– Увидимся за ланчем.

Кейн уже было вышел, но вдруг задержался на пороге:

– Если ты поедешь сегодня кататься верхом, держись подальше от восточного пастбища. Там заметили одичавшего жеребца с целым гаремом кобыл, это было на прошлой неделе, дикий табун пасся довольно спокойно. Но такое норовистое животное непременно увяжется за твоей молодой кобылой, а это опасно.

Шторм заверила брата, что и близко не подойдет к лугам, облюбованным диким жеребцом. Когда дверь за Кейном затворилась, она начала прибирать со стола. С улицы слышались приближающиеся голоса Марии и ее племянника, юноши, помогавшего по хозяйству на ранчо. Шторм поспешила отнести посуду в мойку и вытерла стол. Этим утром у Марии было болтливое настроение, и Шторм надеялась улизнуть от нее.

Придерживая юбки – подняв их чуть ли не до колен – Шторм быстро поднялась по лестнице наверх в свою комнату, легкими прыжками перепрыгивая через ступеньку. Оказавшись в спальной комнате, она вынула из комода чистое нижнее белье и, открыв обе створки гардероба, начала рыться в нем. Там висела ее одежда, которую она не надевала эти четыре года, одежда, которую она носила, когда ей было восемнадцать лет.

Шторм вынула из гардероба юбку для верховой езды из темно-синей саржи и белую блузку. Надев это на себя, она уселась в кресло-качалку и натянула свои довольно поношенные сапожки.

Затем она расчесала волнистые, подрезанные до плеч волосы и надела на голову черную широкополую шляпу. Выйдя из комнаты, Шторм аккуратно прикрыла за собой дверь. На лестничной площадке она помедлила, прислушиваясь к доносившимся снизу звукам. Мария все еще о чем-то говорила со своим племянником, стоя во дворе у крыльца. Должно быть, она давала юноше задание на день. «Прекрасно», – подумала Шторм и, легко сбежав по лестнице, выскользнула через дверь черного хода.

Около конюшни не было ни души, и Шторм сердечно поприветствовала свою маленькую лошадку, по которой так ужасно соскучилась. Хорошо ухоженная низкорослая кобыла радостно заржала в ответ и ткнулась влажной теплой мордой в плечо своей хозяйки.

– Я тоже соскучилась по тебе, – произнесла Шторм, целуя лошадь в переносицу между широко расставленными карими глазами.

Она отыскала свое седло – это седло подарили ей родители в день, когда Шторм исполнилось шестнадцать лет, – оно висело, как обычно, на стене. Пробежав ладонью по хорошо выделанной коже и ощутив ее мягкость и податливость, Шторм улыбнулась, представив, как старый Джеб втирал в него жир, постоянно ухаживая за кожей седла на случай, если Шторм неожиданно вернется домой и захочет проехаться верхом.

Быстрыми ловкими движениями Шторм очень скоро оседлала Бьюти. Затем она вывела лошадь из конюшни, чтобы подняться в седло. Кобыла шла пританцовывая от радости, что ее вывели на прогулку. Шторм поставила левую ногу в стремя и поднялась на спину лошади. Усевшись поудобнее в седле, она тронула каблуками бока своей любимицы, и лошадка взяла с места в карьер.

Когда они стрелой неслись мимо дома, направляясь на дорогу, идущую вдоль реки, Шторм поймала на лету взгляд Марии, все еще стоявшей во дворе. Уперев руки в широкие бока и сильно нахмурив лоб, Мария рассерженно смотрела ей вслед. Но Шторм только состроила смешную рожицу в ответ на ее гневный взгляд. Она-то знала, что ждет ее по возвращении домой, и решила не переживать по этому поводу заранее. Вот когда вернется, тогда и получит все сполна от экономки, которая наверняка знала, куда направилась Шторм, и которая именно поэтому так осуждала ее.

Когда копыта изящной Бьюти коснулись прибрежной дороги, у Шторм возникло такое чувство, будто она никогда не покидала родное ранчо, будто не было последних четырех лет. Шторм казалось, что только вчера она скакала здесь в тени ив, растущих по обочинам наезженной дороги. Иногда она скакала здесь в одиночестве, время от времени в сопровождении Кейна или Уэйда, но чаще всего вместе с Бекки.

