Помимо семейного положения, сближающего Даниила со знаменитым родоначальником всех северо-восточных князей Всеволодом Большое Гнездо и создателем Псалтири библейским царем Давидом, на его богоизбранность указывало и то, что владения его никогда не подвергались нападению врагов: «Всегда десница Господня бяше защищая его и во вся дни живота его ничим же ни от кого же неврежена бысть держава его» (26, 296).

Мирный характер Даниила проявился и в том, что он «без крамолы» получил «великий град Переяславль».

Мысль о миротворческом характере исторической миссии московских князей принадлежала к самым ранним идеям московской державы. Эту идею применительно к сыну Даниила Ивану Калите содержат летописи, сохранившие древнейшие пласты московского летописания.

Другая яркая черта образа Даниила в «Степенной книге» – благочестие. Он не только правил своим княжеством «богоугодно», но и построил в Москве Даниловский монастырь, главный храм которого освятил во имя преподобного Даниила Столпника – своего небесного покровителя. Игумен этого монастыря был возведен в почетный сан архимандрита. Здесь же, в Даниловском монастыре, первый московский князь принял монашеский постриг незадолго до кончины. Согласно его завещанию его похоронили не внутри храма, где обычно погребали князей, а на общем монастырском кладбище, «идеже и прочую братию погребаху» (26, 298).

Первого московского князя постигло горькое и незаслуженное забвение. Со временем запустела основанная им обитель. Заросла травой и сама могила Даниила на братском кладбище. Погруженные в собственные заботы потомки редко вспоминали своего смиренного предка...

Однако Бог не забыл своего угодника. На могиле Даниила происходили чудеса. Здесь получил исцеление тяжелобольной сын коломенского купца. В другой раз тут был жестоко наказан дерзкий придворный Василия III князь Иван Шуйский, осмелившийся, садясь на коня, встать ногой на надгробный камень Даниила. Его конь взвился на дыбы и пал мертвым на землю, едва не убив при этом и своего седока. Перепуганный Шуйский тут же покаялся и велел служить панихиду по князю Даниилу. Однажды Даниил сам встал из могилы и явился некоему юноше, придворному Ивана III. Он велел передать беззаботно охотившемуся в этих местах государю свой упрек: «Се убо сам всяческий себе утешаеши, мене же почто забвению предал еси?» (26, 299).

Но, несмотря на все чудеса, беспечные потомки Даниила не спешили осознать свою вину перед ним. Лишь молодой царь Иван IV, воспитанный митрополитом Макарием в духе благочестия и уважения ко всякой родной старине, приказал восстановить Даниловский монастырь и выстроить здесь каменную церковь. Он взял за правило каждый год вместе с митрополитом и духовенством приходить на могилу Даниила и совершать здесь заупокойную службу.

Биография первого московского князя послужила канвой не только для сохраненных «Степенной книгой» монастырских преданий, но и для романтических легенд о коварстве и любви. Живая народная фантазия свободно ткала здесь свой причудливый узор шелковой нитью вымысла. В «Повести о зачале Москвы», возникшей в XVII столетии, благоразумный отец Ивана Калиты предстает в ореоле шекспировских страстей. Неверная жена Даниила княгиня Улита, сговорившись со своими любовниками, сыновьями московского боярина Степана Кучки, готовит убийство мужа. Чудом вырвавшись из рук убийц, Даниил скрывается в лесной хижине, поставленной над чьей-то безымянной могилой. Здесь он проводит ночь, а наутро убийцы по совету Улиты пускают по следу любимого княжеского пса. Поспешив вслед за собакой, они находят Даниила «и скоро князю смерть дают лютую, мечами и копьями прободоша ребра ему и голову отсекоша, и опять в тот струбец (хижину. – Н. Б.) покрыли тело его» (74, 33). Но зло никогда не остается безнаказанным. Брат князя Даниила великий князь Владимирский Андрей идет войной на убийц, побеждает их и подвергает мучительной казни. После этого он берет к себе во дворец на воспитание малолетнего сына Даниила, княжича Ивана. Андрей любит Москву за ее живописность и подолгу живет здесь. Ради этого он даже снимает с себя великокняжескую корону и передает ее сыну Георгию. Со временем, став великим князем Владимирским, Иван Данилович отплатил добром за добро семейству своего дяди: он взял под свою опеку внука Андрея, княжича Дмитрия Юрьевича, отец которого рано умер...

