Все молчали.

— Ну, — сказал доктор Фелл, снова сунув платок в карман, — давайте осмысливать факты. Сэм Девилья, упокой его душу, явился в Шесть Ясеней, никого здесь не зная. Кажется, — тут доктор Фелл несколько заколебался, — у него не было никаких связей с кем-либо из жителей деревни. Согласны, Хэдли?

— Согласен, насколько можно судить по имеющимся у нас на данный момент сведениям.

— Ох, ах. Очень хорошо. Теперь неизбежно придется признать, как мы и посчитали нынче утром, что воспроизведение воображаемого преступления — шприц, синильная кислота, запертая со всех сторон комната — было специально рассчитано на обвинение Лесли Грант, на то, чтобы ее считали убийцей. Иначе тут нет смысла.

— Но послушайте! — начал Хэдли.

— В ином случае, — вежливо, но твердо спросил доктор Фелл, — какой вы тут видите смысл?

Хэдли позвенел в кармане монетами и не ответил.

— Следовательно, — продолжал доктор Фелл, щурясь на Лесли, — перед нами встает вопрос. Кто вас ненавидит так сильно, что желает видеть обвиненной в убийстве? Или взглянем на дело шире: кто выиграл бы, если б вы оказались в крайне затруднительном положении?

Лесли беспомощно смотрела на него.

— Никто, — ответила она. — Кроме… но это, разумеется, невозможно!

Доктор Фелл хранил невозмутимость.

— Данное заключение, — продолжал он, — вытекает из имеющихся у нас фактов. Естественное следствие данного заключения…

— Есть даже естественное следствие? — перебил Хэдли.

— О да. Ясное как день. — Доктор Фелл пристально взглянул на Дика: — Кстати, мой мальчик. Когда мы были в коттедже, я в суете запамятовал предупредить вас о полной секретности. После того как вы утром расстались со мной и пошли повидаться с мисс Грант, я так понял, вам встретилась по дороге мисс Синтия Дрю?

— Да.

— И вы… хр-рмп… просветили ее? Рассказали, что мисс Грант больше не подозревается в трех убийствах?

— Нет. Она ведь не призналась, что ей известно об этих подозрениях. Поэтому я, естественно, ничего не сказал.

— А еще кому-нибудь говорили?

— Нет. Я больше никого не видел.

— А как насчет вашего друга доктора Миддлсуорта? Он мог разгласить, что мисс Грант никакая не отравительница?

— Хью Миддлсуорт, — заявил Дик, — самый молчаливый человек на свете. А об этом тем более будет молчать. Можно голову прозакладывать, что не скажет.

Доктор Фелл на минуту задумался.

— В таком случае, — продолжал он, — тот, кто до сих пор придает большое значение этой байке, считает, будто кое-чего добился. Убил Сэма Девилью, обставил дело так, чтобы подозрение пало на Лесли Грант, и теперь радостно потирает руки. Если исключить неправдоподобное предположение, что убийца — наш друг лорд Эш.

— Боже милостивый! — вскричал лорд Эш. В полном ошеломлении он уронил на стол жемчужное ожерелье, которое любовно рассматривал. Во взгляде его серых глаз под темными бровями, резко чернеющими на фоне серо-стальных волос, застыл ужас. Рот открылся.

— Вот, сэр, — буркнул суперинтендент Хэдли, — типичный пример странноватого чувства юмора, характерного для доктора Фелла.

— Ох. Шутка. Понятно. Однако…

— Если исключить такое неправдоподобное предположение, — продолжал доктор Фелл, — повторяю, истинный убийца по-прежнему придает этой байке значение. Ну, давайте! Поработайте своей весьма способной головой, Хэдли! Какое естественное следствие проистекает из этого для преступника? Что сделает настоящий преступник, поставив перед нами загадку?

— Ну?

— Проклятье! — прогремел доктор Фелл, стуча по полу наконечником палки. — Теперь он просто обязан снабдить нас разгадкой! — Он, хрипя, переводил взгляд с одного на другого. — Тело Сэма Девильи, — подчеркнул доктор Фелл, — обнаружено в комнате, наглухо запертой изнутри. Хорошо. В убийстве должны обвинить Лесли Грант. Но как она его совершила? Вспомните, те выдуманные преступления считаются нераскрытыми, полиция якобы осталась в недоумении. Очень хорошо, но на сей раз полиция не должна оставаться в недоумении. Чтобы обвинить мисс Грант, мы должны узнать, как было совершено преступление, иначе по-прежнему не посмеем ничего ей предъявить. Весь план убийцы, направленный против нее, рухнет, если не прояснится история с запертой комнатой. Теперь понимаете?