«Неужели Бекки так сильно переменилась?» – спрашивала сама себя Шторм. Мария говорила, что она уже не та, какой была прежде. А что если им даже не о чем будет поговорить при встрече? Возможно, у них не осталось больше общих интересов? При встрече может возникнуть непреодолимое чувство неловкости – ведь разлука длилась так долго, и за это время произошло очень многое.

Шторм Рёмер и Бекки Хэдлер знали друг друга чуть ли не с младенчества, поскольку жили тогда в непосредственной близости друг от друга на соседних ранчо. Рёмеры и Хэдлеры дружили семьями и поэтому очень часто ездили в гости друг к другу. Обе девочки делились секретами и своими мечтами о будущем. Бекки, всегда любившая животных, мечтала стать ветеринаром, а Шторм, всегда любившая детей, собиралась стать учительницей, если когда-нибудь в Ларами будет построена школа. Их самих, как и всех остальных детей фермеров, учили писать, читать и считать их матери.

Беззаботные дни миновали, и девочки стали юными девушками. И теперь, когда они купались в реке Платт или во время прогулок верхом, речь у них всегда заходила о мальчиках. Обе они пользовались успехом у противоположного пола. Но если темноволосая Бекки позволяла своим ухажерам некоторые вольности, то кавалеры Шторм были счастливы, если им удавалось получить от нее мимолетный поцелуй с пожеланием спокойной ночи. Для Шторм не стояла проблема выбора. Она очень давно раз и навсегда выбрала себе мужчину, который стал для нее всем.

Жизнь была благосклонна к обеим девочкам, пока им не исполнилось по шестнадцать лет. До сих пор слезы начинают душить Шторм, когда она вспоминает те события, которые перевернули жизнь ее и Бекки.

Однажды, шесть лет назад, жарким летним днем обе супружеские пары сели в лодку и отправились рыбачить на реку Платт. Внезапно разразилась страшная гроза, сверкала молния, оглушительно гремели раскаты грома. Прежде чем мужчины сумели причалить к: берегу, молния попала прямо в лодку и убила электрическим разрядом всех четырех ее пассажиров.

Дрожь пробегала по всему телу Шторм, когда она вспоминала похороны. Закрытые гробы опустили в одну широкую могилу, вырытую на невысоком холме, расположенном между двумя ранчо. Они с Бекки судорожно вцепились в Кейна, когда тяжелые комья земли упали на заколоченные крышки гробов – могилы засыпали друзья погибших. Девочки плакали до изнеможения, пока Кейн, сам еле державшийся на ногах от горя, не увел их домой.

А затем, казалось, весь мир ополчился против Бекки. Мать и отец, от которых Бекки унаследовала беспечный и даже несколько бесшабашный нрав, оставили ее без копейки денег и без крыши над головой.

Оказывается, их ранчо было заложено в банке Ларами под большой процент и банк требовал незамедлительной выплаты взноса, иначе ранчо грозили продать с молотка.

Шторм чувствовала себя почему-то виновной в том, что у Бекки не было ничего за душой, а она сама в это время продолжала жить в свободном от долгов ранчо, со старшим братом, который присматривал за ней и проявлял о ней всяческую заботу.

Через неделю, когда банк опечатал ранчо Хэдлеров, обе девушки впали в состояние глубокой депрессии. Поскольку никто больше ни из друзей, ни из родственников не вызвался взять к себе в дом Бекки, она переехала к Шторм и Кейну, что само по себе было вполне естественно. Но тут вмешалась церковь, заявив, что юной девушке неприлично жить в доме, где хозяином является молодой холостяк.

Бекки поселили в семью, живущую на государственных землях в двадцати милях от Ларами. Девочки были в отчаянии, расставаясь, как им казалось, навечно. Сначала они переписывались, и Кейн даже возил несколько раз Шторм в гости к Бекки.

Но эти посещения были безрадостными. Сердце Шторм разрывалось от горя, когда она видела свою подругу, живущую в четырехкомнатной лачуге в многодетной семье, где, кроме нее, было еще шесть детей. Бекки выглядела такой жалкой и несчастной, что Шторм проплакала всю дорогу назад.

После этого Бекки несколько раз переходила из семьи в семью – из одного дома в другой. Бедняжка прекратила отвечать на письма Шторм, и постепенно они полностью потеряли связь друг с другом.