Я опустил глаза вниз и увидел босые ступни Маши — она, оказывается, успела скинуть свои смешные тапочки. Это зрелище снова меня взволновало, но я держал себя в руках. Осторожно двинул ногой вперед, и ножка Маши, словно спасаясь от нападения, скользнула прочь. Одновременно она потянула меня за собой, и я чуть не упал.

— Не так уж плохо, — подбодрила меня Маша. — Только это не я тебя должна тянуть, а ты меня толкать. Это называется «вести». В танце девушка полностью тебе подчиняется. Если, конечно, это не танго. Теперь другой ногой.

Мы топтались по полу, наверное, около часа. За это время я привык к необычным движениям и даже добился некоторого автоматизма. Но под конец я так устал, что начал спотыкаться на ровном месте. Неутомимая Маша легко и непринужденно скользила в танце, негромко задавая ритм: «Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три».

В какой-то момент я все же потерял равновесие и начал падать прямо на свою партнершу. Мы умудрились удержаться на ногах, но когда опасность миновала, я обнаружил, что обнимаю Машу и крепко прижимаю ее к себе. А что больше всего меня поразило — она не делала попыток освободиться. Сквозь халат я чувствовал жар ее тела, разгоряченного танцем.

— Прости, — сказал я, отстраняясь.

— Да ничего…

Ее голос был слегка хриплым, будто от волнения. Посмотрев на нее, я увидел порозовевшие щеки и взгляд, направленный в сторону. Наверное, в такой ситуации кто-то один должен знать, что делать. Мы не знали. И я решился взорвать разом все воздушные замки.

— Извини меня, — прошептал я.

— Да брось ты, это ерунда! — Улыбка у Маши вышла невеселой.

— Я не об этом. Я обманул тебя. Дело в том, что на бал я пригласил Жанну. А она сказала, что пойдет, только если я буду уметь танцевать. Потому я тебя и попросил. Я не думал, что так… Ну, что вот так получится… Я так не могу. Прости.

Я не смотрел на нее во время этой спотыкающейся речи. Договорив, я повернулся и пошел к выходу. Маша молчала. Ах, если бы началось землетрясение или война… Но воскресный день был тихим, солнечным и умиротворенным.

Уже зашнуровывая ботинки, я услышал легкие шаги. Маша вошла в прихожую, снова надев свои тапочки, и оперлась о стену, глядя на меня. Я не мог встретить ее взгляд.

— Во вторник после уроков?

Мне показалось, что я ослышался.

— Что?

— Я говорю, во вторник после уроков придешь? Есть время? Когда ты с Жанной геометрией занимаешься?

— В понедельник…

Лицо Маши было непроницаемым. Тот контакт, что был между нами все эти годы, куда-то исчез.

— Ну тогда во вторник приходи.

— Зачем?

— Что значит, «зачем»? Учиться танцевать. Ты же за этим сюда пришел.

Хотелось по-детски зареветь и убежать. Я чувствовал себя полнейшим ничтожеством.

— Маша, я не пойду на бал, — сказал я. — Скажу, что я заболел, или еще что-то придумаю…

— Не слишком ли большая жертва? — Ее взгляд чуть-чуть потеплел. — Ведь ты по ней с первого класса сохнешь. А тут — такой шанс. Может, единственный в жизни. И ты вот так просто отступишь? Почему?

— Потому что это подло по отношению к тебе.

— Дима, не надо так поступать. Да, конечно, мне неприятно было это узнать. Но если ты не пойдешь на бал из-за меня, то мне будет еще неприятнее. Я, может, и не самая умная брюнетка в мире, но понимаю, что обидеть меня ты не хотел. Так получилось. Бывает. Я научу тебя танцевать, как и обещала. А ты пойдешь на бал с Жанной, как и обещал.

— А ты?

— А я могу пойти с кем-нибудь еще. Или одна. В конце концов, какая разница, с кем под ручку ты зайдешь туда? Это просто бал, а не ЗАГС.

Я стоял молча и смотрел на нее, как нищий, вымаливая улыбку или еще хоть что-то, что доказало бы, что между нами не все кончено, что есть еще эта тоненькая связующая нить. Маша улыбнулась.

— Иди, — сказала она. — Не волнуйся за меня. Я в порядке.

Понедельник выдался мрачным во всех отношениях. Небо хмурилось тяжелыми тучами, в расписании громоздилась сплошная физика с математикой, Рыба не упускал случая влепить мне подзатыльник, проходя мимо, а Маша словно не замечала моего существования.

