И. Крутов
Итак, Юра Славин не был трусом. Но после четырех месяцев, проведенных под Грозным, стал им. И как ему теперь казалось — навсегда.
Все началось после того, как их воинскую часть — а Юра служил в стройбате —
в первый же день, во время разгрузки, накрыли бомбовым ковром свои же самолеты. И было не понятно — то ли действительно не видят летчики, куда сбрасывают смертоносный груз, толи, наоборот, видят, но ничего с собой поделать не могут — как объяснил потом Юре Славину его командир, старший лейтенант, худой как жердь, с дергающиеся правой щекой:
— Это так называемый синдром «охотника»…
— Объясните, товарищ старший лейтенант(Юра, как и остальные в их строительной команде, называл командира с едва уловимой ноткой фамильярности).
— Синдром «охотника» проявляется только на войне, — с удовольствием объяснял старший лейтенант — было видно, что ему нравится чувствовать себя выше солдат, — и главная его отличительная особенность в том, что со временем ты так привыкаешь убивать, что тебе постоянно мерещится «дичь»…
— Что?
— Ну, это же просто! Ты летаешь как, скажем, коршун, — и выискиваешь добычу. Понятно?
— Ну…
— Гну! Скажи — понятно?
— Понятно!
— Итак, ты летаешь, ищешь добычу… Вдруг — раз! Увидел. И бьешь ее… Причем уже не смотришь, кто и что под тобой: свои, чужие, мирные или еще кто.
— Чего-то не верится!
— Вот как накроют тебя еще пару раз наши «сушки»2, так сразу поверишь, Славин, — со значением в голосе пообещал старший лейтенант.
И действительно — как в воду глядел!
Не прошло и четырех дней, как строительная команда, в которой был Юра Славин, вновь угодила под бомбы своих же ребят. А потом был артобстрел из «градов». И ночной переполох, когда танковая колонна, перепутав направление, напоролась на их палатки и землянки (обошлось, слава Богу, без жертв, но орали друг на друга танкисты и стройбатовцы от души)… Словом, не прошло и четырех месяцев, как солдат действительной службы Славин Юрий Григорьевич был уже не боец, а так — тряпка. Трус. Сплошной комок нервов, постоя но боявшийся, что вот-вот в него стрельнут, ранят, покалечат, изуродуют. И, в конце концов, — убьют.
Ведь, убьют…
УБЬЮТ!
Его, Юрку Славина. ЕГО!!!
Нет, не думать об этом. Не думать. Не думать. Не…
Прошло время, Чечня кончилась, Юра демобилизовался, вернулся в родную Москву, но…страх остался. Липкий, навязчивый. Как мельчайшая металлическая пудра, он въелся, казалось, в кожу. И остался там. Навсегда.
Теперь Славин боялся. Всего…
Он стоял на автобусной остановке, недалеко от метро, дожидаясь знакомую девушку. В руках у Юры был букет гвоздик — воображение не подсказало ничего более интересного, и он решил пойти «проторенным путем»: обычные красные гвоздики — дешево и сердито.
И тут вдруг показались ОНИ…
Выйдя на небольшую площадь — да какая там площадь, так, «пятачок» с несколькими ларьками, остановкой и розовой буквой «М», указывающей на наличие метро, — Карнаухов, Приступа и Суслик пьяно огляделись.
И сразу увидели…
Она имела вид невысокого худощавого парня лет двадцати трех. Парень держал в руках букет гвоздик, время от времени похлопывая им по бедру на манер воображаемой плетки…
Карнаухов взглянул на приятелей:
— Ну? Сойдет, братва?
«Братва» придирчиво осмотрела будущую жертву.
— А курточка у него ничего, клевая, — вынес приговор Приступа.
На «лимон» потянет, — согласился и Суслик. — Двинули, мужики?..
Карнаухов повелительно кивнул:
— Айда!..
Увидев, что к нему направляются пьяные подростки, Юра ощутил некоторое беспокойство: что им нужно, зачем они приближаются именно ко мне, какие у них цели…
С трудом удерживая предательскую дрожь в коленках, он вдруг отчетливо почувствовал, что вот-вот произойдет что-то непоправимое. Что-то ужасное. Страшное. Наверное, именно это чувствует будущая жертва, когда к ней подбирается опасность. И ее никак нельзя остановить Нечем.