Некоторые подлинные факты (убийство великого князя Владимирского Андрея Боголюбского в 1174 году его придворными, воспитание первого московского князя Даниила в доме великого князя Владимирского Ярослава Ярославича и др.) в «Повести» смешаны и перетасованы самым невероятным образом. Однако в этой наивной игре воображения угадывается одна настойчивая и нешуточная мысль: у истоков Москвы – измена, кровь, борьба между добром и злом. Таков был взгляд людей, живших в XVII веке и знавших трехвековой исторический путь «третьего Рима».

Легенды и предания о Данииле обычно отвергаются историками. Но в одном, несомненно, нельзя отказать первому московскому князю, отцу Ивана Калиты. Это был человек большого здравого смысла. Он правильно понял суть происходивших в Северо-Восточной Руси глубоких перемен. И когда ветер удачи наполнил паруса его ладьи, когда люди – главное богатство опустошенной страны! – стали переселяться в его владения, Даниил сделал все, чтобы не «спугнуть» переселенцев. Миролюбивый и непритязательный, сговорчивый и добродушный, он умел ладить и с татарами и с соседями-князьями. При этом Даниил был совсем не так прост, как могло казаться на первый взгляд. Он крепко знал свой личный интерес и при случае мог свалить противника внезапным, тщательно взвешенным ударом. Сородичи побаивались его и старались не задевать понапрасну. В итоге он обеспечил своей земле мир – и она наполнилась жизнью и движением.

Почти незаметный для летописца в толпе других князей, Даниил и не стремился к славе. Он работал на будущее. И Господь воздал ему за его мудрость и терпение. Первый московский князь получил такое множество подданных – крестьян, ремесленников, воинов, – которое позволило его сыновьям разом выступить в первый ряд тогдашних русских князей.

Князь Даниил Московский умер, как и жил, – скромно. И день выбрал – словно подгадал. Шел Великий пост, время скорби и покаяния, когда все православные предавались размышлениям о своих грехах, о неизбежной смерти и Страшном суде. Уже отзвучал в церквах горестный Великий канон преподобного Андрея Критского, прошла первая, Федоровская седмица поста, а за ней и вторая. Наступила третья седмица, именуемая в народе «Безымянной». Во вторник Даниила не стало. Летопись сообщает: «В лето 6812 (от Рождества Христова – 1304-е, однако в действительности 1303-е) месяца марта в 5, в великое говение („говение“ – пост, от слова „говеть“, то есть поститься. – Н. Б.), на безымянной неделе во вторник, преставился князь Данило Александрович» (25, 85).

В этот день по богослужебному уставу не положено было совершать литургии. Читали только некоторые тексты из Священного Писания да жития святых. 5 марта церковью чествовался один из самых неприметных святых – мученик Конон Градарь, а попросту – Огородник.

Неуловимый как тень, Даниил остался таким и после смерти. Он бесследно растворился во времени, не оставив даже последнего следа – тяжелого могильного камня, возле которого любят постоять в задумчивости торопливые потомки. Согласно «Степенной книге» его похоронили в Данило-вом монастыре, а по другим источникам – в Архангельском соборе московского Кремля. Именно так утверждает, например, Симеоновская летопись, хорошо сохранившая летописную традицию ранней Москвы. «Преставился князь Данило Александрович ... и положен бысть в церкви святого Михаила на Москве, в своей отчине» (25, 85).

На похоронах Даниила присутствовали его младшие сыновья – Александр, Борис, Иван и Афанасий. (Старший, Юрий, был в это время в Переяславле.) В старинных родословных росписях указаны еще два сына Даниила – Семен и Андрей (139, 637). Однако летописи о них ничего не знают.