На большой перемене ко мне подошла Жанна. Она вгляделась мне в лицо и нахмурилась.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего, — я отвернулся.

— Когда?

Я поморщился, но ответил:

— В пятницу.

— Когда от меня домой пошел?

Я кивнул. Жанна продолжала вглядываться мне в лицо.

— Тот, о ком я думаю? — спросила она.

Ответить я не успел. В класс зашел Рыба, и Жанна тут же отошла от меня. Она в мгновение ока очутилась рядом с Рыбиным и перегородила ему дорогу.

— Ты чего? — удивился тот.

Жанна молчала и Рыба начал нервничать.

— Чего ты на меня смотришь? — буркнул он и попробовал обогнуть Жанну, но она сделала шаг в ту же сторону.

В класс зашел Петя. Рыба, заметив его, крикнул:

— Э, староста! Уйми свою девчонку.

Петя отреагировал мгновенно: подскочил к Жанне, взял ее за руку и потащил прочь, что-то негромко говоря. Рыба протиснулся мимо и занял свое место. Я, растерянный, смотрел на то, как Петя с Жанной о чем-то переговариваются. До меня не долетело ни слова из их диалога, а потом прозвенел звонок, и они разошлись.

Последним уроком значилась химия, и мы все, до смерти уставшие, с радостью, свойственной только школьникам, восприняли весть о том, что учительница заболела. Радость немедленно омрачил Петя, заявивший, что ему поручена организация осеннего бала, и сейчас у нас по этому поводу будет классный час.

Мы заняли пустующий кабинет. Петя с блокнотом сел за учительский стол и окинул собравшихся важным взглядом.

— Короче, так, — начал он. — Во-первых, по одежде. Пацаны — в костюмах, девки — в платьях.

— Что это за «девки»? — возмутилась Ирина Ульина.

— Ну «девочки», какая разница, — отмахнулся Петя. — Бал будет в субботу тридцатого сентября. Репетировать начнем через неделю. Короче, нужно минимум пять пар для первого танца, потом по фигу. Это будет конкурс с параллельным классом. Кто лучше станцует — там какие-то призы будут. Надо отнестись со всей ответственностью. Короче, давайте пары выбирать.

Поднялся шум. Девчонки со смехом тыкали пальцами в парней, а те, отчаянно мотая головами, всеми силами пытались выразить презрение к самой идее каких-то там танцев и тем более пар. Рыба орал, что надо просто диджея с ДК позвать и на фиг все эти конкурсы. В общем, гвалт стоял невообразимый.

Наконец, Пете удалось установить подобие порядка. Он стал писать на доске имена тех, кто должен пойти. Сначала — парней. Антонов Петр возглавлял список, следом шли Семен Волохин, Илья Киров, Сергей Маклаков и Антон Дрокин. Потом стали распределять девочек. С Антоном проблем возникло больше всего — никто не желал стать парой для человека с такой фамилией. Надо отдать Антону должное — он сидел с высоко поднятой головой и умело делал вид, что задумался о чем-то постороннем и, очевидно, великом.

Себя Петя оставил напоследок. Наблюдая за его действиями, я понял, что Петя решил упрочить свой авторитет, высмеяв всех, кого можно. Сделав вид, что отчаялся спарить Антона с кем-либо (можно подумать, он не знал, что так получится!), Петя посмотрел мне прямо в глаза и громко заявил:

— Дима! А может, ты?

Не дожидаясь ответа, он стер Дрокина с доски и написал: «Семенов Дмитрий». Даже по его спине я чувствовал, как он ждет смеха. И класс его не подвел. Сперва заржал Рыба: «Да, Димыч — первый Казанова на селе!», потом его смех подхватили все остальные.

Улыбающийся Петя повернулся к классу, дождался, пока смех утихнет, и спросил:

— Ну, Дима? С кем пойдешь?

Класс замер. Они готовились встретить любую мою фразу очередным взрывом хохота. Я встал, ощущая гулкие удары в висках, не зная, покраснел я или побледнел, и сказал:

— Жанна Львова.

Это был прыжок в неизвестность. Жанна не смотрела на меня, она сидела впереди, на соседнем ряду. Я видел лишь ее затылок, ее взбалмошную прическу и руки, лежащие на парте. Сейчас она может засмеяться вместе со всеми и сказать: «Да ни за что на свете!»