Подростки встали в двух шагах от Юры. Осмотрели его, как вещь на рынке. И мысленно оценили. Цена была невысока. И Славин понял это. Ему стало еще страшнее.
— Иди сюда! — грубо подозвал Юру Карнаухов.
— Я не курю, — ответил тот первое, что пришло в голову. Это было ошибкой: он сразу же выдал — и самим ответом, и голосом, — что боится их.
И. Крутов
Подростки поняли это. Переглянулись весело. «Жертва» в одно мгновение превратилась в «побежденную жертву»…
— Ты что, не понял?! — рявкнул Карнаухов. — Ко мне!
Еще можно было убежать (в армии Славин неплохо бегал), но страх… Проклятый страх! Он не оставил даже возможности сопротивляться. Даже если это элементарное бегство.
Проклиная себя за малодушие, Юра все же сделал шаг вперед. Улыбнулся криво:
— Вы что, мужики? У меня, правда, ничего нет…
— А нам ничего особенного от тебя и не надо! — ухмыльнулся Суслик.
Его приятели кивнули.
— Что же тогда?.. — Юра не понимал, что происходит, в голове мелькнула мысль, что все еще обойдется.
— А ничего! Просто шли, смотрим вроде как знакомый. Дай, думаем, поздороваемся.
И с этими словами Суслик протянул руку.
Юра с опаской взглянул на ладонь: она была пустой, но чувство опасности не исчезло. Все же решившись (отступать-то было некуда!), Славин осторожно переложил гвоздики в другую руку, незаметно вытер вспотевшую ладонь о джинсы и поздоровался.
Рука у Суслика была цепкой.
— Здорово! — весело сказал он. — А ты боялся!..
Следующим поздоровался Приступа. Молча поглядел в глаза бывшего солдата. Прищурился нехорошо.
Последним протянул свою «лопату»
Карнаухов. Сжал с силой. Заметив, что Юра поморщился, неожиданно рванул его тяжестью всего тела вниз. Не удержавшись, бывший солдат пригнулся.
И тотчас Приступа рубящим ударом по шее «отключил» его.
Юра рухнул на асфальт.
Приятели спокойно огляделись. Все произошло довольно быстро, не напоминая собой обычной драки. К тому же время было уже позднее, на остановке торчало несколько запоздалых прохожих: увидев, что трое подошли к одному, а затем кто-то (кто их сейчас разберет, шпану эту!) упал, благоразумные люди сочли за благо просто не обратить на случившееся внимания. Ты никого не трогаешь, и тебя никто не тронет…
— Сними с него куртку, — приказал Карнаухов шустрому Суслику, — а то испачкает…
Суслик выполнил приказ главаря.
Юра, приходя в себя, застонал:
— Мужики, вы чего?..
Это неожиданно рассердило Приступу.
И. Крутов
— Вот ведь падла! — зло сказал он. — Еще голос подает!.. — Он с силой пнул лежавшего Славина, целясь в голову, но тот успел в самый последний момент увернуться. — Верткий, сука!
Приступа сделал еще один выпад. И вновь не попал.
Юра сделал попытку вскочить, но его ловкой подсечкой сбил Суслик:
— Теперь моя очередь, пацаны!
И.он несколько раз ударил ногой Юру. Суслик оказался «метче» приятеля: почти все его пинки достигли цели. Юра закричал от ужаса и боли, но тут удар тяжелым каблуком пришелся ему по носу, и он едва не захлебнулся хлынувшей кровью…
Карнаухов, некоторое время наблюдая за действиями своих подручных, наконец решил тоже вмешаться:
— А ну-ка!..
Отодвинув приятелей, он стал медленно и рассчетливо пинать лежавшего. Бить изо всех сил, сладострастно хекая:
— Эх!.. Их!.. Эх!!.
Звуки рассекаемой плоти были страшны и отвратительны.
Эти жуткие удары то «отключали» избиваемого, тот наоборот, приводили в чувство. Юре показалось, что он попал под гигантские молоты. И эти страшные механизмы не знали жалости…
Наконец Карнаухов устал.
— Хорош с него! — сказал он сам себе.
Огляделся с вызовом: притихшие на остановке люди делали вид, что ничего не замечают.
— Обыщи его, — велел главарь Приступе.