К пяти пятнадцати я прочитал первую страницу газеты. В Каренте стояла засуха. Работая на Джастина, я немало сделал, околачиваясь на ступеньках крылец и не теряя при этом терпения. Весь фокус в том, чтобы читать в газете каждое слово и шевелить при этом губами. Таким образом вы затягиваете процесс чтения, а прохожие приходят к мысли, что вы слишком глупы, чтобы обращать на вас внимание.

В пять двадцать, словно желтый шершень, протарахтел по мусору мотоцикл. И до того сюда подъезжало немало мотоциклов, но желтых среди них — раз-два и обчелся. Наездник был затянут в кожу, на его голове белел шлем.

Я все время прикрывал лицо газетой. Мотоциклист завел свою машину в крытый асбестом гараж и зашагал к дому, ввинчивая в гравий свои подкованные ботинки, стягивая на ходу шлем и отбрасывая назад прядь своих темных волос. У него был прямой нос. Он насвистывал, вытянув губы трубочкой. Те самые губы, что, наверное, любила целовать Фрэнки.

Я встал, сложил газету и сунул ее в задний карман брюк. Сердце учащенно билось. Я шагнул вперед и сказал:

— Салют!

Я совсем выпустил из виду его реакцию: Жан-Клод взглянул на меня и пустился наутек, круша бетон и гравий своими подкованными ботинками. Он побежал в здание.

Я бросился за ним.

Жан-Клод метнулся в вестибюль, где стояли, разговаривая, пять-шесть человек. В дальней части вестибюля располагались лифты с серыми металлическими дверями. Все они были закрыты. Жан-Клод миновал лифты, с разбегу влетел в какую-то дверь и пропал из виду. Обитателям Сент-Эгрив, по-видимому, было не впервой наблюдать подобные сцены. Они лишь автоматически отпрянули в разные стороны, когда я пробегал мимо.

За дверью находилась лестница. Ботинки цокали по ней пролетом выше. Прижимаясь к стене, я тихо крался по ступенькам. Цоканье ботинок наверху прекратилось. Я тоже остановился. Мгновение я слышал лишь стук собственного сердца. Что-то мелькнуло в узком пролете и сочно шмякнулось на перила: его плевок. Гнев снова овладел мной. Я стал красться, шаг за шагом. Наверху по-прежнему было тихо. «Продолжай в том же духе, ублюдок», — подумал я.

Жан-Клод кашлянул. Звук отразился от бетонных стен. Затем раздался гогот — звук, свойственный гиббону. — Ты там, тесть! — вопил он. И снова побежал.

Лестничный колодец звенел от перестука его подков. Пролетом выше скрипнула пружинная дверь. Ботинки уже не цокали. Я буквально взлетел по двум последним пролетам и успел рвануть дверь прежде, чем она захлопнулась. Я увидел длинный цементный коридор со множеством дверей.

Кровь стучала у меня в висках. «Спокойно, — сказал я себе. — Ты знаешь, где он живет. Непринужденно пройдись вдоль коридора и выясни номер квартиры». «Квартиры, в которую он приводил Фрэнки», — мысль эта пронзила меня.

Я сунул руки в карманы и, ступая тихо, как мышка, медленно двинулся вдоль коридора. «Узнай номер и позвони в полицию. Пусть им займутся соответствующие власти. Этот подонок стащил документы — собственность Тибо Леду. Благодарствуйте, господин офицер». Внутренний голос истошно вопил: ты трус! Я приказал ему заткнуться. У меня и так дел по горло. Об этом могла бы позаботиться полиция.

Номер квартиры был пятьсот семь. В двери торчал глазок. «Отлично, — подумал я. — Попался!» Я уже разворачивался, чтобы отправиться восвояси.

Тут дверь распахнулась вовнутрь. Оттуда, будто пушечные ядра, вылетели двое. Один из них — Жан-Клод. Я не успел рассмотреть второго, так как его голова оказалась у меня под носом. Я отклонился и схлопотал удар головой по скуле. В висках зазвенело. Кто-то ударил меня под ложечку, я скорчился от боли. Кто-то втащил меня в комнату. На пути оказался низкий столик, через который я с грохотом перелетел, разломав его. Дверь захлопнулась. Ребра мои вздымались: я жадно ловил ртом воздух.