— Значит, вы думаете… — нерешительно пробормотал Дик Маркем.

— Думаю, — объявил доктор Фелл, — мы получим какое-то сообщение.

Хэдли подозрительно нахмурился.

— Стойте! — спохватился суперинтендент. — Вы поэтому меня недавно просили… — И осекся под предупреждающим взглядом доктора Фелла, приказавшим ему замолчать.

Дику Маркему взгляд показался откровенно предупреждающим, приказным, и у него возникло неприятное ощущение какой-то подспудной войны умов.

— Я имею в виду, — пояснил доктор Фелл, — что мы получим… должны получить сообщение от имени некоего «друга» или «доброжелателя», которое намекнет, пусть без точных подробностей, каким образом совершено преступление в запертой комнате. Считается, что прежде полиция заходила в тупик. Нельзя рисковать, чтобы она снова оказалась беспомощной.

— Как же преступник передаст сообщение? — спросил Дик.

— Почему бы не по телефону?

После паузы, во время которой доктор Фелл вновь обращался к призрачному парламенту, он бросил насупленный взгляд на Дика.

— Вам нынче рано утром звонили по телефону, — сказал он, — и меня очень это интересует. Местный полисмен коротко повторил ваш рассказ. Но мне хотелось бы поподробнее вас расспросить, потому что… Архонты афинские! Ух-ух-ух!

Совиное уханье, прозвучавшее из уст ученого с мировым именем, заставило лорда Эша бросить на него озабоченный взгляд.

Лесли прикусила губу.

— Я ничего не понимаю! — выпалила она. — И не верю, потому что все это еще хуже прежнего. Неужели вы хотите сказать… как вы можете говорить, что кто-нибудь на свете способен на такое единственно для того, чтоб меня обвинить?

— Трудно поверить, не правда ли? — молвил доктор Фелл рассеянно. — Действительно, трудно поверить.

— Тогда объясните, пожалуйста, к чему вы клоните?

— Вот именно! — в отчаянии рявкнул Хэдли. — И мне тоже хотелось бы знать.

— Должен признать, — заметил лорд Эш, — что подобные вещи несколько выше моего разумения. — Он взглянул на часы у себя на руке и с надеждой добавил: — Все, конечно, останутся к ленчу?

Лесли вскочила:

— Спасибо, нет. Учитывая мое новое положение в обществе как дочери Лили-Бриллиант…

— Моя милая девочка, — мягко сказал лорд Эш, — что за глупости. — Положив сверкающие украшения на кусок темного бархата, он свернул его и протянул ей. — Возьмите.

— Не возьму! — шарахнулась Лесли, как бы собираясь топнуть ногой. На глаза ее снова навернулись слезы. — Не хочу даже видеть! Они ведь ваши, правда? По крайней мере семья ваша всегда так считала. Ну и получите, все берите, пожалуйста, и, ради всего святого, дайте мне хоть немного покоя.

— Дорогая мисс Грант, — сказал лорд Эш, настойчиво потряхивая перед ней свертком, — давайте не будем здесь спорить, кто получит, а кто не получит столь ценные вещи. Поймите, вы слишком сильно меня искушаете. И если не возражаете, я покажу их жене после ленча…

— По-вашему, я когда-нибудь снова смогу показаться на глаза леди Эш?

— Честно говоря, — отвечал супруг упомянутой леди, — я в этом уверен.

— Или еще кому-нибудь в деревне, если на то пошло? Я рада, что все кончено. Я свободна, могу вздохнуть с облегчением, снова стать человеком. Но как смотреть людям в глаза…

Дик подошел и взял ее за руку.

— Пойдем со мной, — сказал он, — погуляем перед ленчем в Голландском саду.

— Прекрасная мысль, — одобрил лорд Эш. Он выдвинул ящик стола, положил туда бархатный сверток со всем содержимым. Потом, как бы вспомнив, выбрал ключик из многочисленной связки и запер ящик. — После обсудим нелегкий вопрос о… гм… личной собственности. Тем временем деревенский воздух пойдет вам на пользу, вы, возможно, избавитесь от нездоровых мыслей.