Никто не интересовался причиной пожара. Где он начался, отчего? Какое кому до этого дело!

Мы с трудом выбирались из толпы. Под аркой чернеющих ворот пусто, а за ними — тихая, зеленая ночь.

Уже светало, когда мы проходили снова по обгоревшему кварталу. Уныло сидели возле своего домашнего скарба погорельцы. Перед домами, пощаженными пламенем, были насыпаны кучи песку. В них дымились воткнутые курительные свечи.

От обгорелых остатков жилищ прозрачным туманом среди брезжущего рассвета поднимался беловатый дымок…

Китай является родиной газет и вообще периодических изданий. Уже двенадцать веков назад, то-есть с VIII века нашей эры, в Китае выходила «Столичная правительственная газета». Эта газета может считаться предком всех ныне существующих периодических изданий. В настоящее время в Китае издается более 800 газет и журналов. Китайская газета в значительной степени отличается от обычного типа европейских газет— не столько своим внешним видом, сколько алфавитом.

Как известно, китайцы имеют свой особый алфавит: вместо букв, служащих в нашем и других алфавитах знаками звуков, китайцы применяют для письма иероглифы. Каждый иероглиф выражает собою какое-нибудь понятие, при чем одно и то же слово иногда выражает несколько совершенно различных понятий. Значение каждого слова зависит от его положения в данном предложении. Поэтому правила словорасположения в китайском языке очень строги. Нужно добавить, что всех иероглифов в китайском языке более десяти тысяч.

Легко понять, с какими затруднениями связано печатание книг и, особенно, газет на таком языке, где каждое новое слово требует особого знака.

Наборное отделение китайской типографии нисколько не похоже на наши наборные.

В то время как наш или европейский наборщик имеет дело всего с 30–40 буквами и 10 знаками препинания, китайскому наборщику приходится работать с десятью тысячами различных литер, из которых каждая выражает другое слово.

При этом надо заметить, что, в большинстве случаев, какой-нибудь незначительный шарик, крючок или точка, служат единственным отличием одного «знака» от другого, Так, например, «желтый» по-китайски значит «ноанд», слово же «ноанд», написанное несколько иначе, надо читать «царский», «высший», «священный».

Этот китайский арсенал печатных знаков расположен в шкафах, занимающих длинную галлерею, при чем все десять тысяч литер расположены не по алфавиту, но по выражаемым ими понятиям. Так, например, все названия животных находятся в одном месте, названия расстений — в другом и т. д.

Вместе со словами, которыми обозначаются животные и растения, помещаются также и слова, которыми обозначаются части животного. Так, например, возле литеры «корова» наборщику нужно искать литеру «рога», «вымя» и т. п.

Чтобы дать некоторое понятие о китайских иероглифах, приведем два-три примера: так, слово «человек» — по-китайски «жены» — изображается таким знаком: две черты, идущие вкось и суживающиеся кверху, как будто две ноги идущего человека. Две наискось поставленные и пересекающиеся черты будут означать уже «женщину», а изогнутая черта с небольшой пересекающейся горизонтальной черточкой — будет означать юношу или студента, согнувшегося над рабочим столом. Чтобы написать или напечатать слово «меланхолия» или «печаль», требуется два знака: один, изображающий «сердце», и другой, означающий «дверь», при чем слово «дверь» нужно ставить под знаком «сердце», если же мы поставим наоборот, то получится совсем другой смысл.

Не говоря уже о том, что от китайского наборщика требуется, таким образом, большое знание дела, его работа требует еще и очень утомительного физического труда: ему приходится бегать к различным шкафам бесконечной галлереи, подниматься вверх, нагибаться и отыскивать нужную литеру.

И все это надо успеть выполнить в одни сутки, чтобы можно было во-время выпустить номер ежедневной газеты.

Вследствие того, что огромное большинство китайского народа не может, конечно, выучить и запомнить все десять тысяч знаков китайской азбуки, после революции 1911 г. некоторые передовые китайские ученые реформировали китайскую письменность и оставили для газет и популярных книг только тысячи три знаков — наиболее употребительных и понятных народным массам.

В настоящее время китайский наборщик и оперирует, по большей части, с этими тремя тысячами знаков. Но и при таком количестве знаков работа китайского наборщика очень утомительна, а китайские газеты и журналы мало понятны большинству китайских крестьян и рабочих, у которых запас слов и понятий сравнительно ограничен. Конечно, это сильно тормозит общее развитие китайского народа.

Многие китайские революционеры задумываются сейчас над вопросом о китайском алфавите и его дальнейшем упрощении или даже замене китайских иероглифов простыми и немногочисленными буквами европейских народов.

ОЖИВШИЕ МУМИИ

Рассказ Макса Брод

Экскурсия студентов-датчан достигла дверей психиатрической клиники. Ее принял инспектор Ротткэй. Проведя студентов по узкому коридору, мимо вооруженных вениками и ведрами обитателей больницы в темных халатах, доходивших почти до пят, инспектор ввел экскурсантов в приемную. Здесь им пришлось ожидать, — пока инспектор разыскивал доцента.

Приемная представляла большую, со вкусом отделанную комнату, обставленную глубокими креслами. Вдоль стен, покрытых дубовой панелью, шли длинные ряды книжных полок. За открытым окном виднелась яркая зелень находившегося при клинике сада. Шестеро студентов-иностранцев, расположившись в низких, удобных креслах, с любопытством оглядывали обстановку клиники.

Через несколько минут в дверях показалась высокая худощавая фигура человека с мощным, прекрасно очерченным лбом и седой остроконечной бородкой.

— Профессор Ястроу, — проговорил он, слегка поклонившись.

Услышав это прославленное имя, студенты быстро поднялись с мест и почтительно вытянулись.

— Пожалуйста, сидите! — проронил профессор с усталой, слегка небрежной вежливостью. Он посмотрел кругом. — Коллега Геберлейн заставляет себя ждать…

Взгляд Ястроу был пристален, но в то же время далек и словно рассеян, что придавало странное обаяние его облику— начиная с неслышной легкости движений и кончая усталой хрупкостью негромкого голоса.

— Ну, обход мы все-таки начнем, когда придет мой коллега, — сказал он, вынимая из лежавшего на столе портсигара папиросу. — Расскажите мне пока, где вы побывали до сих пор? Что осмотрели?

Старший из курсантов, едва успевший сесть, поднялся снова.

— В Берлине, в Бреславле…

— Сидите, говорю вам, — прервал его Ястроу, усаживая гостя не лишенным повелительности жестом тонкой белой руки. Непринужденная любезность профессора рассеяла, наконец, северную чопорность и неповоротливый формализм его гостей.

— Затем мы осматривали знаменитый Геттингенский университет. Теперь хотим ознакомиться с вашей образцовой клиникой.

— Да ведь она ничем не отличается от других…

Студент Аксель Мунд из Копенгагена смутился и покраснел.