Они приближались ко мне по белому кафельному полу с двух сторон, так, что я не имел возможности одновременно сосредоточиться на них обоих. Я приподнялся и встал на колени. Моя рука сомкнулась на ножке черного металлического, с деревянными перекладинками столика. Я швырнул его в того, кто пытался приблизиться ко мне. Он был шатеном и носил стрижку «ежик». Конец вращающейся ножки зацепил его лоб. Он упал на спину и ударился о дверь, кровь заструилась по его глазам глянцевитой красной завесой. «Получил?» — удовлетворенно подумал я.

Но было недосуг упиваться собой, потому что Жан-Клод, зайдя со стороны, нанес мне удар в бедро.

Я откатился от стола. Возникло такое ощущение, будто на ноге сделали зарубку тупым топором. Обпитый сталью носок ботинка Жан-Клода сверкнул серебром, нацеливаясь в мою голову. Я увернулся, схватил Жан-Клода за лодыжку и рванул ее вверх. Он упал. Я приподнялся, пытаясь ударом припечатать его ногу, но мне не удалось сделать это должным образом и он отполз. Позади маленького буфет: располагалась кухня. Жан-Клод уполз в нее. Я хотел последовать за ним, но моя нога все еще не действовала, к тому же приходилось не спускать глаз с его дружка, который ощупывал лицо, пытаясь сориентироваться за завесой крови.

В соседней комнате кто-то напевал отрывки из опер, в шахте подвывал лифт. Жизнь в Сент-Эгрив текла своим чередом, если не считать пятьсот седьмой квартиры, где Жан-Клод и его дружок убивали ирландца.

Я вскочил на ноги. На кухне билась вдребезги посуда. Жан-Клод обогнул буфет. В правой руке он держал острозаточенный длинный кухонный нож для потрошения и усмехался своей скверной неврастеничной ухмылкой. Я ощутил слабость и холодок в желудке.

— Я сделаю это не спеша, — сказал Жан-Клод по-английски. — Фрэнки предпочитает потрошить медленно. Я обойдусь с папашей в той же манере.

Холодок в желудке исчез. Напротив, теперь возникло ощущение, будто кто-то развел там костер. Рядом со мной оказался диван. Я схватил диванную подушку и швырнул в Жан-Клода. Он стоял и ухмылялся на это. Я уже мог нормально дышать, и нога, по которой он нанес удар, наконец-то обрела свой вес. Я швырнул еще одну подушку и ухватился за шторы. Выставив вперед нож и, словно краб, волоча ноги, Жан-Клод направился ко мне. Я с силой рванул шторы — они упали вместе с карнизом. Я швырнул их в Жан-Клода.

Это были дешевые нейлоновые занавески с рисунком из оранжевых цветов. Они накрыли его с головой. Жан-Клод угрожающе рявкнул и, полосуя ткань ножом, подался в сторону. Теперь за его спиной было окно: зеркальное стекло от пола до потолка. За окном находился балкон. А за ним простирались к синему пространству моря дома и башни Ла-Рошели. Я ухватился за кожаную куртку Жан-Клода, сжал запястье его руки и швырнул его в оконный проем.

Стекло обрушилось со страшным грохотом. Жан-Клод перелетел через раму, выронил нож и с такой силой врезался в балконные перила, что здание содрогнулось. Ноги его повисли в воздухе. Нож упал вниз, во двор. Я сиганул через дыру в окне и схватил Жан-Клода за воротник его кожаной куртки. Он висел на перилах, перегнувшись через них. Я оттягивал Жан-Клода наружу за воротник до тех пор, пока центр его тяжести не миновал точку опоры.

Во дворе гуляло уже больше детей, они играли в футбол. Стук упавшего ножа привлек их внимание. Лица детей изменились, когда они взглянули наверх: что, если он упадет?

— Где документы? — спросил я.

— Какие документы?

Он мог видеть под собой семьдесят футов, которые вели в никуда. Внизу, в желтом гравии, сверкали осколки битого стекла.

Я резко дернул его за воротник. Жан-Клод еще дальше съехал с перил, упираясь теперь в них бедрами.

— Те, что ты стащил в квартире Фрэнки. Говори, не то я разожму руки.

Жан-Клод быстро принял решение.

— В ящике для мусора.

Я подтащил его обратно на пару дюймов: но не настолько, чтобы он почувствовал себя в безопасности.

— Кто приказал тебе украсть их?

— Артур.

— Кто он, этот Артур?

Ответа не последовало. Я снова его немного оттолкнул. Жан-Клод качнулся над пропастью.

— Кто такой Артур?