а потом добавила. — Ладно, извини. Ты-то здесь причем? Я не хочу тебя обижать, но все это дико не вовремя. Может быть, это какое-то гормональное отклонение? Наверняка, такое возможно. Тогда тебя и вовсе нет. Да зачем я вообще с тобой разговариваю? Все! Не собираюсь я с тобой разговаривать! У меня нет прогестеронового слабоумия или чего-то вроде этого. Мне даже дети не нравятся!

Теперь Амти ловила и настороженные взгляды мамочек и бабушек, присматривавших за своими возившимися в снегу чадами.

— Ладно, нужно подумать, что делать дальше, правда? — спросила Амти, а потом добавила, не заметив, что ругается как Эли. — Да блин!

Небо уже потемнело, окна всюду вспыхнули, а мамы постепенно начали разводить детей по своим уютным, теплым домам. Сколько из этих счастливых, сытых деток станут Инкарни и будут убиты? А сколько сумеют избежать смерти и станут чудовищами?

Амти взлетала все выше на качелях, и голова вовсе не кружилась. Амти запрокинула голову, чтобы смотреть в темное небо, где далекие звезды терялись в облаках ядовитого дыма, поднимавшегося от заводов и фабрик Столицы.

Над одинаковыми домами, единообразными, как конструкции, которые любят строить аутисты, протянулись нити электропроводов. Когда Амти смотрела на эти панельные дома с их причудливой и в то же время унылой планировкой, она чувствовала себя в лабиринте из которого не было выхода.

Наконец, Амти затормозила, подняв ворох снега. Нужно было пройтись. Остатки газировки Амти вылила на снег, где на белом тут же расцвело малиновое пятно. По пути Амти жевала шоколадный батончик со сладкой карамелью внутри, и ей казалось, будто ничего вкуснее она в жизни не ела. Пальцы едва гнулись, а шоколадка по консистенции уже больше напоминала мороженое. Амти решила пройтись в поисках той школы, в которой произошло массовое самоубийство. В конце концов, может быть похититель девочек, похитит ее, и Амти не придется думать о том, стоит ли говорить главе Государства о том, что она беременна от него.

— Да, — сказала она самой себе. — Беги от ответственности в самое жуткое место, что есть поблизости.

Так она и сделала. Школа нашлась быстро. Унылое четырехэтажное серое здание с клеткой вокруг главного входа. Видимо, чтобы дети не убежали. Амти задумалась, как тогда выглядит коррекционная школа. Амти не спеша прошлась по территории, наблюдая за недолепленными на прогулке снеговиками, развешанными на заборе потерянными варежками и снежными ангелами.

— Тупые дети, — пробормотала Амти. — Бесите меня.

Впрочем, сама она себя примерно так и ощущала. Тупым ребенком. Она прошлась по дорожке туда и обратно, выбросила упаковку от шоколадки прямо на асфальт, но, устыдившись, подняла ее и отнесла в урну.

Крыло школьного бассейна, где сквозь толстое стекло можно было увидеть синеву хлорированной воды, не вызывало у Амти мистического трепета. Сколько воды утекло. Воды, ну да. Амти хихикнула и тут же осудила себя за это.

Она прогулялась обратно, зашла на огороженное футбольное поле. Амти прекрасно знала, зачем футбольное поле ограждают высокой рабицей — не далее, чем семь лет назад по ней попали мячом девочки, игравшие в футбол на поле, когда Амти всего лишь проходила мимо, спеша на дополнительные занятия по литературе.

Дверца, ведущая на футбольное поле с тихим скрипом открылась, и Амти зашла. По крайней мере на поле не было снега. Белесый свет фонаря освещал искусственный дерн, делая его еще более неестественным.

Амти чувствовала себя на сцене, свет фонаря был подобен свету софитов. Она расхаживала вперед и назад, представляя, что миллионы людей смотрят на нее. Мысленно она выступала на презентации собственной выставки, где рассказывала о своей нелегкой жизни, а люди с коктейлями и симпатичными бутербродами, наколотыми на зубочистки, сновали между хорошо одетыми гостями.

Все в воображении Амти было идеально: ее картины, ее одежда, вся ее жизнь. В воображении Амти она поступила в художественную академию, окончила ее с отличием и жила в большой и просторной квартире.

В воображении Амти, она не была Инкарни. Инкарни вообще не было. И Перфекти не было. Дети бога и богини, как глупо. Все были самыми обычными людьми. Можно даже без магии. Наверное, лучше даже без магии. Чудесный был бы мир.

Почти эротические фантазии Амти о вручении ей государственной премии прервал шорох. Она открыла глаза, обнаружив себя продрогшей в центре пустого футбольного поля во дворе школы.

Ослепляюще белый свет фонаря погружал в еще большую тьму все, что находилось за пределами поля. Шорох доносился от кустов, будто сухие ветки встрепал неожиданный порыв ветра. Однако никакого ветра не было. Амти прислушалась. Снова шорох, снова тишина. Среди деревьев и кустов что-то петляло, Амти услышала треск ломавшихся веток.

Амти не сразу поняла, что пугает ее в этом шуме, казалось бы, самом обычном. А когда поняла, то почти мгновенно задрожала и вовсе не от холода. Шорох, шелест, хруст ломавшихся веток были громкими, но недостаточно громкими, чтобы заглушить звук шагов по снегу. А вот его не было. Амти боялась выйти из круга света, а что-то расхаживало перед ней, за тонкой преградой сетки, будто дикий зверь.

Только в клетке была она.

— Что? — сказала Амти громко. — Решил меня забрать, да? Чудесно!

Она нащупала было в сумке пистолет, а потом вдруг отпустила его. Она крикнула:

— Давай! Вперед! Забирай меня! Мне плевать! Мне абсолютно плевать на тебя! Можешь сожрать меня! Можешь сделать из меня чучело! Может башку мне откусить! Да! Откуси мне нахрен башку! Без тебя проблем хватает, м…мудак! Да, мудак! Да пошел ты! Я тебя не боюсь! Вообще!

Амти выступила из круга света, оказавшись в разрастающейся темноте и тут же громко добавила: