— Кто же не знает! — улыбнулась Рита. — Все-таки не в лесу живем, телевизор иногда смотрим. Нашу криминальную хронику или, к примеру, их блядскую «Санта-Барбару».

— Разве можно сравнивать?

— Только их и нужно сравнивать! — убежденно сказала девочка. — Это ведь одно и то же. Звериный оскал капитализма. Ры-ы-ы-ы! — показала она, оттянув щеки руками. — Похоже?

— Да как сказать…

— Прямо! — отрезала Рита. — Всегда надо говорить прямо.

— Мне кажется, «Санта-Барбара» как-то поприличнее…

— Эх, дяденька! — махнула рукой Рита. — Неужели ты, такой большой и взрослый, не понимаешь… Что там тебе мозги «мылят», что здесь… Эх! — еще раз повторила она.

Хлынов покачал головой. До него вес еще не доходило. Хотя, честно говоря, чего он завелся?! Ну, нравится ей так думать — да и Бог с ней! Ему-то какое дело. Пусть, думает что хочет. Главное — оставить за собой последнее слово. Или хотя бы попробовать оставить…

— Я вижу, ты злая.

— Ты, дяденька, еще злых не видел.

— Куда уж нам!

— Это точно…

Помолчали. Не получается как-то с «последним словом». Да и черт с ним!

Хлынов усмехнулся. Почти дружелюбно.

— Ну что, — весело поинтересовался он, — так и будем пикироваться и обсуждать проблемы миллионеров или займемся чем-нибудь более интересным?

— Трахаться, что ли? — Голос Риты прозвучал равнодушно.

— Почему обязательно трахаться? Можно выпить. Или другое…

Он быстро посмотрел ей прямо в глаза. Попытался изобразить улыбку. Но Рита не обратила на этот взгляд особого внимания. Она устала. Ей было уже все равно. Или почти все равно.

Девочка пожала плечами.

Вспышка ярости, возникшая после упоминания о миллионерах, уже прошла. В последнее время она стала замечать, что раздражается по пустякам. Наверное — нервы. Или то, что от них осталось. Последнее — точнее…

— А что есть выпить?

— Что хочешь… — Хлынов направился к холодильнику, который стоял у него в комнате, а не на кухне, открыл, показал рукой. — Смотри, водка, коньяк, сухое…

Ломкой походкой Рита приблизилась. Провела пальцем по ярким этикеткам. Пить ей не хотелось. И спросила она просто так, чтобы оттянуть время.

Эх, Крышу бы сюда, вдруг подумала она. Та бы сразу схватила быка за рога.

Вернее, мужика за рог. И в постель. Кстати, а где у него постель? Квартирка какая-то убогая. Раздолбанная кушетка, коробки, торшер. Этому торшеру лет сто, не меньше! Откуда он его откопал? Что-то не похоже, чтобы в этой квартирке жили…

Тем временем Хлынов достал из холодильника бутылки — одну, вторую; подумал немного, вынул третью.

— Где же у нас закуска? — вслух подумал он, обшаривая нутро древнего «Полюса».

Закуской в холодильнике и не пахло. А пахло совсем другими ароматами, которые назвать ароматами язык как-то не поворачивался. Словом, амбре. И натюрморт. Из страшного литрового баллона с остатками подсолнечного масла, куска колбасы и полудохлого лимона, на желтом боку которого кто-то пытался вырезать букву «X». В самом низу, в отделении для овощей, доживала свой недолгий век сморщенная головка лука. И все.

Хлынов ^осмелился заглянуть в морозильную камеру, но лучше бы он этого не делал. Сморщенное крыло российского бройлера могло вызвать только жалость. Это в лучшем случае. В худшем — тошноту…

Он поспешил захлопнуть дверцу. Оглянувшись через плечо, увидел, что Рита устало присела на кушетку. Улыбнулся криво.

— Это не твоя квартира, дяденька? — поинтересовалась девочка, не отвечая на улыбку.

— Почему не моя?

— Видно же…Как то не стыкуется все это. Джинсы «Клайн», машина с прибамбасами, шузы от «Версаче». Угадала? От «Версаче»?..

— Да, — удивленно подтвердил Хлынов.

— Так вот… Шузы и торшер этот… — она кивнула в сторону светильника, который действительно выделялся своей убогостью даже на фоне всего остального, — как-то не монтируются.

— Что? — не понял Хлынов.

— Не монтируются, — повторила Рита. — У меня есть один знакомый рекламщик, который всегда так говорит. Он, например, водку с пивом не мешает — не монтируется. Понятно, дяденька?

