В походе и боях с 25 мая по 12 августа мы потеряли 6246 лошадей. Поэтому наши ремонтные комиссии усиленно занимались доставкой коней.

Комиссары и политические отделы дивизий использовали относительное затишье для широкого развертывания партийно-политической и культурно-просветительной работы. В частях проводились лекции и доклады, коллективные читки газет и беседы главным образом о внутреннем и международном положении Советской республики. Там, где позволяла обстановка, начали функционировать школы грамоты, кружки художественной самодеятельности и театры.

В связи с вступлением на территорию Галиции Реввоенсовет Юго-Западного фронта выступил с обращением к войскам. Разъясняя его, мы стремились, чтобы каждый боец понял интернациональную роль Красной Армии как заступницы угнетенных.

В 4-й кавалерийской дивизии состоялась красноармейская конференция, сыгравшая большую роль в подготовке всей армии к предстоящим боям. В принятой на ней резолюции говорилось: "Первая конференция 4-й дивизии, заслушав доклад о войне с белополяками и о стоящих перед нами задачах, подтверждает свою полную солидарность с политикой Советского правительства, выражающей революционную волю русских рабочих и крестьян по вопросу о войне с польской шляхтой. Мы, бойцы, громко заявляем на весь мир, что мы не ведем войны с нашими братьями польскими рабочими и крестьянами, что мы не покушаемся на их самостоятельность, на их землю. Мы идем освобождать польский народ от ига польских помещиков и генералов, которые, задушив в цепях рабства свои трудящиеся массы, хотели набросить петлю на русский и украинский народы. Мы глубоко сожалеем, что приходится проливать кровь польских солдат, которых насильно заставляет против нас воевать польская буржуазия"{65}.

Этот документ, разосланный потом во все части, явился важным фактором воспитания высокой политической сознательности и крепкого морального духа бойцов. Он обсуждался на красноармейских конференциях и других дивизий, а в соединениях, находившихся в соприкосновении с противником, где обстановка не позволяла проводить конференции, - на собраниях подразделений. Кроме того, командования дивизий издали приказы, призывавшие личный состав мужественно бороться с врагом, быть непоколебимо верными советскому народу.

Ну и, конечно, подъему боевого духа способствовало чествование отличившихся в боях. В торжественной обстановке вручались ордена Красного Знамени лучшим из лучших героям-конармейцам. Среди награжденных были командир эскадрона П. Н. Мазур, боец Федор Неглядов, командир полка Т. Т. Шапкин, комиссар бригады К. С. Свиридов, командир артиллерийского дивизиона Д. 3. Коломиец, боец Евграф Маринин, командир взвода Иван Бойченко и многие другие.

Два дня - 9 и 10 августа - в Вербе стояла непривычная тишина. Большинство работников полештарма выехали в дивизии. По моему указанию они уточняли численный и боевой состав частей, проверяли ход и качество ремонта вооружения и обозов - вообще подготовку к предстоящему наступлению. Армейские разведчики выехали на передний край, чтобы уточнить линию соприкосновения с неприятелем, попытаться выяснить группировку польских войск.

Я тоже использовал любую возможность, чтобы побывать в войсках. В одну из поездок наблюдал, как бойцы выведенных в резерв 4-й и 11-й дивизий "атаковали" поезд-баню. После купания они получали новое обмундирование и радовались словно дети. Поистине удивительно, как даже небольшой отдых преображал людей.

Десятого из Бердичева вернулся К. Е. Ворошилов с важными новостями. Он разговаривал по прямому проводу с А. И. Егоровым. Тот сообщил, что в ближайшее время предполагается Конную армию передать Западному фронту.

- О новой задаче ничего неизвестно? - поинтересовался я.

- Как же, спрашивал об этом. Александр Ильич заявил: пока Конармия подчинена Юго-Западному фронту, у нас остается прежняя задача. Он приказал быть готовыми в ближайшие дни наступать на Львов.

- Ну а что еще нового вы узнали?

- Понимаете, как нехорошо получается. Когда мы перейдем в Западный фронт, то подчиняться будем ему, а на снабжении останемся в Юго-Западном. Спрашиваю: "Почему так?" Егоров отвечает: "Главком распорядился".

- Да, это действительно неудачно. Причем я уже имею горький опыт. Когда, помню, Конный корпус на артиллерийском снабжении находился в одной армии, на денежном - в другой, а на продовольственном и фуражном - в третьей, то фактически нигде мы ничего не получали. Зато каждый считал себя вправе командовать нами.

- Это плохо, - согласился Климент Ефремович. - Я хотел переговорить с главкомом, но связаться с Москвой не удалось.

- А что, если мы обратимся к Каменеву с просьбой взять армию в свое подчинение? Тогда и снабжаться будем непосредственно из центра.

- Правильно, - подхватил Ворошилов. - Кстати, напомним ему, что он сам выразил согласие с такой постановкой вопроса, когда принимал нас в Москве.

Не откладывая в долгий ящик, мы тут же отправили в Москву телеграмму...

В тот день бойцами 6-й кавдивизии в плен был взят ординарец одного польского командира. У него обнаружили приказ по 1-й дивизии легионеров от 8 августа. А в приказе излагалась задача 3-й польской армии на отход к линии Радехов - Соколь - Грабовец - Красностав - Любартов - Коцк. При этом 1-й кавалерийской дивизии предлагалось отойти в Радехов, сохранив тесную связь с 6-й армией и на левом фланге с 1-й дивизией легионеров. Ставились задачи на отход и другим неприятельским дивизиям, действовавшим против нашей 12-й армии.

Командующий 3-й польской армией требовал от подчиненных четкой организации отхода, указывал, что двигаться следует сжатыми колоннами, чтобы иметь возможность на новом рубеже вести подвижный бой.

По содержанию захваченного приказа можно было объяснить поведение противника в последние два дня. 3-я армия начинала отход на реку Западный Буг под прикрытием сильных арьергардов, стремясь создать единый фронт с 6-й армией.

Такой внезапный отвод войск наводил на размышление. Не иначе, польское командование затеяло перегруппировку сил. На это указывала, в частности, и переброска железной дорогой 18-й пехотной дивизии из района Бродов.

Мы сразу же передали польский приказ в штаб фронта.

13. Впереди львов

1

Весь день 11 августа мы с К. Е. Ворошиловым провели в полках 4-й и 11-й дивизий. Старенький "фиат", оставляя за собой широкий шлейф дыма и пыли, надрывно урча и громыхая, нес нас от бригады к бригаде. Хороший солнечный день, бодрый и жизнерадостный вид бойцов создавали у нас отличное настроение.

На улице села, где разместился штаб Ф. М. Литунова, мы увидели большую толпу конармейцев и жителей. Сквозь шумный гомон и смех пробивались звуки гармоники. Мы подошли, и круг расступился, пропуская нас к белокурому щеголеватому гармонисту.

- Как дела, друзья? - спросил Ворошилов.

- Хорошо. Все в порядке, - послышалось со всех сторон.

- Лошадей перековали, шашки наточили и обмундировку получили, - словно стих, продекламировал чернявый остроносый боец с живыми искрящимися карими глазами.

- Да и тут не пусто, коль с девчатами танцевать потянуло, - под одобрительный смех провел рукой по животу краснощекий здоровяк в новой гимнастерке и красных шароварах.

- А почему музыка умолкла? Давай-ка, товарищ, нашего! - кивнул я гармонисту.

Боец развел мехи, и в воздухе разлилась звонкая и задорная мелодия "Донского казачка". Ну как тут было удержаться, когда ноги сами шли в пляс. Отстегнув маузер, поправив фуражку, я пошел в пляске вспоминать свою удалую юность.

- Шире круг! - крикнул кто-то, и около меня мигом очутился тот самый бойкий остроносый и кареглазый боец. Он мячом подскочил на пружинистых ногах и начал выписывать такие вензеля, что век проживешь, того не увидишь. Туго бы мне пришлось, да подоспела подмога. Один за другим в круг скользнули еще два конармейца и при бурной поддержке товарищей повели "наступление" на кареглазого. Я воспользовался этим - и в сторону.