— Я тоже водку с пивом не мешаю…

— Ты не обижайся, это я так, к слову.

— Ну как можно на тебя обижаться! — преувеличенно бодро воскликнул Хлынов. — Ты у мамы дурочка, кажется, так?

— А ты злопамятный, дяденька…

— Шучу!.. Ну что, выпьем? — Он быстро разлил коньяк в кофейные чашечки, другой посуды у него не было. — Не бойся, пей. Смонтируется!

Рита кивнула. Опрокинула содержимое в рот. Легко проглотила, даже не поморщившись. Хлынов — вот отличие от девочки — крякнул смачно, передернул плечами и резко выдохнул. Словом, совершил все те необходимые телодвижения, когда человек

(мужчина, естественно!) получает истинное удовольствие от выпитого.

— Хорошо!

— Давай еще, — попросила Рита.

— Давай!

Они выпили по второй.

— Наливай! — Рита зарумянилась, ей стало хорошо.

— Ты не гони, — попытался остановить ее Хлынов, удивленный тем, что девчонка пьет наравне со взрослым.

— У нас так принято, — охотно объяснила Рита. — Первые две надо выпивать быстро, не закусывая, а главное — не задумываясь. Зато потом уже можно спокойно оторваться.

— Где это — у вас? — поинтересовался Хлынов, наливая по третьей.

— Ну как это «где»? — засмеялась девочка. — У ребенка в этой жизни всего две школы — семья и улица. Вот там и научили…

— Понятно. Поехали!.. Стоп! — неожиданно остановил самого себя Хлынов. — За что пьем?

— Чтобы стоял и деньги были, — не задумываясь сказала Рита.

«Уговорив» половину бутылки, они слегка опьянели, причем Хлынова неожиданно бросило в дрожь. Он попытался сдержать себя, но это ему никак не удавалось. По телу прошли волны, он несколько раз резко выдохнул, потер с силой руки…

— Закури, — посоветовала девочка, — и меня угости.

Он угостил. Несколько раз быстро затянулся, но дрожь не проходила. Наконец, догадавшись, он поманил Риту к себе:

— Сядь сюда…

Рита спокойно уселась на его коленях, поерзала немного, устраиваясь поудобнее. Попросила:

— Расскажи что-нибудь.

— Что?

— А что хочешь! Соври что-нибудь для начала, а там пойдет…

— Например? — Хлынов осторожно обнял ее, рука быстро скользнула по ноге девочки — пройдя по бедру, до коленки и обратно. Он впервые за весь вечер (вернее, ночь) прикоснулся к ней, словно до этого боялся. Рита не вздрогнула от прикосновения, вела себя просто и естественно, как будто сидеть на коленях у Хлынова было для нее обычным делом.

— Всякую глупость. Ну, не знаю… Про жену-уродину, про детей-бездельников, про тещу-сучку, ну я не знаю, ври все подряд!

— Зачем врать, я тебе правду расскажу. Живу один, и всего того, что ты здесь только что перечислила, у меня нет… И не было никогда, — добавил он после некоторой паузы.

— Так уж и нет?

— Нет.

— Врешь!

— Нет.

— Врешь! Врешь! Врешь! — обрадованно закричала Рита.

— Тихо, соседей разбудишь!

— Пошли они в задницу! — еще громче завопила Рита. — Я всех соседей… — И она, не стесняясь, выразилась, как бы «имела» всех соседей. — Ведь врешь, дяденька. Скажи, что врешь…

— Вру, — покорно соврал Хлынов.

— То-то! — воскликнула Рита. — Молодец! Дай, я тебя за это поцелую! — Она прижалась к нему горячими губами. — Да ты весь дрожишь, как мальчик!.. Послушай, дяденька, а ты случайно не девственник?

— Девственник, девственник… — Хлынов уклонился от второго поцелуя, он знал, что может размякнуть, и тогда все, ради чего это затевалось, пойдет по-другому — скомканно, короче и противнее. А ему хотелось иного. Того, что уже было с ним два раза. ЭТОГО…

— А здорово я угадала, что ты врешь?

— Здорово…

— Я сразу поняла, что ты здесь не живешь, — продолжала развивать свою мысль девочка, не обращая внимания, как вспыхнули после этих слов глаза Хлынова (откуда эта маленькая дрянь знает?!). — Наверное, уходишь от жены, говоришь ей, что дела или коммерция, а сам приводишь сюда баб и развлекаешься? Угадала?..